В Бресте жила мамина подруга тетя Маша и моя бывшая одноклассница Галина. Город встретил солнечной погодой и шумным вокзалом. Тетя Маша поселила нас у себя на целую неделю. Время летело незаметно. Мы гуляли по старинному городу, я просто влюбилась в Брест, его широкие проспекты, странную архитектуру. Особенно нравилось нам гулять со Стасом. Мы шли с ним по улице, и, казалось, что окружающие заглядывались на нас, особенно девушки. Смуглый, высокий, черноглазый красавец явно производил впечатление иностранца и привлекал всеобщее внимание. Я держала его за руку и чувствовала себя обладателем вожделенного приза. Мне вообще приятно было держать его широкую ладонь, приятно чувствовать, что он сильный и смелый, способен оградить и защитить меня от чего угодно. Мне удалось отыскать Галину, которая тоже собиралась замуж. Вместе с ней мы вдоволь наболтались по барахолкам, купив на сэкономленные деньги заграничных вещей. Экскурсия в Брестскую крепость была оставлена на последние дни. Погода выдалась приятная. Всю дорогу в экскурсионном автобусе мы весело болтали со Стасом и разглядывали окрестности. Город я полюбила, он казался таким живым, органичным, теплым. Особенно поразило меня количество и разнообразие церквей. Именно в Бресте я в первый раз попала в «храм господень». Меня привел туда Стас. Для меня, как и для многих других, церковь никогда не была отвергаемой или принимаемой, ее просто не существовало. Не существовало до того момента, пока я не оказалась в тихом и пустом церковном зале, так и не двинувшись дальше, я просто осталась стоять за спиной Стаса, который подошел к иконам. Я не понимала тогда, что делает и говорит мой муж, но мне казалось, что происходило что-то торжественное, очень важное – поэтому я не задавала вопросов и тихо наблюдала. Когда мы вышли, я не удержалась и все-таки спросила мужа о том, что он делал. «Просил у Бога сына», – ответил Стас, и на этом обсуждение было закончено. Позже вся группа отправилась к памятному мемориалу. Я смотрела на развалины крепостных помещений, рядом стоял Стас и напряженно слушал экскурсовода: «За мужество и стойкость советских воинов во время Великой Отечественной войны Брестской крепости присвоено почетное звание «Крепость Герой» и вручены орден Ленина и медаль…». Какую именно медаль присвоили Брестской крепости, я тогда услышать не успела. Воздух вдруг стал каким-то густым, тягучим. Мне стало трудно дышать, в висках застучало. Почувствовав, что теряю равновесие, я ухватилась за руку Стаса. Потом повело, закружило. Вниз… Когда я открыла глаза, Стас крепко держал меня за плечи, в его глазах был неподдельный испуг. Срок мне поставили около месяца, начались будни будущей мамы – токсикоз. Рано утром я не могла завтракать, а если получалось, то вся еда сразу же выходила обратно. Дорога в техникум была не из легких, приходилось делать по две пересадки. Самым тяжелым было утро советского понедельника. Очевидно, после выходных народ брала жуткая досада, что надо идти работать, и он, этот народ, вымещал ее, на чем попало. На этот раз «попало» на общественный транспорт. Озлобленные долгим ожиданием троллейбуса, люди лезли в двери с хрипом и матом, не давая им закрыться. Проглоченная этим живым потоком, я втискивалась-таки между какой-нибудь засыпающей на ходу, грузной теткой и неопрятным мужиком. После бурных выходных многие еле стояли на ногах, но этот доблестный представитель рабочего класса точно бы выиграл «соцсоревнование» на самые большие мешки под глазами или самую опухшую рожу. Словно почувствовав, что ее обидели, «рожа» наклонялась ко мне и обдавала меня жутким запахом перегара. Я понимала, что к горлу подступает тошнота, и, протиснувшись сквозь возмущенных граждан, выскакивала из троллейбуса. Сырой и свежий ветер помогал мне прийти в себя, я оглядывалась и с мученической улыбкой отмечала, что на улице уже во всю хозяйничает весна… Близилось окончание учебы и летние каникулы. Я оканчивала техникум с красным дипломом, и трудностей с распределением у меня не возникло. Я выбрала очень высокооплачиваемую работу – целых 180 рублей в месяц. Это был областной центр по распределению пенсий и пособий. Ничего общего с бухгалтерией. Нужно было подбирать пенсионные дела по заявкам и относить в другой отдел. Скучно, да еще и не по специальности. Единственное, что радовало – хороший, хотя и бабский, коллектив. Работать оставалось не более трех месяцев. Мне уже пытались предсказать, кто у меня будет, прогнозы предвещали первенца мальчика. Я знала, что назову его Артемом, но на всякий случай придумала имя девочке – Оксана. Муж хотел парня, но я настраивала на дочь, чтобы меньше было разочарований. Стас, однако, твердо верил в наследника. Хотя какое там наследство… После свадьбы мы жили у мамы в двухкомнатной квартире. Я и муж – в одной комнате, родители и сестренка – в другой. Кухня шесть метров, комнаты по двенадцать и восемнадцать метров, маленький коридор, раздельный санузел. Непонятно для кого строились эти клетушки, но другого выбора не было. Снимать квартиру было не на что. Я получала 180 рублей, муж – стипендию военного курсанта. На эти деньги нужно было и себя прокормить, и родителям помочь. Достать что-то для будущего малыша было поистине «коммерческим подвигом». Коляска, кроватка, пеленки и распашонки – все это готовилось заранее ввиду огромного дефицита. Мы с мамой несколько раз в день бродили по магазинам города. А дома появились первые проблемы.
Притирка характеров двух разных, хоть и любящих, людей проходила болезненно. Ссоры, которые невозможно было скрыть от остальных обитателей нашей маленькой квартирки, стали происходить все чаще. В такие дни домашние вели себя особенно тихо, словно чувствуя, что буря вот-вот разразится. Сестренка Наталья не показывала носа из комнаты. Отец хоть и переживал, но всем своим интеллигентным видом выражал отстраненность от семейных дел. Сдвинув очки на нос, он бродил по квартире, словно Кентервильское привидение. Только цепями не гремел, боялся нарушить такую непрочную тишину. Мама вздыхала на кухне. Скандалы следовали один за другим. «Я так больше не могу! Не выдержу!», – срывался на крик Стас и уходил на кухню. Кухня, будучи территорией мамы, была его убежищем, приютом. Мама, зная мой непростой характер, часто вставала на сторону мужа. Смягчив раздражение зятя, она отправлялась успокаивать дочь.
Я очень любила родных, мне не хотелось их расстраивать, причинять беспокойство. Рано или поздно примирение у нас наступало. Однако в голове постоянно вертелось, что я не красивая, ущербная из-за своего огромного живота. Стас стал меньше меня любить, или уже не любил совсем, старался меньше времени проводить дома. Нет, я этого не заслужила! И это самое кричащее, царапающее «нет» внутри меня, рано или поздно, приводило к новой ссоре.
Через полгода он уехал на практику в другой город, где базировалась его военная часть. Приезжал он только на выходные, тратя по три часа на дорогу. Я эти редкие встречи ценила и в такие дни старалась не ссорится.