Западная Европа. 1648 год.
Яркое солнце вставало из-за огромных деревьев. Легкий ветерок играл молодыми светло-зелеными листьями. Заливались птицы. Легкий утренний туман уже упал на траву, ласково омывая изящные босые ножки медленно бредущей красавицы. Она собирала нужные ей для лечения страждущих селян травы. Ведунья вышла на большую цветущую поляну. До домика осталось не более сотни метров. Небольшой, будто сказочный, дом стоял под столетним раскидистым дубом. Словно малыш под защитой великана. Утро выдалось тихое и спокойное, как будто не было кровавой затяжной Тридцатилетней войны.
– Где ж ты, мой свет, бродишь? Почему нет вестей от тебя? Жив ли, нет, не знаю, не ведаю, – стон отчаяния вырвался из уст девушки.
Она присела на огромный валун с древними надписями у большого прозрачного бурлящего ручья, после продолжительных весенних дождей больше похожего на небольшую речку. Вода перекатывалась и журчала о чем-то своем. Слезы покатились по нежному лицу. Сердце сжалось от тоски и боли. Будь проклята война. Пять лет. Пять долгих лет разлуки. Спасала только надежда. Надежда на то, что милый жив и непременно вернется, когда закончится эта бесконечная бессмысленная бойня, которая, казалось, длилась целую жизнь. Возлюбленный ведуньи отправился на войну с разрешения отца, как младший из рода. Высокородный дворянин не пожелал рисковать жизнью старшего сына, который являлся наследником титула и продолжателем династии, поэтому с радостью согласился с желанием младшего отпрыска защищать свою родину. Страна подверглась нападению врагов, и возлюбленный ведуньи не мог остаться в стороне. Рыцарь воевал, а красавица ждала, храня в своем сердце нежное пламенное чувство. Они любили друг друга так, как только могут любить души, поправшие законы дворянских династических браков и выбравшие свободу вместо оков предрассудков и предубеждений. Морганатический брак осуждали. Единственным вариантом являлся побег от общества. В лес. В глушь. В маленький сказочный домик.
– Как же мне тебя не хватает, родной. Что-то предчувствие у меня плохое. Беда, знать, близко, – как в воду глядела ведунья.
На краю опушки появились три вооруженных всадника. Девушка издали узнала епископа и его ближайшую охрану. Лицо епископа сияло торжеством, как и его доспехи под мантией с крестом.
– Ну что, дорогая, я пришел к тебе с радостной вестью! Теперь у тебя нет причин мне отказывать! Твой защитник мертв, как сто тысяч мертвецов! Я имел великое счастье созерцать его бездыханное тело! Хвала Господу, – священник простер руки к небу, – он услышал мои молитвы.
Ведунью как ветром сдуло с камня и от слез не осталось и следа, только ярость и гнев пылали в ее штормовых глазах. Она встала в боевую стойку и приготовилась к драке. Силы были не равны.
– Никогда, ты слышишь, мерзкое отродье, никогда ты не получишь ни мое тело, ни мою душу!
– Взять ее! – прорычал епископ.
Двое всадников устремились к девушке с намерением накинуть на нее сеть. Но они зря торопились. Легкая, как лань, ведунья побежала что есть силы к бурлящему ручью. Камни в разлившейся воде остались видны лишь небольшими скользкими макушками. Практически никто не мог пройти по ним, кроме ведуньи. Этим она и воспользовалась, справедливо полагая, что всадники в тяжелой амуниции не смогут последовать за ней. Так и получилась. Молодая женщина с длинными развевающимися по ветру темными волосами на цыпочках стремительно достигла середины ручья. Осталось совсем чуть-чуть. Но стерпеть такого позора униженный епископ не мог:
– Если не моя, то ничья, – зло прошипел он и отдал приказ стрелять. Охрана синхронно подняла арбалеты. Выстрел. Две бесшумно летящие стрелы вонзились в спину девушки. Только громкий щелчок спускового механизма спугнул стайку мелкий птичек на ближайшем дереве. Ведунья взмахнула руками, прокрутилась на камешке на кончиках пальцев ног, как взлетающий лебедь, и рухнула в ледяную воду ручья. На изумрудном платье заалели два багряных пятна. Глаза лесной феи в последний раз поймали кусочек ультрамаринового неба, перистые облака и радугу, до которой, казалось, можно достать рукой.
Бурлящий поток уносил ведунью, бил ее беспомощное тело о камни, то тащил вглубь, то выбрасывал на поверхность. Сказочный дом лизали языки полыхающего огня. Величавый дуб скукожился от боли. Хлопья серого пепла разносились утренним ветром. На берегу стояли трое темных с отблесками красного пламени в глазах и смотрели на дело рук своих, ни капли не сожалея…