Косой дождь лил сплошной пеленой, холодный и безжалостный. Ветер бросал его во всех направлениях, делая зонт, дождевик и резиновые сапоги почти бесполезными. Впрочем, можно сказать, что у Энди и не было зонта и плаща с сапогами. Двухсотдолларовый зонтик «Берберри» никак не желал открываться и в конце концов сломался, когда Энди решила проявить настойчивость; короткий кроличий жакет с огромным воротником, но без капюшона, эффектно подчеркивал талию, однако не спасал от пронизывающего холода, а новенькие замшевые лодочки «Прада» на платформе хотя и радовали хозяйку оттенками мака и фуксии, но оставляли подъем стопы совсем открытым. Не помогали и леггинсы – на таком ветру кожа согревала не лучше шелковых чулок. Пятнадцать дюймов мокрого снега, покрывавшего улицы Нью-Йорка, уже расползались в безобразную жидкую серую слякоть, и Энди в тсячный раз пожелала жить в каком угодно городе, только не в этом!
Словно в подтверждение подобных мыслей на желтый свет пронеслось такси, оглушительно гуднув на Энди, совершившую тяжкое преступление – попытку перейти улицу. Она сдержалась и не показала таксисту средний палец – сейчас, знаете ли, у каждого при себе пистолет, – лишь стиснула зубы и мысленно осыпала хама проклятиями. Учитывая высоту каблуков, она довольно быстро прошла еще два или три квартала. Пятьдесят вторая, Пятьдесят третья, Пятьдесят четвертая… уже недалеко, и у нее есть минута-другая согреться, прежде чем бежать обратно в офис. В утешение Энди пообещала себе чашку горячего кофе и даже – впрочем, вряд ли – печенье с шоколадной крошкой, когда рядом раздался телефонный звонок.
Откуда этот трезвон? Энди огляделась, но другие прохожие не обращали внимания на звонок, который становился все громче. Бррринь! Бррринь! Этот рингтон Энди не забудет до самой смерти, хотя странно, что его до сих пор ставят на телефоны. Она не слышала его уже очень давно, но вспомнила мгновенно. Еще не достав телефон, Энди поняла, кто это звонит, и все равно испытала шок при виде двух слов на экране: Миранда Пристли.
Энди решила не отвечать. Это выше ее сил. Глубоко вздохнув, она прервала вызов и кинула телефон обратно в сумку, но буквально через секунду он зазвонил снова. У Энди заколотилось сердце, дыхание перехватило. Вдох, выдох, командовала она себе, опустив голову, чтобы защитить лицо от мокрого снега, – и вперед! Ножками, ножками! До ресторана оставалось всего два квартала – Энди уже видела его впереди: ярко освещенное теплое убежище, – когда особенно сильный порыв ветра толкнул ее в спину. Энди потеряла равновесие и угодила ногой в мокрое месиво пополам с грязью и мусором. Лужа оказалась не только ледяной, но к тому же еще и глубокой. Энди тут же провалилась в нее и застыла в позе фламинго.
Грациозно стоя на одной ноге, Энди добрых тридцать – сорок секунд размышляла, как ей поступить. Вокруг нее образовалось свободное пространство: лишь прохожие в высоких резиновых сапогах отваживались бороздить ту огромную лужу, в которую она попала. До берега – то есть до асфальта – допрыгнуть было невозможно, а никто из прохожих и не подумал протянуть руку, чтобы помочь! Энди собралась с духом для новой обжигающе-ледяной ванны и опустила в воду вторую ногу. Ледяная жижа доходила до половины голени, а это значило, что пропали не только туфли цвета фуксии, но и добрые пять дюймов кожаных леггинсов. Энди с трудом сдерживала слезы.
Туфли и леггинсы испорчены, ступни онемели от холода, чтобы выбраться на асфальт, предстояло брести до края глубокой лужи, и Энди невольно подумала: это кара за то, что она посмела не ответить на звонок Миранды Пристли.
Впрочем, времени размышлять над своими бедами у Энди не было: едва она выбралась на тротуар и оглядела загубленные туфли, как телефон зазвонил снова. Игнорировать первый звонок было огромной дерзостью – черт, да просто безрассудством! – и Энди не решилась сделать это еще раз. Со стекавшей по ногам грязной водой, дрожащая, едва не плача, Энди коснулась экрана пальцем и сказала «алло».
– Ан-дре-а? Это вы? Вас нет уже целую вечность. Я задам только один вопрос. Где. Мой. Ленч? Я не потерплю, чтобы меня заставляли столько ждать!
«Естественно, это я, – подумала Энди. – Ты же набираешь мой номер, ну кто еще ответит по этому телефону?»
– Извините, пожалуйста, Миранда, но на улице сущий ад, я бегу со всех ног, хотя…
– Жду вас в офисе немедленно. Это все! – И линия опустела, не дав Энди шанса объясниться.
Несмотря на то что ледяная вода, попавшая в туфли, просачивалась между пальцами самым противным образом и передвигаться на таких каблуках трудно даже в сухую погоду, а тротуар на глазах превращался в каток, – слякоть начинала подмерзать: Энди перешла на бег. Она пробежала целый квартал – оставалось всего ничего, – когда услышала, как кто-то ее зовет:
– Энди, Энди, подожди! Это я! Остановись!
Она бы узнала этот голос из тысячи, но как Макс здесь очутился? Он же уехал на выходные на север штата по делам! Энди остановилась и обернулась, ища его глазами.
– Сюда, Энди!
Она увидела своего жениха – густые темные волосы, проницательные зеленые глаза, красивые мужественные черты, – верхом на огромном белом коне. Энди не особенно жаловала лошадей после того, как упала с кобылы во втором классе и раздробила запястье, но конь выглядел довольно дружелюбно. Отчего-то Энди совершенно не удивилась, что Макс разъезжает на белом жеребце по Манхэттену в снежный шквал: она ощутила такой восторг, что ей даже в голову не пришло задавать вопросы.
Макс соскочил на асфальт с легкостью опытного наездника – Энди попыталась вспомнить, не рассказывал ли жених, что когда-то играл в поло, – в три шага оказался рядом и обнял ее. Энди сразу стало так тепло и хорошо, что она невольно расслабилась и прижалась к Максу.
– Моя бедная детка, – пробормотал он, не обращая внимания ни на лошадь, ни на глазевших зевак. – Ты же совсем замерзла!
Звонок телефона – того телефона! – раздался буквально между ними, и Энди судорожно нашарила аппарат в сумке.
– Ан-дре-а! Не знаю, какая часть слова «немедленно» вам непонятна, но…
Энди задрожала всем телом, когда пронзительный голос Миранды ввинтился ей в ухо, но не успела она среагировать, как Макс выдернул телефон из ее заледеневших пальцев, нажал на экране «завершить» и метко запустил аппарат прямо в ту лужу, где уже побывали туфли и леггинсы Энди.
– Ты с ней давно не работаешь, дорогая, – сказал он, укрывая плечи Энди большим пушистым пледом.
– Боже мой, Макс, как ты мог! Я ужасно опаздываю, я еще до ресторана не дошла, она меня убьет, если я не вернусь с ее ленчем через…
– Тс-с-с, – сказал он, приложив два пальца к губам Энди. – Теперь ты в безопасности. Ты со мной.
– Но ведь уже десять минут второго, и если она не получит…
Макс подхватил Энди за талию и, легко подняв в воздух, мягко посадил на белого коня, которого, по его словам, звали Головорез.
Онемев, Энди смотрела, как Макс снимает с нее пропитанные водой замшевые туфли и бросает их на тротуар. Из спортивной сумки, с которой Макс не расставался, он достал любимые мягкие домашние тапочки Энди – глубокие, до щиколотки, с флисовой подкладкой, – и надел их на покрасневшие, озябшие ступни невесты. Он укрыл пледом ее колени, закутал голову и шею своим кашемировым шарфом и подал стальной термос, как он объявил, с ее любимым темным горячим шоколадом. Потом одним гибким движением Макс красиво вскочил на коня и взял поводья. Не успела Энди и слова сказать, как они уже ехали рысью по Седьмой авеню, а полицейский эскорт впереди расчищал дорогу.
Ощутить такое тепло и заботу было невероятным облегчением, но Энди не могла сдержать панику от того, что задание Миранды до сих пор не выполнено. Ее уволят, это точно, а вдруг что еще похуже? Что, если Миранда придет в ярость и употребит свое безграничное влияние, чтобы Энди нигде больше не получила работы? Что, если она решит преподать секретарше урок, показав, что именно ждет ту, которая осмелилась бросить – и не однажды, а дважды! – саму Миранду Пристли?
– Я должна вернуться! – закричала Энди. Лошадь перешла в галоп, и ветер заглушал слова. – Макс, поворачивай, вези меня обратно! Я так не могу!
– Энди! Милая, ты меня слышишь? Энди!
Глаза сразу широко открылись. Сердце тяжело билось, в ушах шумела кровь.
– Все хорошо, ты в безопасности, это был только сон. Насколько я вижу, кошмарный, – негромко говорил Макс, гладя ее по щеке прохладной ладонью.
Энди резко села на кровати. В окно сочился нежный утренний свет. Не было ни снега, ни слякоти, ни белого коня. Ступни у Энди были босые, но теплые, накрытые мягким, как масло, одеялом, а лежавший рядом Макс казался удивительно сильным и надежным. Энди сделала глубокий вдох, и запах Макса – его кожи и волос – защекотал ей ноздри.
Это был только сон.
Энди постаралась собраться с мыслями. Где они? Что происходит? И только взглянув на дверь, где висело невероятно красивое отглаженное платье от «Моник Луиллер», она вспомнила, что лежат они в люксе для новобрачных и что она невеста. Невеста! Прилив адреналина заставил ее подскочить на месте. Макс с удивлением спросил:
– Слушай, а что тебе приснилось? Надеюсь, не то, что сегодня будет?
– Ну что ты! Так, старые призраки! – Энди наклонилась поцеловать жениха. Стэнли, мальтийская болонка, тут же протиснулась между хозяевами. – Который час? Погоди, а что ты тут делаешь?
Макс лукаво улыбнулся и встал с постели. Всякий раз Энди невольно восхищалась его широкими плечами и плоским животом. Макс находился в отличной форме, однако при этом не представлял собой гору перекачанных мышц. Наоборот, его тело было гибким и подтянутым.
– Шесть утра. Я пришел пару часов назад, – сказал он, натягивая фланелевые пижамные штаны. – Соскучился.
– Лучше давай иди, пока тебя не засекли! У твоей матери настоящий пунктик, чтобы мы не видели друг друга до свадьбы.
Макс потянул Энди с кровати, заставив встать, и обнял.
– А ты ей не говори. Я не могу ждать целый день, не видя тебя!
Энди изобразила возмущение, про себя радуясь, что Макс пришел полежать с ней рядом и избавить от кошмара.
– Ну хорошо, – театрально вздохнула она. – А сейчас незаметно вернись в свою комнату. Я выведу Стэнли на прогулку, пока все спят.
Макс прижался к ней.
– Еще совсем рано. Мы можем успеть…
Энди засмеялась.
– Иди!
Он снова поцеловал ее, на этот раз нежно, и вышел из номера.
Энди взяла Стэнли на руки и чмокнула в мокрый нос:
– Вот так-то, Стэн!
Песик возбужденно зарычал и завозился, пытаясь высвободиться: пришлось отпустить его, чтобы не исцарапал руки. На несколько блаженных минут Энди забыла свой сон, но вскоре он вспомнился вновь: такой удивительно реальный во всех своих подробностях! Энди глубоко вздохнула, стараясь успокоиться, и решила рассуждать логически: у нее просто типичное предсвадебное волнение. Классический тревожный сон – и больше ничего!
Энди заказала завтрак в номер и покормила Стэнли кусочками яичницы и тоста, попутно отвечая на звонки матери, сестры, Лили и Эмили – все дружно настаивали, чтобы она начинала собираться. Затем Энди вывела Стэнли на короткую прогулку, торопясь подышать холодным октябрьским воздухом до начала суматохи. Не без смущения она натянула велюровые спортивные штаны с ярко-розовой надписью «невеста» сзади, которые получила в подарок на девичнике, хотя втайне гордилась этой надписью. Подобрав волосы под бейсболку, завязав кроссовки и застегнув флисовую куртку «Патагония», Энди вышла побродить по огромному Астор-кортс.
Чудесным образом по пути ей не встретилось ни единой души. Стэнли весело скакал на коротеньких лапках и тянул хозяйку вперед, к ровному ряду деревьев, отмечавшему границу поместья. Листья уже полыхали неистовыми осенними красками. Энди гуляла с собакой почти полчаса – все уже, наверное, ломали головы, куда она запропастилась, – и хотя воздух был свежим, холмистые угодья прекрасными, а предсвадебное волнение лихорадочным, Энди никак не могла выбросить из головы Миранду Пристли.
Отчего эта женщина по-прежнему преследует ее? Прошло уже почти десять лет с того дня, как Энди сбежала из Парижа, положив конец самоистязанию, которое называлось работой в журнале «Подиум» у Миранды Пристли. С тех пор Энди многого добилась. Фрилансерство быстро превратилось у нее в постоянный заработок – ее пригласили на должность пишущего редактора в свадебный блог «И жили они долго и счастливо». Спустя несколько лет и несколько десятков тысяч слов Энди смогла открыть собственный глянцевый журнал «Декольте» – элитное издание, которое выходит уже три года и, несмотря на мрачные прогнозы, приносит деньги. «Декольте» уже начали номинировать на премии, и к нему проявили интерес рекламодатели. Стремясь к успеху на профессиональном поприще, Энди не забыла и о личной жизни. Сегодня она выходит замуж за Макса Харрисона, сына покойного Роберта Харрисона и внука легендарного Артура Харрисона, основавшего сразу после Великой депрессии издательский холдинг «Харрисон», который со временем превратился в «Харрисон медиа холдингс», одну из наиболее престижных и прибыльных компаний в США.
Макс Харрисон долго ходил в завидных холостяках. В списке его бывших подружек числились Тинсли Мортимерс, Аманда Херстс из Нью-Йорка и немалое число их знакомых, кузин и сестер; среди тех, кто поздравит его сегодня с бракосочетанием, будут мэры и магнаты. Но это все не главное. Главное – Энди любит Макса! Он ее лучший друг. Он окружал ее заботой, развлекал, восхищался ее работой. Макс сам заговорил о свадьбе уже через несколько месяцев после знакомства. Прошло три года, и вот долгожданный день настал. Энди упрекнула себя, что впустую тратит время на беспокойство о глупом сне, и повела Стэнли обратно в номер, где уже собралась небольшая толпа женщин, которая тревожно переговаривалась и пребывала в состоянии легкой паники, очевидно, подозревая, что невеста сбежала из-под венца. Когда Энди вошла, раздался дружный вздох облегчения, и Нина, организатор свадьбы, немедленно взялась за дело.
Несколько часов пронеслись в каком-то диком вихре: душ, фен, термобигуди, тушь и плотная основа в количестве, достаточном, чтобы зашпаклевать до фарфоровой гладкости даже подростка с переизбытком гормонов. Одни делали ей педикюр, другие несли нижнее белье, третьи обсуждали цвет помады. Не успела Энди опомниться, как ее сестра Джил уже держала перед ней раскрытый наряд цвета слоновой кости, а мгновение спустя мать застегнула на нем молнию, облачив невесту в платье. Бабушка восхищенно прищелкнула языком. Лили всплакнула. Эмили торопливо курила в ванной, надеясь, что никто не заметит. Энди пыталась все запомнить, как-то осознать происходящее, и тут вдруг ее оставили одну. До выхода невесты в парадный зал оставались считанные минуты, и все разбежались готовиться. Энди неловко сидела на краешке старинного стеганого полукресла, боясь хоть как-нибудь испортить великолепие созданного образа. Меньше чем через час она станет замужней женщиной и всю оставшуюся жизнь будет принадлежать Максу, а он – ей. В это как-то не верилось.
Телефон в номере зазвонил. Это оказалась мать Макса.
– Доброе утро, Барбара, – произнесла Энди как можно любезнее. Барбара Энн Уильямс Харрисон, дитя американской революции, была потомком не одного, а целых двух людей, подписавших конституцию США, а также многолетним резидентом каждого мало-мальски заметного благотворительного комитета на Манхэттене. От уложенных Оскаром Блэнди волос до кончиков балеток «Шанель» Барбара всегда держалась с Энди в высшей степени корректно – как и со всеми, – но в восторге от выбора сына она не была. Энди старалась не принимать это близко к сердцу, да и Макс уверял, что это она сама себе все придумала. Вначале Энди казалось, что Барбара считает ее одной из преходящих фаз развития своего сыночка. Позже Энди убедила себя, что это знакомство Барбары с Мирандой убило любую возможность установить теплые отношения с будущей свекровью. Наконец Энди поняла, что таков просто стиль Барбары – обдавать холодной вежливостью всех, включая собственную дочь. Энди не представляла, как можно называть Барбару мамой – впрочем, ей этого ни разу и не предложили.
– Здравствуй, Андреа. Я только что спохватилась, что не передала тебе колье. Я уже сбилась с ног, с самого утра проверяла, чтобы все было организовано как следует, и в результате опоздала на укладку и макияж. Я звоню сказать, что колье в комнате Макса, такой бархатный футляр, лежит в боковом кармане этой его дешевой спортивной сумки. Я не хочу, чтобы она попалась на глаза обслуге. Может, тебе удастся убедить его ходить с чем-то более приличным? Видит Бог, я тысячу раз пыталась, но он положительно не…
– Спасибо, Барбара, я сейчас схожу за колье.
– Тебе нельзя! – Голос Барбары стал пронзительным. – Вы не должны видеть друг друга до свадьбы, это плохая примета! Отправь свою мать или Нину. Кого-нибудь. Ясно?
– Да-да, – сказала Энди и, положив трубку, вышла в коридор. Она быстро поняла, что Барбаре проще уступить и сделать то, что она хочет: споры ни к чему не вели. Именно поэтому Энди согласилась надеть фамильную драгоценность Харрисонов как «что-то старое» вместо какой-нибудь вещи, принадлежащей ее семье: Барбара настояла. Колье побывало на свадьбах у шести поколений Харрисонов – значит, у Энди с Максом тоже будет колье.
Дверь в номер Макса была приоткрыта. Войдя, Энди услышала, как шумит вода в ванной. «Классика! – подумала она. – Я готовлюсь уже пять часов, а он только что полез под душ!»
– Макс, это я! Не выходи!
– Энди? Что ты тут делаешь? – послышался голос Макса.
– Пришла взять колье твоей матери. Не выходи, ладно? Я не хочу, чтобы ты видел меня в платье.
Присев, она пошарила в наружном кармане сумки. Бархатной коробочки не было, зато пальцы нащупали сложенный листок.
Это оказалась дорогая писчая бумага кремового оттенка, довольно тяжелая, с вытисненными инициалами Барбары – темно-синей рукописной монограммой. Энди знала, что Барбара помогает «Дэмпси и Кэрроллу» держаться на плаву, закупая у них товар солидными партиями. Она десятки лет писала на этой бумаге и поздравления с днем рождения, и благодарственные письма, и приглашения на обед, и соболезнования. Барбара была старомодна, чопорна и скорее умерла бы, чем послала кому-то неотесанный имейл или – о ужас! – сообщение, поэтому ничего удивительного, что и сыну в день свадьбы Барбара написала на кремовом листке с монограммой. Энди уже хотела сложить листок, когда ее внимание привлекло собственное имя. Не отдавая себе отчета в том, что делает, Энди начала читать.
Дорогой Максвелл!
Ты знаешь, что я всеми силами стараюсь не вмешиваться в твою личную жизнь, но я не могу больше молчать, коль скоро дело касается таких важных вещей. Я уже делилась с тобой моими опасениями, и всякий раз ты клятвенно обещал подумать. Сейчас, в преддверии твоего грядущего бракосочетания, мне придется высказаться открыто и недвусмысленно.
Я умоляю тебя, Максвелл, не жениться на Андреа.
Не пойми меня превратно, Андреа мила и, несомненно, однажды станет кому-то прекрасной женой. Но ты, сынок, заслуживаешь гораздо большего! Тебе нужна девушка подходящего происхождения, а не выходец из неполной семьи, где все, что она знала, – боль и развод. Твоей женой должна стать девушка, знакомая с нашими традициями, с нашим стилем жизни, которая поможет передать имя Харрисонов следующему поколению, а главное, будет любить тебя и ваших будущих детей больше собственных эгоистических карьерных устремлений. Прошу тебя серьезно задуматься: ты хочешь, чтобы твоя спутница жизни издавала журналы и ездила в командировки или чтобы она ставила интересы близких выше своих и разделяла филантропические взгляды рода Харрисонов? Разве ты не желаешь супруги, которая будет думать о семье, а не о собственных амбициях?
Повторюсь: я считаю твою неожиданную встречу с Кэтрин на Бермудах знаком свыше. О, как ты был рад увидеть ее снова! Молю тебя, не отбрасывай это чувство! Ведь ничего окончательного пока не произошло, еще не поздно. Мне очевидно, что ты всегда любил Кэтрин, и еще более очевидно, что из нее получится прекрасная спутница жизни.
Я всегда очень гордилась тобой и знаю, что твой отец смотрит на нас с небес и поддерживает тебя в принятии правильного решения.
Со всей любовью,
Энди услышала, как перестала течь вода, и, вздрогнув, уронила письмо на пол. Поднимая листок, она заметила, что у нее дрожат руки.
– Энди, ты еще тут? – спросил Макс из-за двери.
– Да, я… Подожди, я уже ухожу, – выговорила Энди.
– Ты его нашла?
Она помолчала, не зная, как ответить. Из комнаты словно откачали кислород.
– Да.
За дверью послышалось шарканье, открылся и закрылся кран над раковиной.
– Ты уже ушла? Мне надо одеваться.
Пожалуйста, не женись на Андреа! Кровь стучала в ушах Энди. О, как ты был рад снова с ней увидеться! Ворваться в ванную или выбежать в коридор? Теперь они с Максом встретятся только во время обмена кольцами на глазах у трехсот гостей, включая его мать.
В номер постучали, и дверь открылась.
– Энди? Что ты тут делаешь? – ужаснулась организатор свадьбы Нина. – Господи, ты же платье испортишь! А мне казалось, вы договорились не видеться до церемонии! Так, может, сразу и фотографии сделаем? – Ее непрерывная болтовня сводила Энди с ума. – Макс, не выходи из ванной! Твоя невеста застыла, как замороженная! Подожди, секундочку подожди! – Нина подбежала к Энди, которая пыталась одновременно встать и одернуть платье, и подала ей руку.
– Вот, – сказала она, помогая Энди подняться и разглаживая платье русалочьего силуэта. – Пойдем со мной, больше никаких фокусов с исчезновением невесты. А это что? – Она выдернула письмо из пальцев Энди.
Энди вдруг ясно услышала стук собственного сердца и на мгновение испугалась, что у нее начинается сердечный приступ. Она открыла рот, чтобы что-то сказать, но помешала внезапная волна тошноты.
– Ой, меня сейчас…
Как по волшебству – или благодаря богатому опыту? – у Нины в руке оказалось мусорное ведро, которое она так плотно прижала к лицу Энди, что пластмассовый край вдавился под подбородок.
– Ничего, ничего, – немного гнусаво тянула Нина (отчего-то это успокаивало). – Ты у меня не первая переволновавшаяся невеста. Слава Богу, на платье ничего не попало! – Она промокнула Энди рот подвернувшейся под руку рубашкой Макса, и этот запах, головокружительная смесь мыла и шампуня с мятой и базиликом, запах, который Энди всегда любила, сейчас вызвал у нее новые рвотные спазмы.
В дверь снова постучали, и в номер вошел знаменитый фотограф Сен-Жермен с молоденькой хорошенькой ассистенткой.
– Мы явились снимать сборы жениха, – объявил он с приятным неопределимым акцентом. К счастью, ни он, ни его ассистентка даже не взглянули на Энди.
– Что у вас там происходит? – позвал Макс, все еще томившийся в ванной.
– Макс, ни шагу в комнату! – закричала Нина. Она повернулась к Энди, не знавшей, как дойти до своего номера. – Надо тебя быстренько умыть, поправить макияж и… О Боже, твои волосы…
– Мне нужно колье, – прошептала Энди.
– Что?!
– Бриллиантовое колье Барбары. Подожди. – Думай. Думай. Думай. Что это значит? Что от нее требуется? Энди заставила себя вернуться к злополучной сумке, но, к счастью, Нина ее опередила. Вытащив сумку из-под кровати, она проворно пошарила во всех карманах и извлекла черный бархатный футляр с гравировкой «Картье».
– Ты это искала? Пошли, пора.
Подчинившись, Энди вышла в коридор. Нина последовала за ней, предварительно разрешив фотографам выпустить Макса из ванной.
Энди не понимала, почему Барбара настолько ее ненавидит, что готова воспрепятствовать свадьбе. Оказывается, она уже и новую невесту сыночку выбрала, Кэтрин. Более подходящую и не такую эгоистичную. Ту, которая, по ее мнению, вполне сойдет. О Кэтрин Энди знала все: наследница состояния ван Герцогов и, насколько помнилось из бесчисленных давних поисков в «Гугле», даже принцесса какого-то захудалого австрийского королевского дома, училась в той же элитной частной школе в Коннектикуте, что и Макс. Кэтрин изучала европейскую историю в Амхерсте, куда ее приняли после того, как дед, австрийский аристократ, поддерживавший нацистов со времен Второй мировой, пожертвовал университету столько денег, что корпус общежития назвали в честь его покойной супруги. Макс находил Кэтрин излишне чопорной, слишком правильной и чересчур вежливой. Она, по его словам, скучна, повернута на условностях и озабочена внешними приличиями. Почему в таком случае их связь тянулась пять лет, то оживляясь, то затухая, убедительно объяснить он не смог, и Энди подозревала, что многое осталось за кадром. Похоже, она не ошиблась.
Последний раз Макс говорил с Кэтрин, когда позвонил ей рассказать о своей помолвке. Через несколько недель им с Энди доставили прекрасную хрустальную вазу «Бергдорф» с богатой резьбой и письмо с пожеланием долгой, счастливой жизни. Эмили, которая знала Кэтрин через своего Майлса, клялась, что волноваться не о чем, – эта чванливая зануда, хотя и при «нехилых бабках», Энди и в подметки не годится. Энди и не волновалась – прошлое есть у каждого. Гордится ли она Кристианом Коллинсвортом? Тянет ли ее подробно рассказать об отношениях с Алексом? Нет, конечно. Но совсем другое дело – прочесть в день свадьбы письмо будущей свекрови, в котором она умоляет сыночка жениться на бывшей подружке, с радостью встреченной на Бермудах во время мальчишника и утаенной от невесты.
Энди потерла лоб, заставляя себя сосредоточиться. Когда Барбара написала свое ядовитое послание? Почему Макс его сохранил? Как понимать, что он виделся с Кэтрин всего шесть недель назад и ни словом не упомянул об этом, хотя до последней мелочи выложил, как они с друзьями играли в гольф, уплетали стейки и загорали? Этому должно быть объяснение. Но какое?