Площадь Италии всегда казалась мне кривой, еще говорят, что она плохо скроена. Выходишь из метро – и нет тебе никакой гармонии и архитектурного баланса. Мэрия тринадцатого округа, расположенная в здании XIX века, делает вид, что стоит в стороне. Кажется, она напугана бесконечным вращением машин по автомобильному кругу, где они исполняют нелепый беспорядочный танец. Напротив, на крыше ультрасовременного торгового центра, футуристическая скульптура невольно напоминает высотные краны заброшенной стройки. На другом конце проспекта рестораны фаст-фуда срыгивают запахи прогорклой картошки фри у подножия кучи сероватых кубов. Еще дальше бездушные башни домов грустно тянутся ввысь.
Единственное, что я нахожу в тон, это синяя табличка, обрамленная зеленой эмалью с надписью: «Площадь Италии». Италия, между прочим, совсем не здесь! Во II веке, когда по воле римских захватчиков Лютеция расположилась на острове Сите, через эту площадь проходила дорога, ведущая в Рим… В Галлии наступает эпоха римского мира. Новый город паризиев развивается на юг от Сены. По направлению к Риму строятся мощные коммуникации, с тем чтобы связать все части огромной империи между собой. Площадь Италии естественным образом находится на этой via romana – дороге, ведущей из Лиона в Рим.
В принципе, можно переименовать это место в «площадь Рима», чтобы помнить, что Париж, который мы знаем и любим, обязан своим появлением тем, кто пришел завоевывать Галлию две тысячи лет назад.
Правда, они уничтожили большую часть Парижа, существовавшего тогда. Невозможно не оценить как катаклизм пожар в Лютеции и падение Алезии. Это была смерть культуры, исчезновение языка. Весь образ жизни с его легендами, историей, божествами, поклонениями, загадочностью потонул в ночи забвения… Незавершенная книга закрылась… Некоторые черты удалось, однако, сохранить – они переданы нам римлянами. Приятно, что последние очень хотели посредством письменных свидетельств оставить нам память о варварах, покоренных их могуществом. Но эта же самая власть уничтожила идентичность галлов. И сделала она это так хорошо, что длительное время историки смотрели на эту древнюю нацию с определенным презрением, ну, или, по крайней мере, с пренебрежительной снисходительностью. Что мы читаем в этих литературных произведениях по истории? Мы видим там буйных людей с длинными усами, одетых в разноцветные штаны и употребляющих в пищу диких кабанов. Еще и счастливых от того, что Юлий Цезарь пришел насадить среди грубиянов цивилизацию. Так думал сам Цезарь. Но современные историки пересмотрели эти взгляды. Действительно, галлы не оставили нам шедевров литературного творчества и не построили выдающихся памятников архитектуры, которыми туристы восхищались бы во втором тысячелетии. Но их нельзя назвать дремучими провинциалами! Они имели свою цивилизацию с ее собственными обрядами, богами, легендами и героями.
Давайте поразмыслим, а что стало бы с паризиями и их городом, если бы римляне не пришли к ним воевать. Сохранили бы люди Сены свою независимость и самобытность? Однозначно нет. На тропе войны была Германия. На севере уже начались другие завоевания. И без Юлия Цезаря паризии превратились бы в немцев! Вот какая альтернатива имелась у них: латинизация или германизация. История и военная сила Цезаря все решили. Галлы оставили место для галлоримлян.
Соответственно, построенный город стал не исключительно паризийским, его отшлифовала римская гениальность. Вот почему, без сомнения, площадь Италии занимает важное место в моем воображении, хотя, казалось бы, здравый смысл мог рассудить иначе…
Для меня ясно, что дорога начиналась именно в этой точке. И какая дорога! Та самая, связавшая галлов с новым истоком. Да, можно сожалеть еще и еще о той катастрофе, которую представляет победа римлян для галльской памяти. Но вместо того чтобы оплакивать прошлое, я хочу посмотреть на латинизацию галлов как на удачу, схваченную за хвост. Из этого полного поражения, из этой проглоченной обиды и унижения появились новая культура и новая нация.
Конечно нет! При Старом режиме история Франции началась в 481 году с коронования Хлодвига, христианского короля франков. Чистота истоков его религии и неоспоримое монархическое происхождение полностью удовлетворяли требования к суверену как носителю божественного права. Все поменялось в XIX в. Наполеон III стремился закрепить свое право на империю, опираясь на хроники, менее всего отмеченные печатью королевского происхождения. Нужен был разрыв. Галлы сыграли ему на руку. Наполеон обожал этих гипотетических предков, он сделал о них исследование в нескольких томах, скромно назвав его «История Юлия Цезаря». Но этот труд императора Франции выходит далеко за рамки простого анализа личности римского диктатора.
На самом деле Наполеон III вернул галлов на их точное место в истории. В 1861 году он отдал распоряжение о проведении археологических раскопок там, где предположительно находилась Алезия, – в Бургундии. Исследователи, в свою очередь, получив на это деньги, сделали все возможное, чтобы его удовлетворить. Император хотел удостовериться, хранит ли земля свидетельства той грандиозной битвы, которая внезапно приобрела статус одного из главных событий в истории Франции. Действительно, ученые искали и ученые нашли… Ровно пять галльских монет, два бронзовых предмета с печатью Верцингеторига, сто сорок четыре римские монеты, канавы, заборы и одну стелу, где, кажется, написано «ALISIIA»… Замечательный урожай. Слишком хороший, по мнению некоторых. Недовольные представляли, что археологи Наполеона III каким-то секретным образом договорились с реальностью… Чтобы удовлетворить императора.
В любом случае это он, император Франции, правит сейчас Алезией… В 1865 году на поле битвы, ставшем полем археологических раскопок, установили огромную статую Верцингеторига. Скульптор Эме Милле придал вождю арвернов черты Наполеона III.
В Лютеции происходившие изменения нашли отражение в камне. Начавшийся век окажется мирным веком спокойствия и созидания. Для того чтобы стать частью декора берегов Сены, Лютеции нужен покой. Время суеты стихает, рождается новый город. Судьба, кажется, ревниво следит за колыбелью Парижа для будущего. Стихли раздоры между людьми, прекратились стычки и сражения во имя славной смерти на поле боя. Паризии и римляне сложили оружие, они занимаются строительством. Благословенная эпоха – никогда уже больше не будет на этой земле такого долгого периода спокойной жизни.
Я иду по той самой дороге, по которой римские жители приходили в Лютецию. Они проходили там, где сейчас «итальянские ворота» города[2], следовали по проспекту Итали и (аvenue d’Italie), пересекали будущую площадь Италии (place d’Italie), затем шли по современному проспекту Гобелен (avenue des Gobelins) до площади Сен-Медар (place Saint-Médard), потом по улице Муффетар (rue Mouffetard) поднимались на холм Сен-Женевьев (Sainte-Geneviève)…
Римская Лютеция не позволяет себе следовать за капризами реки: особой римской части города было бы неудобно в зыбучих трясинах и болотах. Она, в видении Рима, должна размещаться на заметной скале. Вот почему необходимо подняться по улице Муффетар – этому живому напоминанию о старинном названии горы Сен-Женевьев. Римляне дали холму имя Mons Cetarius – «гора рыбных торговцев»… Вот что значит иметь рядом реку!
Римский мир, установившийся в эту эпоху, сделал Лютецию открытым городом без крепостных стен. Путник, поднявшись на вершину холма, видел перед собой потрясающий вид сверкающего города.
Во II веке Лютеция – это место для любых удовольствий. Здесь веселятся и отвлекаются от повседневных забот. Кроме того, взгляд путешественника сразу же привлекает гигантское строительство – амфитеатр. Его воздвигают между холмом и рекой, чуть в стороне от города; трибуны на 15 тысяч мест образуют дугу по окружности. Расположение здания выбрано из-за особой топографии местности: архитекторы строят конструкцию таким образом, чтобы выгодно использовать освещение восходящего солнца. Ко всему прочему, зрители наслаждаются прекрасным видом на реку Бьевр (Bièvre), несущую свои воды на фоне двух лесистых холмов, которые станут затем станциями «Менильмонтан» («Ménilmontant») и «Бельвиль» («Belleville»). Место просто роскошное.
Этот амфитеатр, самый красивый и самый богатый во всей Галлии, может похвастаться каменными барельефами, мозаичными колоннами, статуями богов для поклонения. Не забыта ни одна техническая деталь: ниши, выдолбленные в глубине сцены, обеспечивают великолепную акустику. Что касается комфорта, то он выше всяких похвал: тканевое полотно натягивается сверху над рядами с целью оградить зрителей от жаркого солнца или досадного дождя.
Галлы и римляне перемешались между собой и куда-то бегут, последуем и мы за ними. Давайте спустимся с холма по лестнице на улицу Роллен (rue Rollin)…
Когда вы подходите к амфитеатру, кажется, что вся мощь Рима собралась и представлена в этом импозантном фасаде и элегантных арках. Пройти через стену можно через два больших входа, поддерживаемых кариатидами, чьи каменные взгляды бесстрашно, но с нежностью наблюдают за человеческой суетой.
Приобщение к римской моде происходит в Лютеции в радости вакханалий, однако жители испытывают равное удовольствие и от спектаклей трагических актеров. Колонизаторы и колонизированные разделяют одинаковое чувство поклонения перед древними авторами. Когда они хотят смеяться, они смотрят комедию Плавта. Его пьеса «Золотой горшок» – гарантированный успех у публики. Любому зрителю нравится следить за приключениями старого скряги, нашедшего горшок, полный золота. Но такая удачная находка становится для старика источником мучений: навязчивая идея, что какой-нибудь вор украдет его сокровище, до смерти тревожит его.
Вне всякого сомнения, в Лютеции играют и трагедию «Вакханки» самого известного греческого поэта Эврипида. Зрители замирают и, затаив дыхание, внимают хору, расположившемуся внизу арены. Он начинает исполнять жалобную оду, печальные звуки ее плавно поднимаются по трибунам.
Иногда на арене цирка в Лютеции брызжет кровь. Римские игрища не всегда такие тихие и невинные, как комедии Плавта и трагедии Эврипида. В клетки посажены дикие животные, следующим же вечером они выйдут потрошить гладиаторов… Бешеные тигры и львы внезапно появляются на песке. Порой ни шлема, ни меча, ни сетки не хватает гладиатору, чтобы победить зверя, и тогда толпа поднимается и с трепетом наблюдает за тем, как мощные когти и клыки разрывают бойца в клочья.
В честной борьбе, которая предположительно дает всем урок храбрости, гладиаторы предлагают зрителям сверхжестокий спектакль насилия – он ценится в Лютеции так же высоко, как и по всей империи.
Но все же самое любимое зрелище – смелый бой гладиаторов на смерть. Все бегут посмотреть на знаменитостей – людей, олицетворяющих собой мужскую мощь и красоту. В честной борьбе, которая предположительно дает всем урок храбрости, гладиаторы предлагают зрителям сверхжестокий спектакль насилия – он ценится в Лютеции так же высоко, как и по всей империи. Они борются на крайнем пределе своих сил, они избивают друг друга до полусмерти, они истекают кровью… Через какое-то время трезубец противника пронзает тело, и соперник валится с ног. Земля арены окрашивается кровью, побежденного уносят через ворота Либитины, богини смерти. И толпа сходит с ума, толпа вскакивает с мест. Завтра на том же самом месте старый скряга Плавта будет смешить эту же толпу. Вот как все происходило на арене Лютеции…
В 280 году, во время нашествия варваров, арену разрушили. Амфитеатр стал сначала кладбищем, а затем его и вовсе засыпали, когда возводили крепостную стену Филиппа Августа в XIII веке. Потом забвение…
Надо было дождаться XIX века с его слепым увлечением археологией. Во время прокладки улицы Монж (rue Monge) начиная с 1860 года на уровне дома № 49 рабочие, когда рыли землю, наткнулись на очень странные остатки… Старая каменная кладка увидела свет, а затем исследователи расширили свои поиски на соседний участок, который приобрела Главная омнибусная компания для строительства депо… Арены Лютеции вновь появились на поверхности! Но муниципалитет мало волновало это экстраординарное открытие! Намного важнее проложить прямую и большую улицу! В этом безумии строительства и реконструкции античность имела очень слабый голос. Часть арен разрушители уничтожили беспощадными кирками. Более того, арены могли быть уничтожены полностью…
В этот момент в историю вмешался Виктор Гюго. В 1883 году автор «Собора Парижской Богоматери» написал письмо городскому совету столицы: «Невозможно представить себе, что Париж, город будущего, отрекается от живого доказательства того, что он является и городом прошлого. Прошлое ведет в будущее. Арены – это античные свидетельства великого города. Они представляют собой уникальный памятник. Совет, который их уничтожает, в какой-то степени уничтожает самих себя. Сохраните арены Лютеции. Сохраните их любой ценой. Вы совершите полезное дело, а что еще лучше, дадите тем самым прекрасный пример». Слово мэтра услышали. Городской совет утвердил необходимые ассигнования на обустройство площади в аренах. Эта прогулочная зона открылась для публики в 1896 году.
Эти же самые арены, такие огромные и красивые, говорят о важности Лютеции в римской Галлии. Из практически несуществующей точки на карте за какой-то век она превращается в хорошо обустроенный и густо населенный город. Во время этого золотого века на одном только острове Сите проживает около десяти тысяч человек, а город разрастается дальше по левому берегу реки.
На правом берегу, наоборот, нет практически ничего интересного. Вдали, на холме, выделенном для поклонения, – это, кстати, будущий Монмартр – выстроен небольшой храм, а при нем несколько скромных домиков, где люди живут под охраной богов. Однако этот берег преимущественно является источником строительных материалов и продовольственных запасов. В карьерах добывают суглинок для изготовления черепицы, на полях выращивают пшеницу и разводят крупный рогатый скот… Здесь мы находимся за кулисами, это организационная сторона жизни, чулан, который дает возможность жить элегантно и утонченно жизнью на другом берегу реки.
В этом новом городе галлы, взяв пример с римлян, не строят глиняных хижин с соломенными крышами, как в древней Лютеции. Здесь возводят прочные конструкции, иногда даже богатые. Город на высоте и город в низине начинают походить друг на друга.
Таким образом, есть Верхняя Лютеция – на берегах, где в основном живут римляне, и Нижняя Лютеция – на острове, где обустраиваются галлы. Шаг за шагом нижнюю часть стали называть Civitas Parisiorum, город паризиев. Вот недалеко и до «Парижа»…
Кем же они были, лютецианцы нижнего города? Как я упоминал ранее, они живут в основном за счет реки. Большая часть хозяйственной деятельности так или иначе связана с водой. Жители разгружают и загружают лодки, есть те, кто перевозят дальше тюки с товарами, спущенными по течению реки, и, конечно же, рыбаки, продавцы рыбы, кузнецы и торговцы.
Очевидно, что дальше острова город разрастись не в состоянии. Но есть левый берег реки, где можно отхватить земли. И римские архитекторы строят там город. Левобережная Лютеция никогда не являлась галльским городом. Кроме того, по римской традиции она обильно снабжается водой. Вот это новинка. Закончились времена, когда галлы живут непосредственно на Сене!
Бассейн, построенный где-то в двадцати километрах южнее, обеспечивает подачу воды посредством пологого акведука. В городе вода поступает в сеть канализационных труб, сделанных из глины или свинца, которые подведены к фонтанам и снабжают их водой, а главное – термы. Ах, термы! Для римлян и уже для паризиев они являются квинтэссенцией комфорта и роскоши. Ничто великое не может обойтись без общественных бань. В Лютеции их три. Две сравнительно небольшие: одна на юге, другая на востоке, на месте нынешнего Коллеж де Франс, и продолжается под улицей Лано (rue de Lanneau)…
Погреб ресторана «Ле Куп-шу» (Le Coupe-Chou) – трогательный остаток тех самых терм II века, это старейший погреб Парижа! Во время строительных работ там обнаружили ценные свидетельства: в частности, водопровод для горячей воды и галло-римский бассейн.
Но наиболее важное банное место, датируемое концом II века, – это термы Клюни (thermes de Cluny), мы о них знаем. Возможно, надо было сохранить их оригинальное название: Северные термы.
Открытые для всех бесплатно, эти бани стали местом релаксации и отдыха, местом встреч и заботы о гигиене. Здесь все сделано для блага жителей города: мозаика, мрамор и фрески украшают стены, представляя красочные сцены морской тематики… После нескольких упражнений посетитель попадает в теплый зал, тепидарий, а затем в самое горячее помещение, кальдарий, далее в холодный зал, фригидариум, и в итоге – в зал отдыха, где встречается с друзьями, чтобы в доброжелательной обстановке немного поболтать.
Эти термы явно выстроены под римским влиянием. Но было бы неправильно утверждать, что это чистое насаждение римской традиции. Паризии приняли деятельное участие в строительстве здания, которое бросает вызов времени. Стены фригидариума декорированы изображениями лодок, нагруженных оружием и товарами… Такая своеобразная манера подписи указывает на то, что возведение терм не обошлось без участия влиятельной гильдии лодочников-корабельщиков. Эти люди контролировали торговлю на реке и даже имели небольшое управление в городском совете. Они не хотели, чтобы римлянам досталась вся выгода от строительства такого важного и престижного архитектурного ансамбля. Паризии осознали необходимость брать судьбу в свои руки и участвовать в том числе в строительстве и управлении городом. Вне всякого сомнения, благодаря именно этой жизненной силе Лютеция должна была стать Парижем.
Однако, несмотря на вовлеченность галлов, городская архитектура остается типично римской. Прямолинейные улицы пересекаются под прямым углом и определяют пространство для вилл патрициев и общественных мест. Кардо максимус (cardo maximus) – основной путь этой римской Лютеции. Он рассекает весь верхний город и проходит через небольшой мост к нижней части. Это основной нерв агломерации, артерия, которая питает и дает городу жизненные силы. Все, кто пребывают в Лютецию, проходят по кардо. Этот путь учит Лютецию, как правильно строить город. И урок не проходит даром, он понадобится позже, когда появится необходимость расстроить город вширь.
Вдоль этой улицы находятся две гончарные мастерские, обеспечивающие Лютецию необходимой кухонной утварью. Удобно расположенные между городом и деревней, на проходном пути, эти мастерские могут снабжать и богатые магазины, и крестьянские хозяйства в окрестности, а иногда помогать и заблудившемуся путнику.
Если пойти по кардо максимус, то поднимешься на гору Сен-Женевьев и окажешься в главном месте города – форуме. Он представляет собой огромное открытое пространство, окруженное портиком с колоннами. Здесь живут, говорят и вступают в словесные баталии, которые иногда, едва закончившись, начинаются снова. Колоннада с двух сторон ограничивается крытой галереей, где располагаются магазины. Жители Лютеции, которые совсем не изменились, приходят сюда «пройтись по магазинам»: отыскать нежные кремы, оливковое масло или красивую фибулу-застежку более тонкой и яркой работы, чем у соседа.
Ради этого драгоценного сердца Лютеции строители не идут ни на какие компромиссы: они выравнивают холм до тех пор, пока он не приобретает мягкие, более изящные формы. Великие строители, римляне никогда не задумываются о сохранении природы в угоду хорошо продуманным потребностям урбанистической архитектуры. Можно только представить себе изумление паризиев, когда они наблюдают за этими работами. Наверняка они кажутся им необыкновенными по своему масштабу, даже несколько таинственными. Те, кто так долго жили послушными природе, в хрупких и скромных городах, в городах, вмиг разлетавшихся как карточный домик при малейшем усилии, смотрят сейчас полными изумления глазами на римлян, которые строят на века. Паризии пока не знают, что их город воздвигается для вечности.
Кардо – это сегодняшняя улица Сен-Жак. Она переходит в улицу Сен-Мартен (rue Saint-Martin) на правом берегу. Говорят, эту дорогу протоптали мамонты, когда спускались с холма на водопой к Сене. Вне всякого сомнения, легенда красивая, но дорога проходила здесь задолго до римлян и до Лютеции. Этот путь вел из Испании и выводил прямо к Северному морю.
Римская плитка, которой была вымощена улица Сен-Жак, давно исчезла. Но перед церковью Сен-Жюльен-ле-Повр (Saint-Julien-le-Pauvre), на перекрестке между римским путем в Италию и осевой кардо Сен-Жак, прямо за старым колодцем перед краем, предваряющим вход, помещена античная плитка. Вот вам и остатки самой старой дороги Парижа!
К тому же сразу за углом, на площади Вивиани (square Viviani), вы найдете старейшее дерево столицы. Это – робиния, родом из Северной Америки. Ее посадил в 1602 году ботаник Жан Робин, таким образом, собственно, она и получила свое имя. Это дерево кажется вечнозеленым, но не доверяйте этому впечатлению: первый уровень листьев принадлежит плющу, который ползет по странной бетонной конструкции, поддерживающей это почтенное дерево.
Дальше, на старой кардо, в доме № 254 по улице Сен-Жак, сохранилась гончарная печь – удивительным образом дошедшее до нас свидетельство производства, – которая установлена на границе великого пути, античной версии индустриальной зоны.
Кроме того, на площади Сорбонны (place de la Sorbonne) круглая ниша нарушает симметрию фонтана: это остатки колодца для снабжения водой двух инсул (многоэтажных римских домов).
Что же касается форума, то он, увы, не выдержал испытания временем и человеческой деятельностью. Единственная оставшаяся о нем память находится по адресу бульвар Сен-Мишель, 61 – на выходе из парковки Винчи сохранен кусок стены форума… Слабое утешение.