Алеша встал, отряхнул землю, прилипшую к штанам и рубахе. Комочки, падая, сверкали серебряной пылью.
Неужто он вчера так нажрался? Алеша обнаружил себя на собственном огороде, посреди аккуратно окученных картофельных рядков. Это было странно: до беспамятства он прежде никогда не пил. Потоптавшись, Алеша шагнул к дороге, между грядок и чуть не упал, споткнувшись о тяпку, лежавшую поперек рядка. Мать вашу так и этак! Он схватил инструмент и метнул наподобие копья в дальний конец огорода. Тяпка взмыла вверх и, прочертив фосфорической дугой бледное от лунного света небо, исчезла за стеной кладбищенских тополей. Когда столбняк прошел, Алеша задумался: или он допился до чертиков, или спит и видит редкий по достоверности похмельный сон.
Он подошел к дощатому сарайчику, стоявшему посреди огорода, сел на лавочку под стенкой и стал вспоминать вчерашнее. Значит, они окучивали с женой картошку… Так. Когда закончили, он сказал, что неплохо бы выпить с корефанами. Слегка. По случаю картошки и субботы. Жена, заартачилась. Слово за слово поссорились. Он кинул тяпку, выкатил мотоцикл и поехал… Ну, поехал, а дальше-то что?..
Дальше, как он ни вспоминал, была пустота. Видать, точно: он так ужрался, что у него полный провал в памяти. По идее – он отвел мотоцикл домой, взял бутылку, припрятанную в гараже, и пошел к Кольке.
Тут он вспомнил о тяпке. Она никак не укладывалась в эту благостную схему. Так что же? Он погрузился в безнадежную задумчивость. «Да пошло оно все в задницу!» – наконец решил он. – Приду домой – разберусь.
Алеша встал и – лень было идти через калитку – двинул напрямки, между картофельных рядов, решив перелезть через забор. Там до дороги было рукой подать.
Катя вдруг потеряла контроль над собственным телом. Зов плоти заглушил слабые уколы совести. Николаева ладонь, только что робко трогавшая груди, скользнула вниз, и Катя судорожно вздохнула и закрыла глаза.
И тут по крыше грохнуло. Грохнуло так, что они чуть не свалились с ее вдовьего ложа. Дружок во дворе залаял, загремел цепью. Спавшая в соседней комнате дочь захныкала. Катя оттолкнула Николая, метнулась к ребенку, огибая неприбранный после годовин стол. Слышно было, как она зашикала, успокаивая дочку. Николай припал к окну. В голову сразу полезли мысли о жене, ревнивой и вспыльчивой – для нее он был сейчас в рейсе.
– Что это? – шепотом спросила Катя, неслышно подойдя сзади.
– Шпана дуреет, наверное, – Николай попытался притянуть Катю к себе. Но она, расцепив его руки, холодно сказала:
– Выйду посмотрю.
– Я – тоже.
– Ты – не ходи.
– Почему?
– Потому. Сиди!
Николай вздохнул, потянулся за сигаретой, но вспомнил, что в доме не курят, и чертыхнулся.
Катя, не зажигая света, взяла с полки фонарь и вышла на веранду. Дружок во дворе завыл. Затаив дыхание и прислушиваясь, она постояла за дверью, потом скинула крючок и выглянула во двор.
– Кто там?! – окликнула она вполголоса.
Дружок по-прежнему выл, задрав морду. То ли полная луна была тому причиной, то ли темный предмет, лежавший рядом с будкой.
Катя включила ненужный фонарь и, скрипя ступенями, спустилась во двор. Предмет оказался тяпкой. Только без черенка. Катя наклонилась, намереваясь взять железяку и вскрикнула от боли: тяпка была горяча, как раскаленный утюг.
Она подула на пальцы и с недоумением посмотрела на тяпку, не в силах понять смысла идиотской шутки. Если это была, конечно, шутка.
Дружок держался с нею рядом и подвывал.
Она пошла в другой конец двора, где у калитки стояла бочка с водой, опустила туда горевшую ладонь. Потом решилась и выглянула за калитку. Улица была пустынна.
Она еще постояла над бывшей тяпкой, прикрикнула на пса: от его вытья ей стало совсем тоскливо, потом носком задвинула железяку в траву.
– Что там? – спросил Николай, когда она вернулась в дом.
Катя молча прошла на кухню, положила фонарь, смазала обожженные пальцы сметаной, вошла в комнату и села на диван.
– Чего молчишь? – спросил Николай, присаживаясь рядом. – Что там?
– А ничего. Камень какой-то идиот бросил, – неожиданно для себя соврала Катя.
– Я же сказал, шпана дуреет. Он обнял ее по-хозяйски.
– Ты чего? – спросил он заботливо, его рука, скользнув по груди, уже поползла к ее бедру.
– Ничего! – сказала Катя злым холодным голосом. – Ничего у нас с тобой не получится. Она решительно высвободилась из его объятий и поднялась.
– Почему? – растерянно спросил Николай.
– А почему я тебе должна объяснять? Ты что мне муж, сват, брат?
Николай растерялся.
– Но ты же хотела м… – Он прикусил язык.
Катя скрестила руки на груди:
– Ну и что же я хотела? Ты говори, не стесняйся!
Николай посмотрел в пол, покачал головой. Но поняв, что терять больше нечего, решил высказаться. До конца.
– Да дать… Дать ты мне хотела!
– Не ори – дочку разбудишь, – спокойно сказала Катя. Потом усмехнулась. – Дурак ты, дурак! Пьяная баба его поманила он и уши развесил… Я протрезвела….
– Ты чего, играла со мной, что ли? – Николай поднялся с дивана, сжимая кулаки. За дверью снова захныкал ребенок.
– Ехал бы ты домой, к жене! – добила Катя и ушла в комнату, к дочери.
…Успокоив ее, она сходила закрыла дверь за Николаем. Потом, стараясь не греметь тарелками, стала убирать со стола. Ей почему-то стало весело. Она даже подмигнула покойному мужу, смотревшему на нее с портрета.
Перемахнув через забор, Алеша отряхнулся еще раз, пятерней пригладил волосы и огляделся. Дома, тянувшиеся по взгорку, имели нежилой, заброшенный вид. Ни огонька, ни звука. Окна, металлические крыши под мертвенным лунным светом излучали болезненное сияние. Он мельком глянул на кладбище и пошел к гудронированой дороге, вившейся под взгорком. Только что тускло блестевшая, она вдруг погасла, и ему послышался долгий, будто предсмертный вздох. Он сделал еще шаг к дороге, ставшей черной пустотой, но что-то заставило его обернуться и заново вглядеться в кладбище.
…Металлическая сетка кладбищенского забора в одном месте была отогнута, и в проеме виднелась могила, заваленная венками и цветами. Он пытался собрать разбегающиеся мысли. Могила была рядом с могилой бабушки, умершей больше десяти лет назад. Место рядом, он помнил, оставили для деда… Но ведь дел был живой вчера…
Алексей неуверенно пошел к холмику с металлической тумбой в изножье. Склонившись, разгреб венки и всмотрелся в фотографию.