Нина злилась на себя, Даню, Никиту с Костей и тех девиц, которые прикатили вместе с Даней. Но на себя больше. Хватит забивать голову несбыточными надеждами, пора признаться себе: Дане она не нравится. Ну если только как друг. И от этого понимания становилось невыносимо больно: ну что ему в этих девицах? Симпатичных и легкомысленных? Разве эта Оля пара ему? Она же даже разговор с ним поддержать не сможет. Это Даня, наоборот, поговорит о книгах: о классике и современных новинках. А Оля будущий филолог, для нее ряды Фурье – полная неизвестность. Гуманитарий, одним словом. А Нина хоть и поступила в МФТИ, но у нее не только девяносто восемь баллов по математике и физике, но и сто по русскому. Только толку от этого.
Будь она хоть самим Эйнштейном, Даня не обратил бы на нее никакого внимания, ему нравились совсем другие девушки. Не такие умные, как Нина, зато смазливые. Которые смотрели на него, раскрыв рот. Даня встречался с ними пару месяцев, в это время не ходил, а летал на крыльях любви, а потом благополучно расставался с очередной девицей из-за пустяка. Нина ждала, когда он перебесится и обратит внимание на нее. Ведь она всегда рядом, всегда выслушает и поможет. Верная Нина. А тут… Когда Нина увидела, каким взглядом Даня смотрит на Олю, внутри все оборвалось: это серьезно. И когда он только находит время при учебе в Бауманке, чтобы знакомиться?
Главное, обидно: Оля была ничуть не симпатичнее Нины, просто другая. Мягкая, нарочито беспомощная. Нина не сомневалась, что за мнимой пушистостью скрывается стальной стержень, об который Даня еще обломает зубы, но могла лишь беспомощно наблюдать, как он нарезает круги вокруг соперницы. Раскрывать ему глаза сейчас бесполезно. Нина проиграла: шах и мат.
Вторая девица раздражала гораздо меньше, хотя оказалась намного симпатичнее. Тина, наверное, сокращенно от Валентины, была яркая и красивая: темно-рыжие волосы, зеленые глаза с изумрудным оттенком. Но главное, что подкупило Нину, Тина не старалась выглядеть кем-то. Свои колючки она не прятала. С ней было просто и понятно. Поэтому Нина спокойно наблюдала, как Никита и Тина сходятся – из них получится неплохая парочка. Тут, по крайней мере, никто притворяться не будет.
В потустороннюю чушь Нина не верила, она была ярой сторонницей материализма: первична материя, а не сознание. Можно сколько угодно придумывать необычные миры в воображении, реальными они от этого не станут. «Мечты, мечты, как сладок ваш обман». Вот и Нине пора взглянуть правде в глаза: с Даней у нее ничего не выгорит, нужно признать поражение и жить своей жизнью.
На кладбище оказалось намного холоднее, чем в деревне. Хотя среди деревьев, по идее, должно быть теплее – они защищали от ветра. Нина задумалась о точке холода, когда неподалеку раздался вой. Взятый на высокой ноте, он поднялся еще выше, а затем оборвался. То, что это собака, никому не пришло в голову. Откуда им здесь взяться?
– Пора нам заняться шашлыками, – сказал Костя, – пока нас самих на шашлык не пустили.
Они быстрым шагом, напоминающим стремительное отступление, вернулись в деревню, где Никита вспомнил о Зинаиде Павловне, которую обещал навестить. Возник спор: следовало делать шашлыки, пока не стемнело. Договорились, что Костя, Даня и Оля отправятся в дом, где займутся приготовлениями, а остальные пойдут в гости.
Дом Зинаиды Павловны Никита отыскал без труда, сказал, что в детстве он с прабабушкой ходил в соседний – за молоком. Он постучал, дверь открыли быстро.
– Я думала, что не зайдете, – обладательница внушительного имени оказалась маленькой старушкой, усохшей от возраста.
Никита извинился и передал ей пакет с гостинцами. Зинаида Павловна открыла его и придирчиво осмотрела:
– Передай спасибо бабке своей, угодила. И торт вафельный с шоколадом положила, все, как Степанида любит.
Она хихикнула.
В доме у Зинаиды Павловны было жарко натоплено. Несмотря на это старушка куталась в безрукавку на меху, на ногах у нее были валенки.
– Кровь старая, – пояснила она, – плохо греет.
Она поставила чайник на газовую плиту.
– Чай будете?
Нина хотела согласиться – замерзла на кладбище, но вспомнила предостережение Николая Дмитриевича: ничего не брать у Зинаиды Павловны.
– Спасибо, – отказалась она, – мы шашлыки делать будем. Не хотим аппетит перебивать.
Старушка нехорошо ухмыльнулась:
– Знаете, значит. Ну и ладно.
Нина огляделась: деревянный стол, покрытый потертой клеенкой, старые стулья с плетеными ковриками на сиденьях, лакированный сервант с сервизами – обстановка была под стать хозяйке. Зинаида Павловна налила себе чай и разрезала торт.
– Степанидушка обрадуется, а то давненько мы с ней в магазин не ходили. Вы, ребятки, не пугайтесь, она мирная, не обидит.
Она откусила пирог, и в тот же момент выражение ее лица поменялось: оно стало хитрым, будто Зинаида Павловна задумала шалость. Сзади ойкнула Тина.
– А ты девка глазастая, – обратилась к той Зинаида Павловна. – Только зачем вас черти на кладбище понесли? Там живым делать нечего.
Все молчали, потом Тина попыталась ответить.
– Я не Зинаида Павловна, – прервала ее старушка. – А Степанида. Живу я в ней уж давно, лет пятьдесят пять вместе.
– У вас шизофрения? – уточнила Нина.
Степанида рассмеялась мелким бисером.
– Это у других шизофрения. А я Степанида, куколка.
– Куколка? – переспросила Нина.
– Да. Я на бабочку похожа. Я к Зинаиде Павловне залетела, когда она возле кладбища заснула. Там раньше поле было.
Ребята переглянулись: похоже, у старушки с головой было не в порядке.
– А вы к любому залететь можете? – полюбопытствовала Тина.
– Нет, – отрезала Степанида. – Он для меня грубый, – она кивнула в сторону Никиты, – эта тоже, – она указала на Нину. – Ты, Алевтина, тоже не очень подходишь. Так что зря от угощения отказались.
Нина удивилась: значит, не Валентина, а Алевтина. Впервые логика подвела ее. Но откуда эта старушка знает Тинино полное имя? Степанида вновь захихикала.
– Зинаида Павловна не знает, а я знаю. Потому что я куколка.
– Вы не человек? – продолжила расспросы Тина.
Степанида начала раздражаться:
– Я же тебе ясно сказала: куколка я!
– Кто это: куколка? Вы как человек или кто? – не унималась Тина.
– Я как бабочка, только покрупнее и цвета серого. Нас мало осталось, потому что людей подходящих для нас нет, – ушла от ответа Степанида.
– Вы дух? – в лоб спросила Тина.
Степанида пожевала губу и сказала:
– Куколка я! Сколько можно одно и то же талдычить.
Нина покачала головой: странно вели себя обе. Ну ясно же, что у старушки шизофрения. Спятил на старости человек. Но зачем Тина к ней привязалась? А та не унималась:
– Когда Зинаида Павловна умрет, что делать будете?
Степанида оживилась:
– В областном городе видела женщину подходящую, она медсестрой в поликлинике работает. Мягкая, добрая. Обращусь в куколку и к ней полечу.
Нина выразительно посмотрела на Никиту: не пора ли нам пора? Тот начал прощаться, но Тина добавила:
– А если та женщина уедет куда, что тогда?
Степанида опустила голову и заплакала:
– Вернусь я тогда на кладбище и засну. Как раньше, пока меня Зинаида Павловна не разбудила.
И тут же повторила:
– А вот вы зря туда ходили. Живым там не место.
– Ну мы, наверное, домой пойдем, – вмешался Никита.
– Идите, идите, – с хохотком ответила Степанида, – и они к вам придут. Потому что вы первые нарушили границу.
Установилась тишина. Степанида с насмешкой наблюдала за гостями.
– Слышали, наверное, про случай, который несколько лет назад произошел?
Нина с Никитой кивнули.
– Нам Николай Дмитриевич рассказал и книгу дал, – поделился Никита.
– Надо же, не поленился старый пень, – усмехнулась Степанида. – Даже то, что умер год назад, не помешало. Может, и обойдется у вас, если время терять не станете. Чем скорее отсюда уйдете, тем для вас лучше.
Она хотела что-то еще добавить, но не смогла, словно кто-то заткнул ей рот. Лицо дергалось, как и губы, но больше она не произнесла ни слова.
Степаниду заколотило, а потом черты лица разгладились, и вернулась Зинаида Павловна.
– Надо отложить пирог будет, а то когда еще в магазин сподобимся, – произнесла она в полной тишине.
Нину от всего увиденного бросило в жар: лучше делать отсюда ноги подобру-поздорову. А то как бы у самой крыша не съехала. Зинаида Павловна поглядела на ребят:
– Что вам Степанидушка сказала-то?
– Что Николай Дмитриевич умер, – ответила Нина.
Зинаида Павловна задумалась, что-то подсчитывая, а после произнесла:
– Ну так. Уже год как.