Станция «Лувр – Риволи» нарядилась и чувствует себя важной: она изображает из себя дворец. Однако делает она это не посредством древней крепости и уж тем более не посредством роскошной королевской резиденции, а благодаря музею, который представляет здесь живописные и каменные красоты, созданные человеком на протяжении веков. В 1968 году Андре Мальро, министр культуры в правительстве генерала де Голля, выступил с весьма экстравагантной идеей – спустить искусство и историю в кулуары метрополитена. Пока наверху летали булыжники, под землей стены Первой линии выкладывали бургундским камнем и выкраивали в них ниши для размещения там копий шедевров. Оригиналы выставлены в музее наверху. Ассирийские барельефы, египетские фараоны, нимфы эпохи Ренессанса дружно встречают радостных и ошеломленных посетителей метро. Изумление их еще более оправдано сегодня, так как в настоящее время это не самая удобная станция для выхода, если вы настроились посетить музей!
За сорок лет все изменилось. Стеклянная пирамида, возникшая по желанию Франсуа Миттерана, изменила вход в Лувр (Louvre). Сейчас, чтобы попасть в музейную очередь и купить билет, лучше выходить на станции «Пале-Рояль» («Palais-Royal»)…
Следуя по моему маршруту, я бы мог выйти на любой из этих станций, не важно на какой! Потому что ищу я отнюдь не сегодняшний сверкающий музей. На самом деле я хочу побродить по этим краям и помечтать о том, чего уже не существует – ни одного следа, только несколько воспоминаний…
Вот мы наконец на правом берегу. На станции «Лувр» мы покидаем римский мир для того, чтобы войти в эру франков. Придя с юга, римляне колонизировали юг Парижа, так называемый левый берег реки. Франки пришли с севера, поэтому вполне закономерно расширяли северную часть города, правый берег реки.
В конце V века на месте дворца расположен укрепленный лагерь франков, пришедших осаждать Париж. Лувр появился из этой самой крепости, на языке франков она называется loewer.
Современный Лувр, самое большое здание в Париже, естественно, не имеет ничего общего с той военной постройкой захватчиков-франков… Замок пришел на смену крепости, дворец заменил замок, а теперь во дворце основан музей. Но первоначальная сущность этого места обнаруживается еще в его недрах. Некоторые свидетельства все же дошли до нас. Правда, они касаются не Хлодвига, а Филиппа II Августа, или Филиппа Кривого, короля Франции в конце XII века. Если спуститься на цокольный этаж, то, проходя вдоль заграждения, можно увидеть остатки донжона и других башен старинной крепости.
При Филиппе II Августе эта крепость была еще военным объектом и в какой-то момент даже тюрьмой. О королевской резиденции говорят со времен Карла V Мудрого, он добавил зданию многочисленные детали декора (макет также представлен на цокольном этаже).
Затем Столетняя война отдалила королей Франции от Парижа. Лувр опять становится дворцом и начинает принимать в своих стенах новых суверенов только со времен Франциска Первого.
Агрессия франков и то, что они выстроили укрепление вблизи Парижа, – следствие медленного распада Римской империи, агонии, которую можно наблюдать с начала V века. Империя окончательно разделяется. По мою левую руку находится западная часть. Она не выдерживает натиска вестготов, пришедших безнаказанно грабить и разорять Рим в 410 году. По мою правую руку – Восточная империя, мощная, но такая далекая. Франки превратились во вспомогательные подразделения римской армии. Меровей, их король, основатель династии Меровингов, является генералом имперской милиции в прямом подчинении Рима.
Во всей этой путанице Галлия ощущает себя несколько заброшенной, а про Лютецию забывают вовсе. Валентиниан III, император Западной империи, практически полностью теряет интерес к северным землям. В 425 году он назначает Флавия Аэция, глубоко уважаемого начальника кавалерии, регентом Галлии с позволением устраивать там все по его усмотрению. Фактически же новому правителю снова и снова надо как-то сдерживать орды варваров за Рейном, и все свое мастерство Аэций направляет на то, чтобы как-то отбиваться от захватчиков для предотвращения глобальной катастрофы: форсирования Сены, что открыло бы двери в Галлию. Аэций опять посылает франков в германские земли, сокрушает бургундов, разбивает банды, пришедшие из Арморики…
В Париже идет христианизация, и епископ Марсель играет роль катализатора. Чтобы найти след почтенного прелата, достаточно обратиться к перекрестку улицы Гобелен (rue des Gobelins) с бульваром Сен-Марсель (boulevard Saint-Marcel). В ту давнюю эпоху на этих землях за крепостными стенами болота кишели различными существами, более или менее симпатичными. Кто знает, претерпела ли одна из рептилий эволюцию? В иле мутных берегов реки Бьевр обитает некий ящер, внешним видом которого потрясены местные жители, их воображение рисует его злым и ужасным. Этот большой змей вроде бы сожрал тело некой дамы благородных кровей, у которой была дурная репутация, так что ее публичное падение являло хороший пример греховного поведения. Но епископ Марсель, может быть, даже слишком решительно, но в то же время совершенно бесстрашно не задумывается ни на минуту… Во имя христианизации Галлии, чтобы продемонстрировать всем силу истинного Бога, он наносит два удара посохом по голове страшилища. Согласно легенде, оно оказалось самым настоящим драконом. Язычники верят, но уж точно утешаются, такому совершенному чуду и щедро приписывают Марселю и другие чудеса. Канонизированный за искоренение болотного чудища и освобождение жителей от третирующего их монстра, святой Марсель становится их защитником. И если жить в этом районе, то у него можно попросить все что угодно!
После смерти епископа в 436 году его похоронили недалеко от того болота, где он совершил свой подвиг. Очень скоро место становится объектом культа. Со всего города люди спешат к могиле святого, чтобы прикоснуться к ней и попросить богатства и здоровья… В память о святом сооружается часовня с небольшим алтарем. Некоторые особо верующие тоже хотят быть похороненными рядом со своим высокочтимым покровителем, и таким образом постепенно на этом месте разрастается кладбище – первое христианское кладбище в Галлии, в Париже…
Кладбище просуществовало вплоть до конца XVI века. Затем его закрыли, оно мешало бурному развитию квартала. В настоящее время вы не найдете никаких следов ни часовни, ни кладбища, но в 1873 году многочисленные останки были подняты на поверхность под руководством великого парижского археолога Теодора Вакера. Сегодня они выставлены в музее Карнавале.
На самом месте приходится довольствоваться памятью. И память остается жить посредством информационных панно. Одно из них прикреплено, например, на стене кафе «Канон де Гобелен» («Le Canon des Gobelins») – оно напоминает о месте древнего захоронения.
Часовня и то почитание, которое ее окружало, дало рождение деревне Сен-Марсель (le bourg Saint-Marcel). Но от этого поселения не осталось абсолютно ничего, можно только попробовать его представить. Небольшая дорога спускается к бульвару, это улица Коллежьяль (rue de la Collégiale), по имени церкви, выстроенной вокруг часовни (она существовала вплоть до революции): вот вы и находитесь на площади древней церкви Коллежьяль Сен-Марсель (Collégiale Saint-Marcel), религиозном центре знаменитой деревни. Если вы поднимитесь немного по улице Коллежьяль, то слева от вас увидите улицу Пти-Муан (Petit-Moine – «маленький монах»). Она напоминает, что здесь когда-то встречались прихожане церкви Коллежьяль.
Пятнадцать лет спустя после смерти епископа Марселя на горизонте появляется на самом деле грозный враг, не чета какой-то болотной гидре: из самых глубин Азии показывается Атилла, он намерен пройтись по свежей травке Парижа!
Правитель гуннов не так давно пытался поглотить Восточную империю, но опасный вояка только обломал зубы. Война и дипломатия – он испробовал все эти крайние средства, чтобы сломить империю и с триумфом войти в Константинополь. Блестящему полководцу, но плохому переговорщику, ему никак не удается заполучить свою мечту: империя остается для него недосягаемой. Итоги его набегов и усилия послов приводят к жалким результатам, а лучше сказать, вообще ни к чему не приводят… Ах, да! Вот еще что – один козырь в этой большой стратегической игре у него все-таки есть: кольцо, обещание обручиться, данное ему Гонорией, сестрой императора Валентиниана…
Эта дама с бархатным взглядом очень несчастна, так как ее брат, человек в равной степени строгий и бескомпромиссный, с особой тщательностью и подозрением следит за сохранением ее девственности. А она, негодница, посмела завести себе любовника! Вне себя от злости, император казнит удальца, но этого недостаточно – скандалистка ждет ребенка. Он быстро находит ей кандидата в мужья, какого-то старого сенатора, а пока идет подготовка к свадьбе, помещает сестру в монастырь. Но такая излишняя предосторожность вовсе не помеха.
Гонория, на самом деле не испытывая никакого религиозного призвания, решает послать кольцо Атилле… Она обещает ему все, что он пожелает, только пусть этот ужасный гунн освободит ее. Атилла принимает это нелепое заявление очень серьезно! Он считает себя вполне подходящим женихом для красавицы Гонории, однако головы от любви не теряет и тут же начинает требовать приданое. Что же правитель гуннов вправе попросить в подарок у римского императора? Конечно же Галлию, и не меньше!
Валентиниан несколько ошеломлен этой наивной бестолковостью варварского монарха. Галлию? На свадьбу? Она никогда не состоится! Да это полный бред!
Поскольку никто не собирается отдавать Атилле земли, на которые он претендует, тот решает взять их самостоятельно, в одиночку. В 451 году он несется во весь опор во главе своего войска, состоящего из гуннов и германцев. Он прорывается через стены города Мец (Metz), захватывает его и спокойно продолжает свой разрушительный поход, намереваясь через Сену добраться до Парижа.
В городе новость о приближении Атиллы сеет панику. Конечно же город сожгут и уничтожат! Ужас о появлении этих банд из Азии становится еще больше, когда становятся известны некоторые подробности. Говорят, что эти люди носят одежду из звериных шкур, едят сырое мясо, которое они возят сначала под седлом, чтобы оно размягчилось, что их лица чудовищны, все покрыты шрамами, что они убивают, грабят и насилуют… В преддверии объявленного скорого катаклизма парижане принимают однозначное решение – бежать. Тут же начинается сбор пожитков, они забирают с собой какие-то ценные вещи, женщин, детей, рабов и скот, и начинается великий исход.
– Мужчины удирают, потому что либо не хотят, либо больше не способны бороться. Мы, женщины, станем молиться Богу так усердно, что он услышит наши молитвы!
Эти слова принадлежат двадцативосьмилетней парижанке Женевьеве. Она обращается с таким призывом к жителям города. Она не является ни военным стратегом, ни бурным подстрекателем, она обыкновенная церковная овечка, с головой погруженная в христианскую веру. Женевьева родилась в Нантере, но после смерти родителей переехала в Париж и к тому времени жила там лет десять. Всю свою жизнь она проводит в религиозном упоении и разумной заботе об имуществе, унаследованном от римского отца и франкской матери.
Женевьева принадлежит к богатому парижскому сословию, но материальные блага заботят ее меньше всего. Небеса – вот что на самом деле имеет для нее значение. Она хотела бы полностью посвятить себя служению Христу, но в то время женских монастырей еще не было. Молодая женщина довольствуется «покровом девственницы», вуалью посвящения, которая отличает ее от толпы, и вызывает уважение. Став диаконессой, она остается в миру, но выбирает жизнь тихую, в тишине, молитве и посте. Если она и ест, то только два раза в неделю, по воскресеньям и четвергам, поддаваясь искушению удовлетворять потребности человеческого тела. К сожалению, плоть иногда восстает и требует не только духовной пищи.
Весть о подходе Атиллы изменяет судьбу Женевьевы. По правде говоря, Париж не особо нуждается в святых: у него уже есть Дионисий, Мартин, Марсель и некоторые другие, город переполнен. Зато не хватает персонажей доблестных, способных на эпический жест. Мадемуазель в покрове девственницы, таким образом, станет первой парижской героиней.
Во всеобщей панике, охватившей жителей, кажется, только Женевьева остается хладнокровной и рассудительной. Со спокойной уверенностью тех, в кого вера вселяет умиротворение, Женевьева знает, что Бог наблюдает за ней и за всем населением города. Она приглашает парижан вместе с ней помолиться и рассказывает им о библейской Эсфири, жившей в Персии. Эта знаменитая женщина молитвами и воздержанием спасла еврейский народ от истребления… Женевьева хочет стать парижской Эсфирью, надеждой всей нации, знаменосцем простого народа. И женщины за ней следуют. Они собираются для общей молитвы, они постятся и умоляют провидение помочь избежать бедствия, которое неумолимо надвигается. Но мужчины только посмеиваются и настаивают на своем: надо бежать и искать укрытия за стенами более защищенного города…
– Вы говорите: искать убежища в других городах? – восклицает Женевьева. – Будет лучше, если Париж останется на милость варваров? Благодаря защите Христа Париж избежит кровопролития!
– Замолчи, пророчица несчастий! – кричат в ответ некоторые темные души.
Наиболее возбужденные среди парижан предлагают сейчас же бросить Женевьеву в колодец, тем самым заставив ее замолчать. Но в городе появляется архидиакон Осерский, одетый в плащ золотистого цвета, взглядом всепрощения смотрит он на толпу и на неумеренность мужчин. Он пришел с вестью, своего рода церковной гарантией: святой Герман, их епископ, перед смертью передал свидетельство своей пастве о божественной избранности Женевьевы.
– Горожане! Не вздумайте предать смерти ту, про которую епископ Герман говорил, что она избрана Богом из чрева матери.
На месте встречи архидиакона с разгневанной парижской толпой будет построена небольшая часовня, затем церковь, одна из самых древних на правом берегу: церковь Сен-Жермен-л’Осеруа (Saint-Germain-l’Auxerrois), и посвящена покровителю будущей защитницы Парижа (здание находится в Первом округе, напротив Лувра). Площадь Эколь (place de l’École) напоминает нам, что когда-то здесь учили будущих христиан. Настоящее здание церкви построено много позже, но на улице Претр Сен-Жермен л’Осеруа (rue des Prêtres-Saint-Germain-l’Auxerrois) археологами найдены многочисленные саркофаги эпохи меровингов.
Весть архидиакона успокоила толпу, парижане убеждены – как можно не поверить предсмертным словам самого почитаемого епископа в Галлии? В едином порыве они присоединяются к мужественной диаконессе. Быстро организуется сопротивление, мосты, позволявшие Атилле перейти через Сену, уничтожаются или баррикадируются. Город вооружен и готов без дрожи встретить страшного варвара.
Но никакой битвы не случается. Может быть, достаточно просто поверить в чудо и оно обязательно произойдет… Знал ли Атилла о подготовке обороны в Париже? Или какой-то доброжелатель нашептал ему об эпидемии холеры, вспыхнувшей в городе? Факт остается фактом: вождь гуннов разворачивает свои войска, уходит от берегов Сены и щадит город.
Он направляется в Орлеан (Orléans): захват города откроет ему мосты через Луару, а значит, в перспективе возможно нападение на Аквитанию. Со своей стороны Аэций в начале 451 года собирает внушительную армию, куда входят помимо галло-римских легионеров франки, вестготы, бургунды, саксонцы, армориканцы и бретонцы. Все племена Галлии объединяются под римским знаменем, чтобы отразить атаку азиатского захватчика.
Эта невероятная сила неожиданно в едином боевом рвении собирает вместе всех, кто когда-либо воевал. Войска идут вперед и выдавливают гуннов к западу от города Труа (Troyes), где происходит генеральное сражение. Страшное столкновение начинается в полдень и продолжается до середины ночи.
Утром Атилла и его люди спасаются в своем лагере, их охватывает страх. Они разжигают огромный костер, и король гуннов обещает броситься в огонь, если римляне попытаются взять его в плен. Атилле удается избежать такого экстремального конца: мудрый Аэций не давит и не стремится к полной победе. Он спокойно наблюдает, как враг отходит, и неотступно следует за ним через равнины до тех пор, пока гунны не оказываются в долине Дуная.
В Париже победу приписывают Женевьеве, это она спасла город и всю Галлию! Как ей отказать после всех тех усилий, которые она предприняла? Она просит выстроить базилику в месте, где рухнуло на землю тело святого Дионисия, державшего в руках свою отрубленную голову. Она вводит специальный налог для того, чтобы реализовать этот проект, устанавливает специальные печи для обжига извести, необходимой для строительства, и очень внимательно следит за сооружением здания. Это будет больше, чем просто базилика! Служение, начатое святым Дионисием, которого Женевьева почитает больше всего в своей жизни, имеет целью закрепить католическую веру в умах и душах парижан. Вместе со своими соратницами-диаконессами Женевьева бродит по стройке. Она приходит проверить работу ночью, при свете свечи, которую, как правило, держит в руках одна из благочестивых девушек. Если неожиданно шаловливый поток ветра задувает пламя, Женевьева берет свечу в свои руки. Тут же свеча сама загорается вновь и все время, находясь в руках святой женщины, не гаснет, какой бы дьявольский ветер на пытался ее задуть.
В настоящее время крипта монастырского собора Сен-Дени в целом соответствует этой примитивной базилике, возведенной во времена Женевьевы.
Париж проживает собственную историю, пока довольно скромную. Она ограничена возможностями одной выбранной городом святой. Ей действительно приписывают чудеса: она будто бы вернула зрение своей матери, окропив ее глаза водой, которую сама же благословила; она будто бы исцелила двенадцать несчастных, одержимых демоном, и воскресила маленького мальчика, упавшего в колодец и разбившегося…
И пока Париж с дрожью, на все голоса повторяет рассказы о чудесах, сотворенных его святой, в других местах происходят великие события настоящей истории. В Равенне (Ravenne), на тот момент столице Западной Римской империи, негодует император Валентиниан: в Галлии Аэций ворует у него часть его славы. Этому генералиссимусу все всегда удается. Он смог бы, пожалуй, начать добиваться трона для себя или своего сына. Он должен быть уничтожен – вырвать этот корень, что растет все толще и требует все больше! 21 сентября 454 года Валентиниан, принимавший у себя во дворце триумфатора Галлии, нападает на своего полководца и пронзает его мечом. Глупый жест, большая политическая и военная ошибка продиктованы самым сильным чувством – ревностью.
Народ Галии скорбит и плачет об Аэции и называет его отныне «последним римлянином». И это правда, преступление в Равенне ускоряет неизбежный конец империи. Это займет немногим более двадцати лет, за это время все обрушится и появится новый мир…
4 сентября 476 года последний император Западной Римской империи Флавий Ромул Август вынужден отречься от престола, побежденный Одоакром, вождем германского племени. Единственным преемником славы Рима остается византийский император Флавий Зенон. Одоакр определяет себе титул «король Италии», в то время как римский сенат в качестве последнего жеста отправляет в Константинополь заявление о своем подчинении Восточной империи и прилагает к этому императорские регалии. Западная Римская империя прекращает свое существование.
Париж больше не принадлежит империи, он уже не цитадель римской армии. Париж вступает в новую эпоху – ее назовут Средневековье.
Париж не может рассчитывать только на свои силы, чтобы себя защитить. За Париж кто-то должен заступиться. Но кто же? Ситуация в Галлии становится предельно запутанной. Хильдерик Первый, король франков, который правит в Турне (Tournai), на севере, не хочет подчиняться Одоакру, королю Италии. В свою очередь Сиагрий, последний римский полководец, ответственный за Галлию, требует сохранения законов павшей империи. Вестготы доминируют в Аквитании, а бургунды планируют расширить свое влияние вплоть до Марселя. К тому же не надо забывать об эфемерных и тонких альянсах, что постоянно складываются то между теми, то между другими…
Хильдерик Первый, сын короля Меровея, видит в этом невообразимо запутавшемся клубке собственные интересы и возможность обеспечить своему потомству, то есть роду Меровингов, право претендовать на Галлию, а особенно на Париж. Вместе с верными ему солдатами он подходит к Сене и выглядит при этом устрашающе: его имя Hilde-Rik на языке франков значит не что иное, как «сильный в битве», «мощный воитель».
Но Женевьева, франкийка по происхождению со стороны матери, знает язык франков и обращается непосредственно к Хильдерику. Она отговаривает его заходить в Париж: такая дерзость только спровоцирует войну против Сиагрия, чья власть ограничивается территорией между реками Соммой и Луарой.
Хильдерик раздумывает, колеблется, продвигается немного вперед, потом отступает, потом опять наступает. Можно ли считать это осадой Парижа? Никто на самом деле ничего не знает, но его войсковые палатки стоят вокруг города, образуя круг. Он разрушает дороги, ведущие в город, отрезая тем самым доставку продовольствия. Да, он не входит в Париж, но и своим врагам туда тоже зайти не дает. Такая война, которая вовсе и не война, такое тихое противостояние, враждебное сдерживание, такая бесполезная блокада продлится десять лет! Начиная с 476 года Хильдерик играет с Парижем, как кошка-баловница из басни Лафонтена – на самом деле она уже стара и совсем не хочет есть мышь, но ей нравится с ней играть, запугивая ее.
Король устанавливает свой укрепленный лагерь на правом берегу Сены, напротив острова Сите, и возводит там высокую сторожевую башню. С этой самой башни – loewer на франкском языке – наблюдают за городом и следят за каждым его движением. Парижане через какое-то время привыкают к этой угрозе, которая притаилась на другом берегу реки, постоянно напоминая им о зависимом положении осажденного населения.
Те, в чьих руках сила, находятся у ворот, но внутрь не заходят. Такая нелепая ситуация позволяет Женевьеве всецело подчинить себе Париж своей харизмой, своей верой, своим авторитетом и своими богатствами. Она играет главную роль как в курии, так и в муниципалитете и бдительно следит за благополучием населения…
Когда в Париж приходит большой голод, святая вмешивается. Однако город спасает не чудо, а дерзкий ход. Париж в агонии, в то время как Женевьева пытается найти выход. Дороги все в таком состоянии, что проехать по ним нельзя, – остается река… Женевьева мобилизует отряд из одиннадцати лодок и плывет в Арси-сюр-Об (Arcis-sur-Aube), в Шампань. Но воды реки запружены, Женевьеве приходится пробираться через плотину при помощи топора. Ошеломленные матросы вздыхают с облегчением, но их наивное воображение рисует им картину борьбы Женевьевы с речными монстрами, к тому же жутко пахнущими. На самом деле, скорее всего, враги забросали реку бревнами, чтобы затруднить движение по реке.
Прибыв в Шампань, Женевьева начинает с того, что излечивает крестным знамением жену местного народного трибуна, страдавшую до этого четыре года. Она покупает пшеницу на собственные средства и возвращается в Париж с лодками, нагруженными зерном. Однако навигация груженых лодок представляется опасной. Гребцы хоть и выказывают уверенность, но на самом деле они все неопытны и слишком неуклюжи. На помощь этим случайным морякам приходит молитва. Они гребут и поют: раз – вперед весло, два – назад, раз, два – церковный гимн помогает им удерживать ритм. Слова книги Исхода из Старого Завета разносятся над рекой:
Пою Господу, ибо Он высоко превознесся;
Коня и всадника его ввергнул в море.
Господь – крепость моя и слава моя,
Он был мне спасением.
В Париже Женевьева распределяет муку всем и каждому. Для самых бедных, не имеющих ни печей, ни дров, она предлагает хлеб, испеченный диаконессами.
Хильдерик закрывает глаза на эту прореху в своей осаде. Вероятно, он устал от затянувшегося противостояния, оно продолжается целую вечность. Он ничего не достиг, он не взял Париж, он не победил Сиагрия. Галлия стала для него ловушкой, западней, куда он сам угодил. Вот так горько разочарованный в 481 году, он отправляется в Вальхаллу, рай для германских воинов-героев, и оставляет своего сына Хлодвига продолжать начатое дело.
Хлодвиг, молодой человек шестнадцати лет, неожиданно ставший королем франков, хорошо подумав, со славным сыновним почитанием решает следовать политике отца. Он продолжает конфронтацию с Сиагрием и не снимает осады Парижа. Он поддерживает давление на город, не питая уж очень больших иллюзий. И знает: чтобы доминировать в Галлии, сначала необходимо победить римского генерала. С высоты своей loewer, глядя на город, расположившийся посредине реки, он решает в один прекрасный день уничтожить галло-римское влияние и сделать город франкским.
Пока же Сиагрий находится за хорошо укрепленными крепостными стенами города Суассон (Soissons) на берегу реки Эна (Aisne), откуда следит за регионом и предотвращает набеги франков. Генерал располагает последними военными силами развалившейся Римской империи. Против этих легионов Хлодвиг выставляет свои войска. Их меньше по численности, но они лучше вооружены. К тому же – и это шанс для Хлодвига – Сиагрия легко вывести из себя, он словно меха, что раздуваются от воздуха. Действительно, этот напыщенный, как и подобает хорошему солдату, самоуверенный в себе генерал обладает просто жалкими талантами военачальника. К тому же его легионеры пребывают в унынии: несчастные не могут игнорировать тот факт, что сражаются за дело, которого уже больше не существует.
В 486 году Хлодвиг решает, что настало время закончить историю с римлянином. Он бросает ему вызов и направляется со своей армией на Суассон; по пути он грабит только несколько церквей, так как считает, что война – не время для обогащения.
Сиагрий боится осады города, поэтому спешит выехать за пределы крепостных стен Суассона и на полном скаку мчится навстречу королю франков. Его войска беспощадно истребляют. Копья с крюками и асимметричные двойные секиры франков сеют ужас среди римлян.
На этой Суассонской равнине погибают последние римские легионеры. Сиагрий бежит, а Хлодвиг победителем въезжает в город и сейчас же делает Суассон своей столицей. Он располагается в покинутом римском дворце и накладывает руку на богатства, накопленные его врагом. Конечно, необходимо одержать еще несколько побед, но уже сейчас королевство франков простирается на весь север Галлии.
Осада Парижа может быть снята. Женевьева, благочестивая христианка, вынуждена подчиниться авторитету язычника Хлодвига. По большому счету выбора у нее нет. Но тем не менее десять лет спустя Женевьева будет удовлетворена: Хлодвиг услышит аргументы своей жены Клотильды, верной католички, и отречется от пантеона германских богов. Не обещал ли он обратиться в веру Христа после победы над алеманнами, как это и случилось в битве при Толбиаке в 496 году? Отныне король франков признает Отца, Сына и Святого Духа и затем даже принимает крещение в водах Рейна. Церемония обставляется со всей пышностью и на протяжении нескольких последующих столетий займет самые прекрасные страницы в назидательных книгах.
С того времени Хлодвиг является основателем новой династии. Он не прекращает завоевания новых земель, так, в 500 году на реке Уш он разбивает войско бургундов. В 502 году, чтобы обозначить новую эру, он покидает Суассон и решает обосноваться в Париже. Город по-прежнему выглядит как римские владения времен императора Юлиана. Франкский король с удовольствием идет по тем же дорогам, по которым когда-то ходил император. Он богато устраивается на острове Сите в бывшем императорском дворце, окруженном тенистым садом, который по пологому склону спускается прямо к реке. Дворец и все надворные постройки заселяются придворными и управленцами. Горстка его приверженцев крутится вокруг короля и постоянно дает ему советы, епископы и аббаты берут под свою ответственность королевскую часовню, а немногочисленным к тому времени министрам вменяется заниматься особыми делами. Пфальцграф руководит процедурами суда, референдарий собирает налоги, майордом заведует королевским имуществом… Вот уже представлен небольшой двор, и куртизанки окружают короля…
Париж, галло-римский город, цитадель, становится столицей королевства франков в 508 году, как будто в честь очередной грандиозной победы над последними соперниками, вестготами, в 507 году при городе Вуйе (Vouilléo).
Из своей новой столицы Хлодвиг созерцает свое произведение: он покорил всю Галлию за исключением Прованса и Руссийона. Он может умереть с миром…
В ноябре 511 года Хлодвиг неожиданно заболевает и умирает, несмотря на молитвы и кровопускания. Он скончался в возрасте сорока пяти лет после двадцати девяти лет правления. Но что делать с телом умершего в Париже короля франков? Надо ли перевезти его и захоронить в Турне, рядом с его отцом Хильдериком? Нет! Тело короля Хлодвига решают оставить в Париже и поместить в крипту новой церкви Сен-Пьер-Сен-Поль (Saint-Pierre-et-Saint-Paul) – апостолов Петра и Павла. Предполагается, что наличие усыпальницы первого христианского короля в городе повысит престиж и величие столицы. Тем не менее наши далекие предки не выказывали слишком большого почитания королевской могиле: она просто-напросто исчезла, никто не знает как, никто не знает когда. Некоторые археологи питают слабые надежды обнаружить что-то по случаю работ, начавшихся недавно под лицеем Генриха IV.
Святая Женевьева умерла, несомненно, в 512 году, год спустя после смерти первого христианского короля. Ее похоронили рядом с ним, в церкви Сен-Пьер-Сен-Поль на горе Лукотитиус (гора Сен-Женевьев). Когда она была жива, святая обычно поднималась туда помолиться; для этого она шла по дороге, которая впоследствии стала улицей Монтань Сен-Женевьев (Montagne-Sainte-Geneviève). Колокольня церкви и сейчас видна в стенах лицея Генриха IV и носит имя «Башня Хлодвига». Это самые древние остатки церкви, выстроенной при первом христианском короле (основание датируется XI веком). Могила святой Женевьевы, как и могилы Хлодвига и его жены, находятся примерно там, где сейчас вход в лицей.
Церковь стала частью аббатства в XII веке, затем в 1744 году на ее месте по воле Людовика XV возвели церковь Сен-Женевьев (l’église Sainte-Geneviève). Ныне это пантеон (Panthéon) – мавзолей самых выдающихся людей истории Франции.
Рака с мощами святой патронессы Парижа регулярно выносилась для торжественных процессий, которые проходили на улицах. Говорят, что на этом пути имели место чудеса… Реликварий разрушили в 1793 году, а останки Женевьевы сожгли на Гревской площади (place de Grève).
Саркофаг, где находилось тело святой, избежал ярости революционных разрушений. Его нашли в 1802 году и перенесли в церковь Сент-Этьен-дю-Мон (l’église Saint-Étienne-du-Mont), напротив пантеона. Сейчас он покрыт металлическим кофром искусной ювелирной работы, что отчасти скрывает его от глаз посетителей.