В один из дней второго десятилетия моего временного проживания в Ираке я задалась вопросом: а есть ли у меня возможность внести хотя бы малый полезный вклад в копилку знаний об этой стране? Я пользуюсь преимуществом женщины, поскольку мои соотечественники в Ираке большей частью сотрудники учреждений, занятые дипломатической или коммерческой деятельностью, и, следовательно, ограниченные во времени, а часто и условиями для посвящения себя работе, не связанной с политикой, бизнесом, историей или наукой. Более того, мужчины изолированы от семейной жизни значительной части иракского общества. Я же, женщина, могу входить туда, куда им вход запрещен, поэтому свободна в изучении страны с позиции, которая им недоступна.
Я обратилась к моим записям иракских обычаев, занятий, ремесел, предрассудков, магии и многого другого, обнаружив среди них несколько записанных мной на слух историй. Это напомнило мне о том, что точно так же, как земля Ирака хранит множество еще не тронутого археологического материала, народ этой страны, которая вплоть до мировой войны почти не подвергалась западному влиянию, хранит в памяти до сих пор не записанные устные сказания, берущие начало в древности. Ирак называется колыбелью человечества. Если это так, то следует надеяться, что удастся обнаружить следы некоторых таких сказаний, которые забавляли человечество в колыбели. Следует надеяться на обнаружение следов колыбельных песен, которые утешали человечество, и страшилок, которые его пугали.
Фольклористика – самая молодая из всех наук. Это и наиболее скромная наука, поскольку она служит полезным подспорьем своим старшим сестрам: истории, антропологии, мифологии и родственным им наукам. Вдумчивый анализ фольклора дает весьма ценные фрагменты информации, которые пополняют наши знания о человеческом обществе, его обычаях, верованиях и скитаниях.
Однажды я увидела в магазине близ Британского музея нитку янтаря, каждая бусинка которой заключала в себе мушку. Точно также в сказаниях и легендах Ирака опытный читатель обнаружит среди всякого вздора и фантазий забальзамированные крупицы мифологии, религиозных знаний, преданий и племенных обычаев, значительно более древних, чем та фабула, в которую они облечены. В самом факте того, что такие-то сказания обнаруживаются в разных странах, может таиться информация относительно переселений народов, их войнах, о торговых путях и т. д.
Устные сказания Ирака пришли из многих разнообразных источников. Ведь Ирак, расположенный между Ближним и Дальним Востоком, был одним из перекрестков мировых торговых путей и полем многочисленных сражений.
Волна за волной переселения, завоевания и поселения захлестывали регион. Шумеры, халдеи, касситы, ассирийцы, персы, арабы и турки. Каждый народ, в свою очередь, вносил что-нибудь из его религиозных верований, обычаев, сказаний и традиций в устное народное творчество страны. Торговые караваны в медленном передвижении от побережья Средиземного моря или городов Китая и Индии, еврейские пленники, негритянские поселенцы, рабы, путешественники и бродячие цыгане, должно быть, что-то добавляли в иракский фольклор и распространяли его. Особо следует отметить использование ввозимых рабов, поскольку частью обязанностей раба было развлечение его владельца сказками и песнями. Наконец, в эпоху ислама здесь наблюдаются ежегодные караваны паломников, проходящие в разных направлениях, поселения паломников в священных городах, таких как Кербела и Неджеф.
Неудивительно поэтому, что природа устных сказаний и фольклора Ирака смешанного свойства. Многое из того, что в них заключено, уже знакомо тем, кто изучают фольклор, в переводах с персидского, армянского и турецкого языков, не говоря уже о более широко известных сказках братьев Гримм. В примечаниях я обращаю внимание на некоторые из таких параллелей. Редко, когда предание переносится от одного народа к другому целиком. В действительности скорее отдельные эпизоды преданий извлекаются из одного и того же источника. Связи между Персией, Арменией, Сирией, Турцией и Ираком поддерживались постоянно, и было бы удивительно, если бы не образовался общий массив легенд. Полезно заметить, однако, как гений каждого народа преобразует один и тот же материал устного творчества.
Сосредоточившись на конкретном направлении исследования, я обнаружила, насколько восхитительны поиски такого рода. Они не только познакомили меня со многими интересными и привлекательными личностями, но дали повод побродить по стране, ощутить чарующее гостеприимство племенных шейхов и других людей.
Искусство сказителей, уходящее на Востоке в седую старину, в Ираке переживает упадок. Им владеют лишь в немногих городах. Еще двадцать лет назад профессия сказителя приносила выгоду и считалась достижением. Мужчины-сказители посещали кофейни и рынки, им хорошо платили или дарили подарки за декламацию. Женщин-сказительниц хорошо принимали в гаремах. Теперь в городах сказителей заменили кино и граммофон, и, хотя в большинстве семей найдется старый раб, приживала или родственник, который рассказывает сказки в семейном кругу, даже их становится все меньше. Большая часть фольклора, передававшегося из поколения в поколение, постепенно забывается. Когда к кино и граммофону добавится радио, этот процесс забвения ускорится, поскольку иракцы весьма восприимчивы к такого рода западным изобретениям. В недалеком будущем те же самые кочевники пустыни будут слушать концерты и пропагандистские политические передачи какой-нибудь радиостанции с Ближнего или Среднего Востока.
Все предания, собранные в этой книге, имеют хождение и сегодня. Многим из них недостает законченности и выдумки, у многих явно отсутствует значительная часть текста, но я старалась скрупулезно воспроизвести, насколько это возможно, дух и манеру декламации сказаний. Я стремилась повсюду воздерживаться от чересчур свободного перевода и следовать арабскому языку как можно ближе. Некоторые истории переведены буквально, но не все, поскольку стенографистка-любительница могла записывать их лишь тогда, когда они проговаривались рассказчиками медленно, с остановками после каждого предложения. Эти рассказчики представляли собой людей самого разнообразного звания и происхождения: министра правительства, школьных учителей, мусульманок и христианок, их служанок и рабынь, кочевников мужчин и женщин. Все они владели искусством сказителей не в равной степени. Лучшей из встреченных мною сказительниц и сказителей была христианка из Багдада, хотя мусульманка одного племени, очаровательная женщина с артистическим талантом, подошла к мастерству упомянутой христианки очень близко. Христианка, неграмотная, одноглазая женщина в возрасте между 50 и 60 годами, оторвалась от своей среды в тот момент, когда села на полу на корточках и стала рассказывать свои предания. Она была хорошей актрисой, пользовалась жестами и изменением тембра голоса, чтобы подкрепить свою выразительную и живую речь. По ее словам, она унаследовала свои истории от бабушки, которая любила их рассказывать. Сказала, что смогла запомнить буквально лишь те истории, которые слышала в раннем детстве. Среди других историй, услышанных мной из ее уст, была хорошо знакомая, классическая сказка из «1000 и одной ночи» под названием «Рассказ о Хасане из Басры». Ограниченный объем книги не позволил мне включить в нее версию рассказа женщины, но интересно определить, насколько близко устная традиция соответствует письменному тексту. Я старательно воздерживалась от чтения оригинальной истории, пока не записала ее устный рассказ.
Я собирала эти сказания в Багдаде, Мосуле и в пустыне к северу от Мосула, но, к сожалению, не в Басре и не на юге страны. Надеюсь в будущем у меня будет возможность собрать фольклор и в Южном Ираке. Господин Джон Ван Эсс, чей «Разговорный язык Месопотамии» является образцовой работой и который знает Ирак и иракцев лучше, чем любой европеец или американец, говорил мне, что юг богат фольклором и что там колдовская практика среди черных рабов заслуживает внимательного изучения.
Теперь о форме сказаний. В начале декламации обычно произносятся стишки примерно такого содержания (у мусульман):
На это аудитория отвечает хором:
Тысяча молитв
И мир тебе, о Пророк Аллаха;
Причем, и мусульмане, и христиане пользуются формулой:
Было это, не было,
Мы уповаем на Аллаха.[2]
Обычно рефрены и стишки произносятся в начале и ходе повествования, в конце же его используется другой вид повтора, примерно такой:
Мы были с вами и возвращаемся назад,
И тамбурин гремит, а невеста в печали.
Или:
Эта история – полуправда,
И если бы я был рядом с нашим домом,
То принес бы вам тарелку бобов и тарелку изюма.
Такие рефрены появляются время от времени в соответствующих местах.
Содержание сказаний, как я уже говорила, различается. Кажется, проще всего классифицировать сказания по группам. Это – «колыбельные» сказки и «колыбельные» повторы. Это – сказки о животных, сказки вроде «Семейных сказок» братьев Гримм. Это – сказки типа «1000 и одной ночи», а также короткие рассказы о сверхъестественных существах, переданные людьми, которые верят в их существование. Подобные сказания можно сгруппировать согласно источникам их возможного происхождения. Однако я посчитала свои попытки подвести сказания под разные категории неудовлетворительными и поэтому оставила их в полном беспорядке, просто приводя некоторые сведения о рассказчике каждой сказки в конце книги. Там также встретятся такие примечания, которые в действительности проясняют не текст, а скорее содержание историй, там встречаются также ссылки на несколько сборников персидских, армянских и турецких сказок, которые включают параллельные сюжеты.
Практически каждая помещенная здесь сказка хорошо известна фольклористам по сказкам определенного рода, таким, например, как сказки, в которых джинны, или сказочные персонажи, превращаются по своему желанию в птиц. Типажи, знакомые нам по историям с лебедями-девицами. Когда встречаешь подобные типажи в Ираке, поневоле вспоминаешь людей-птиц на древних цилиндрических печатях и изображения людей с птичьим оперением, которые находят время от времени на шумерских сооружениях. Опять же описание условий существования мертвых в подземном мире в вавилонском эпосе «Нисхождение Иштара в темное царство», «где пищей является прах и где едят землю», весьма впечатляюще:
Они не видят света и сидят в темноте,
Они одеваются как птицы с оперением крыльев.
В общем, птица всегда была символом души. История о торговце колючками, в которой жених выступает в обличье птицы, напоминает как шумерских обитателей подземного мира, так и легенду о Лоэнгрине. Сходство с этой легендой и другими сказаниями подобного рода усиливается, когда человек-птица в арабском предании исчезает из своего человеческого окружения в тот самый момент, как только его имя и человеческая сущность публично провозглашаются.
Наблюдается большая разница между сказками, которые рассказывают иракским и английским детям. Британская няня или мама не верит в существование фей или великанов, в то время как иракская сказительница часто верит в них. Для большинства населения Ирака, за исключением небольшого образованного меньшинства, сверхъестественные существа, которые появляются в сказках и преданиях, реально существуют. С другой стороны, я прожила в этой стране более десяти лет и никогда не слышала сказок о привидениях. Не утверждаю, что таких историй не существует, но лично я не обнаружила ни одной. И если приходится слышать о семье, которая преследуется призраком, то она никогда не преследуется мертвецом, а только джинном. Я спрашивала некоторых женщин о причине этого, и они обычно отвечали таким образом: «Почему мертвый должен возвращаться? Когда люди умирают, они уходят в подобающее для них место». Любопытно отметить, что шумерская и вавилонская литература полны привидений и наставлений, как умилостивлять их. Но следы древнего культа привидений сохраняются в небольшом числе сказаний, таких как «Рассказ о мальчике и Дивах», доказывая снова продолжение жизни идей в сказках, после того как с ними рассталось общественное сознание.
Необходимо сказать о различных сверхъестественных существах, встречающихся на этих страницах. Западные читатели уже знакомы с джинном, афритом и гул ем, которые нередко появляются в арабских сказках «1000 и одной ночи». Возможно, меньше они знают о других иракских демонах и великанах, обитающих в аду, таких как силува, див, дами, сеир, тантал, табиа, ум ассабьян и карина.
Я касаюсь здесь только тех из мифологических существ, которые появляются в сказаниях, поскольку в будущей книге надеюсь рассмотреть фольклор Ирака более обстоятельно.
Силува играет в иракских легендах в основном ту же роль, что ведьма и великанша-людоедка в сказках Запада. Это – водяное существо, поскольку оно обитает в реках или в пещерах рядом с горными потоками. Ее тело покрыто длинными волосами, груди висят до колен, и когда она хочет накормить своих детей, которых носит на спине, то перебрасывает груди через плечо. По форме силува напоминает женщину, но иногда изображается с рыбьим хвостом вместо ног. Она любит питаться человечиной и в то же время неравнодушна к любовной связи с мужчинами. Силува смертна, как и все создания Аллаха, кроме ангелов, и боится железа. Оценивая некоторые из многочисленных историй о силуве, я склонна полагать, что этот демон является смесью культа некоторых древних речных божеств и персонажей рассказов африканских рабов о человекообразных обезьянах. Однажды, обсуждая силуву с моим старшим слугой, уроженцем Бахрейна, я спросила:
– Водятся ли такие существа где-нибудь помимо Бахрейна?
Он ответил утвердительно. Я попросила его сообщить, в каком виде и где они водятся. К моему удивлению, слуга сказал:
– В Лондоне, который я посетил вместе с Фейсалом Ибн Саудом.
Этот человек находился в свите Фейсала Ибн Сауда, когда тот посетил Лондон в конце войны. В ответ на настоятельные просьбы сообщить подробности, он пояснил:
– Мистер Филби водил нас однажды в большой сад, где много животных. Там были силувы, двое, самец и самка, в домике. Домик был украшен. Никому не позволялось подходить к ним, кроме одного человека, англичанина, который за ними ухаживал.
Я засомневалась:
– То, что ты видел, были обезьяны, Мубарак.
Он возразил:
– Нет, хатун, мы видели там и обезьян, очень много, но эти были похожи на людей.
Иногда я сталкивалась с тем, что арабы принимают крупных человекообразных обезьян за демонов.
Другой речной демон называется феридж акра'а. Он любит проделывать шутки с рыболовами и обитателями рек, но, видимо, является не столь опасным существом, как силува.
Подобно силуве, феридж акра'а имеет рыбий хвост или слабые ноги. Он напоминает старика, но его лысая голова красного цвета, а борода – зеленая. Кочевник племени шаммари однажды рассказывал мне, что один шейх племени, стоявшего лагерем у реки Евфрат, заметил, что его кобыла, прежде неутомимая и сильная, стала слабой и понурой, после того как ночью ее круп был измазан дегтем. На следующее утро кочевники обнаружили верхом на кобыле феридж акра'а, который попытался безуспешно бежать от них после своей ночной верховой езды. Люди шейха напали на чудовище и прикончили его ножами. Одна багдадская газета сообщала о появлении демона подобного вида в конце августа 1922 года.
Дами – великанша. Наполовину животное, она появляется, как призрак, на окраинах городов. Подобно демонам Вавилона и Ассирии, дами обычно питается прахом, отходами и отбросами разного рода, хотя и любит полакомиться человечиной. В иракских сказках она часто играет роль, отведенную в европейских сказках волку.
Карина – женщина-демон. Она привлекает к себе мужчину, лишает его любви к своей жене или невесте и даже приживает от него детей. Часто полагают, что холостяки живут с каринами, как с женами. В армянском фольклоре ее называют А1. Эротические сны приписывают к любовной связи с женщиной-демоном. Полагают, что она весьма ревнива и способна сильно навредить обычной женщине, к которой ее любовник может питать сердечную привязанность. Карина также крадет или убивает детей. Мистер Кэмпбел-Томсон указывал, что она, вероятно, происходит прямо от вавилонской ardat lili.
Див – еще один демон, который является в лесах или глухих местах. Он и его женская особь появляются на страницах этой книги так часто, что с их особенностями можно познакомиться, прочитав ее.
Сеир. Кочевник шаммари описывал мне его как существо, являющееся в глухих местах и в развалинах, особенно Хатры. Он говорил, что по внешнему виду это очень древний, одноглазый старик с бородой до колен, у него длинные зубы, покрытые железом, и железные ногти на ногах. Питается человечиной. Я слышала об этом демоне только от соплеменника шаммари. В Багдаде и на юге он, очевидно, неизвестен. В книге мистера Кэмпбела-Томсона я обнаружила: «Из нескольких поэтических фрагментов Ветхого Завета выясняется, что северные семитские племена верили в демонов точно такого же рода – волосатые существа, ночные монстры, которые являлись в заброшенных и глухих местах в сопровождении шакалов и страусов».
Судя по рассказу соплеменника шаммари, этот великан родственен циклопам из греческих легенд.
Надеюсь, что иракцы, которые прочтут эту книгу, будут достаточно любезны, чтобы снабдить меня имеющейся в их распоряжении информацией об этих ночных существах, поскольку Ирак колоссальное хранилище фольклора и легенд. Предлагая публике эти сказки из моей несовершенной и постоянно растущей коллекции, я надеюсь показать, как велико сокровище подобного рода этой страны. Я не поместила здесь истории непристойного характера, имеющиеся же – вполне приличны. Мне казалось, что лучше передать эти истории в естественном виде, не пересказывая их.
Хотелось бы поблагодарить самым сердечным образом тех, кто помогал мне в работе. Открывают их перечень сказители и сказительницы, а также доброжелательные люди, такие как мадам Татеосян, шейх Аджиль аль-Явир, сведший меня с членами семьи Накиба. Далее идут Абдель Азиз-бек Музаффар, который был достаточно любезен, чтобы проявить искренний интерес к сборнику сказаний и проверить правильность разных рефренов стихов на диалекте. Особенно я благодарна сэру Арнольду Уилсону, ставшему первым европейцем, которому я показала коллекцию, и особенно благодарна ему за его полезные замечания и ободрение. Должна выразить признательность профессору Альфреду Гильому за ценные советы относительно определенных аспектов арабской транскрипции и перевода, данные в то время, когда книга находилась уже в гранках.