Макс дулся со вчерашнего вечера. Не высказывал никаких претензий, не изображал из себя обиженного, но Полина видела, что он явно ею недоволен. Следуя собственным принципам, она не собиралась оправдываться, тем более, что совсем не чувствовала себя виноватой. Но даже если допустить, что подозрения Вайса имели под собой основание, разве было у Макса моральное право на обиды, разве мог он предъявлять ей претензии? Уж если говорить о претензиях, то у Полины их, пожалуй, наберется куда больше. Но она ведь, даже зная наверняка, а не всего лишь догадываясь о неверности Журавлева, и не думала его упрекать. Напротив, всеми возможными способами старалась показать, как она рада тому, что они снова вместе. Ну почему мужчины не могут жить только настоящим, кому нужны эти экскурсы в прошлое?
Журавлев появился в их труппе года четыре назад. Вайс правильно подметил – Макс был на пять лет моложе Полины, и это обстоятельство ее жутко удручало. Попробуй не обращать внимания на возраст, когда вокруг скачут молоденькие девчушки, только-только выпорхнувшие из стен хореографического училища. В таком окружении, пожалуй, даже Ирочка Бекетова не могла чувствовать себя уверенно, хотя уж Вайс на нее, что называется, «подсел» конкретно, как на наркотик. У Полины же, увы, были самые веские причины для беспокойства.
Они не сразу обратили внимание друг на друга. Да и вообще Полина его в то время за мужика не считала – чистой воды мальчишка, у него, кажется, даже растительность на лице в ту пору едва-едва пробивалась. Она уже тогда была созревшей женщиной – еще бы, кажется, ей было двадцать шесть с хорошим хвостиком. Кое-что успела познать на своем веку, кое-что посмотреть. Макс же Журавлев (скорее, в то время его вполне можно было назвать Максимкой, или Максиком, как ребенка) выглядел совершеннейшим сопляком. Высокий, не в меру худой, что с трудом удавалось скрывать сценическими костюмами. Вообще-то внешне он не слишком отличался от Макса сегодняшнего, но все-таки это были два разных человека. И главным различием между ними являлся, пожалуй, взгляд. Если раньше его глаза смотрели на окружающих с откровенным вызовом и ничем не оправданной наглостью, в то же время в них частенько сквозило наивное удивление и какой-то глупый юношеский задор, то нынче Журавлев смотрел на мир совершенно иначе.
Сегодняшний Макс умел так посмотреть на женщину, что у той сердце в мгновение ока почему-то начинало стучать в самом низу живота. Нельзя сказать, что он был слишком красивым, вовсе нет, но было в нем что-то такое, что раньше Полина видела один только раз. Несколько лет назад ей довелось побывать свидетельницей на свадьбе лучшей подруги, Ольги Бирюковой. Сама Ольга всю жизнь была полной, отчего безмерно страдала и даже была уверена, что никогда не выйдет замуж. В отличие от нее, Полина с детства была худышкой, занималась танцами и никогда не сомневалась в будущем счастье, в том числе семейном. Судьба же все вывернула наизнанку.
Толстушка Ольга отхватила себе невероятно красивого мужа. Вернее, Саша Ресниченко, ее муж, был не столько красив, сколько… Полина даже себе самой не могла объяснить, каким же ей показался Сашка. Вряд ли это можно назвать красотой, но вот обладал Ресниченко каким-то животным магнетизмом, что ли, из-за которого практически ни одна женщина не могла взглянуть на него равнодушно. Ни брюнет, ни блондин, ни тем более шатен. Скорее средне-русый, как Женька Киреев. Прямые его жесткие волосы имели цвет мокрого песка. Но это совсем не главное. Даже окажись он абсолютно лысым, наверняка не потерял бы своего магнетизма, и женщины оборачивались бы на него точно так же, как и на обладателя шикарной шевелюры. Нет, волосы – далеко не главное в мужчине.
А что главное? Лицо? О, лицо у Ресниченко было очень правильное, в меру вытянутое, с характерно выраженным гладковыбритым подбородком. Тонкий, почти прямой нос с чуть заметной горбинкой посередине. Нет, и не лицо. Наверное, дело опять же во взгляде. Вот умел Сашка посмотреть так, что женщина тут же вспоминала о своей женской сущности, и уже не могла забыть о ней до конца вечера, даже если Ресниченко давным-давно не было рядом. Он мог спокойно вести обычный разговор в окружении множества других людей, в присутствии новобрачной супруги, но при этом все равно создавалось впечатление, что он готов прямо тут же, на глазах изумленной публики, сорвать с тебя одежду и ласкать, ласкать, ласкать до умопомрачения. Причем, не ради собственной похоти, а сугубо ради самой женщины, только бы доставить ей максимальную приятность.
Полине было стыдно признаться себе, что Ольгин муж произвел на нее столь неизгладимое впечатление. И не признавалась. Но нет-нет, да и вспоминала его наглый ласкающий взгляд с вечной лукавинкой, и свои ощущения, когда по телу словно бы бродили заблудшие мини-молнии, то и дело выпускающие разряд в совершенно не подходящих для этого местах. Иногда казалось, что влюбилась в него без памяти, хотя и видела всего раз в жизни. А в другой раз ловила себя на мысли, что никакая это не любовь, и даже не влюбленность, а обыкновенная ревность к более успешной подруге, зависть. Но эта мысль была еще отвратительней, чем влюбленность в чужого мужа.
А потом в «Калинушке» появился Макс Журавлев. Сначала Полина не заметила в нем ни малейшего сходства с Ресниченко. Вообще если и обратила на новичка внимание, то… Даже нет, не столько обратила внимание, сколько вздрогнула, услышав его фамилию. Уж больно та напоминала небезразличную ей фамилию «Жураховский». Но то была совсем другая, совсем печальная история, о которой нужно вести отдельный рассказ, и в ней, Полина не сомневалась, речь шла не о влюбленности, а именно о любви, о самой настоящей, чистой и светлой, не завершившейся, увы, ровным счетом ничем, кроме страшного предательства.
Журавлев же в то время даже не догадывался, какие чувства вызывает в Полине. Он на нее попросту не обращал внимания, она не входила в зону его интересов. Зачем ему двадцатишестилетняя «старушка», если вокруг полно двадцатилетних девчонок? И так продолжалось довольно длительное время, пока однажды после конкретной попойки неожиданно друг для друга Макс и Полина не проснулись в одной постели.
В тот раз они обмывали рождение дочери одного из музыкантов, Юры Туренко. Весть о появлении наследницы застала его во Владивостоке, куда «Калинушку» занесло в ходе сибирско-дальневосточного тура. Полина никогда не пыталась запомнить названия отелей, в которых останавливалась – города бы не перепутать с их-то гастрольным графиком. Тут же название гостиницы врезалось в память насмерть, словно от него зависело что-то жизненно важное – «Золотой рог», в честь залива в самом центре города. О том ужасном, постыдном случае хотелось скорее забыть. Она и по сей день не могла понять, как же ее угораздило так напиться. Нельзя сказать, что Полина была такой уж трезвенницей. Периодически выпивала, но вполне умеренно, только за компанию. В основном, опять же на гастролях, но совсем не часто. Обычно только в день приезда в новый город, иногда и в день отъезда, но это уже гораздо реже. Ну и, конечно, в виде исключения – какие-то неожиданные радости. Или чей-то день рождения, или, напротив, печальная дата. В общем, как все нормальные люди. В тот же день… Нельзя сказать, что она сознательно перебрала. Вероятнее всего, просто с организмом что-то не заладилось, а потому обычная для нее доза оказалась более чем достаточной.
Однако, как бы стыд ни выжигал душу из-за того некрасивого случая, но Полина испытывала невероятную благодарность судьбе за то, что он был. Потому что если бы этого не произошло там, в «Золотом роге», этого не произошло бы никогда. И тогда она никогда не стала бы счастливой.
Сначала она всячески старалась избегать общества Макса. Даже если где-то и сталкивались (а случалось это, надо сказать, постоянно – летели одним самолетом, жили в одном отеле, танцевали на одной сцене), старательно отворачивалась в сторону, делая вид, что не замечает его. Слишком утрированно игнорировала. Наверное, довольно глупое поведение, Полина и сама это понимала, да ничего не могла с собою поделать.
Журавлева же ситуация безумно забавляла. Если изначально, увидев поутру рядом с собой в постели Полину, он поразился собственной неразборчивости в пьяном угаре, то постепенно стал обращать на нее внимание. Ему нравилось смущать ее взглядом. Казалось таким смешным и забавным, что женщина на пороге тридцатилетия ведет себя, как малое дитя. В танце частенько оказывался рядом, и, естественно, никогда не упускал возможности воспользоваться этим. То ущипнет незаметно, то ласково погладит, то прижмет покрепче, если это допускалось рисунком танца. И сам не заметил, как втянулся в игру. Уже не понимал – игра это или реальная жизнь.
Именно тогда, когда начались все эти игривые ужимки, Полина незаметно для себя обнаружила в Максе некоторое сходство с Ресниченко. Почему-то в его присутствии не раз ощущала толчки крови не там, где положено. От одного его взгляда хотелось вновь оказаться в прошлом, когда проснулась рядом с ним, бесстыдно голым, даже не пытающимся прикрыться простыней. Краснела от таких мыслей, ругала себя, но ничего не могла поделать. От одного его насмешливого взгляда чувствовала дикое, невероятное возбуждение, и так хотелось узнать, что же они испытали с ним тогда, в ту пьяную беспамятную ночь.
В результате уже два года Макс с Полиной, мягко говоря, были людьми не посторонними. Другое дело, что отношения их развивались как-то неправильно, по синусоиде: то вверх, то вниз. Если вообще развивались. Полина давно задумывалась о замужестве, да вот только кандидат в мужья был один, Журавлев, но сам он об этом почему-то не догадывался. А может, догадывался, просто не спешил связать себя узами. И не только брачными – ему не по душе были даже гражданские обязательства. С одной стороны, Журавлев чувствовал себя вполне уютно и комфортно с Полиной. Даже не просто уютно, не просто комфортно, а откровенно хорошо. Но его страшно пугала мысль, что это навсегда. Вроде и устраивала она его во всех отношениях, ничего другого не хотелось, но сидел где-то внутри червячок противоречия, изъедал душу непонятными желаниями. Ему вдруг начинало казаться, что не так и хороша Полина хоть внешне, хоть в более глубоком смысле. Почему-то ощущал непреодолимую потребность постоянно сравнивать ее с другими, словно бы искал подтверждения, что она – лучшая, она и есть его вторая половинка. И, стыдливо отводя взгляд в сторону, ночевать шел не в ее полу-люкс, а в двухместный номер какой-нибудь юной красотки, нимало не стесняясь присутствия ее соседки.
Полина вроде и понимала причину его поступков, но от этого измена не переставала быть изменой. Она испытывала ужасную, ни с чем не сравнимую боль, но каждый раз старалась держаться ровно, даже равнодушно, словно бы не ранил ее предатель в самое сердце. И кажется, это ей неплохо удавалось: видя, что она не убивается за ним, Макс очень скоро возвращался побитой собакой, молил о прощении и в очередной раз клялся в вечной любви и верности. До следующего раза.