Кроме утреннего взгляда на мир, существует и ночной – бессонный и маятный. Он хорошо памятен мне по некоторым периодам жизни. Стихи этого цикла, как и следующего (ещё более ночного), были написаны в конце 1972 года и в 1973 году. Хотя у каждого из дней того времени, несомненно, было утро, но ночные мысли и чувства оставили свой особый след. Ночью тоже случается мелкий дождик, соединяющий землю с небом, пусть даже и слезами.
Задыхаюсь от бессилия и терпения.
И мучительнее всего,
что могу ещё кое-как дышать.
Слова?..
Мы столько слышим слов,
но лишь немногие расслышать удается.
Говорят о моих стихах,
будто обсуждают позу человека,
положившего голову на плаху.
Упрекаем себя
в недостаточном здравомыслии,
а других – в чёрствой рассудительности.
Некоторые удачливы до конца,
до того, как закончат жизнь
под колёсами собственного везения.
К небу взметают – не гасят – песчаное пламя тоски
и элюарова музыка крыш городских
и осенние плачи «Манъёсю».2
Чтобы решить,
быть иль не быть,
нужно всё-таки быть.
Книги нужно перечитывать.
А людей
лучше читать, не отрываясь.
Настоящее и будущее, возможно,
в наших руках.
Но сами-то мы – в лапах прошлого…
Холмы —
застывшие вздохи земли.
Выношенные веками вздохи.
Круглые зелёные глаза петербургских улиц
по-кошачьи внимательно
следят за маятой моих ночных скитаний.3
Расплачиваюсь сам с собою:
то ли за каждую строку по вздоху,
то ли за каждый вздох по строке.
На каждую счастливую минуту
нарастают с годами проценты.
Да, я видел подлинных капиталистов.
Ночные машины.
Угрюмые глазастые торпеды,
пронзительным взглядом расчищающие себе путь.
Пустили б меня в атланты —
с каким раскатистым хохотом
я грохнул бы небо оземь.
Будь на моём месте килограмм кофе,
он бы смололся безо всякой кофемолки,
безо всякого шума.
Устал от ужасов. Уступаю
самому жизнерадостному из людей
право предвиденья.
Распят на скрещении белого с чёрным.