Экран был развёрнут во всю стену. Дети расселись (или разлеглись) вдоль противоположной стены класса, все с планшетами, взбудораженные. Анна даже не пыталась добиться тишины в классе – понимала, что не выйдет. До начала трансляции оставалось пять минут.
Четыре минуты и тридцать секунд.
Маленькая шукхакх с голубой чешуёй спросила, можно ли ей в другую группу. Нет, нельзя. Один из человеческих детей, крепкий румяный мальчишка, предложил с ней поменяться. Нет, нельзя.
Анна поделила детей на группы вслепую, руководствуясь принципом великого рандома – во-первых, потому что понятия не имела, кто на что способен, а во-вторых, потому что каждая часть работы одинаково важна.
Надо было что-то сказать. Желательно, полезное и авторитетное. Поэтому Анна озвучила то, о чём вчера в подробностях рассказывала Шуша всем человеческим сотрудникам научного центра.
– При общении с народом айнна’й есть строгое правило.
– Не трогать, – шепнул со своего места розово-фиолетовый мальчик-шукхакх и быстро мазнул языком по глазу.
***
Это странно. И жутковато. И взрослые шукхакх никогда так не делают – всё равно, что человеку в приличном обществе почесать живот.
***
Но, по сути, мальчик был прав. Шукхакх о своих звёздных братьях говорили либо хорошо, либо восторженно, но всё равно Шуша повторила правило раза три. Не касаться. Не протягивать руку. Не лезть с объятиями. Не пытаться (хотя кому бы пришло в голову?) заглянуть под многочисленные слои ткани, в которые закутывались айнна’й.
Потому что, на самом деле, про айнна’й нужно было знать всего один факт: они эмпаты. Касаясь живого существа, они считывали их эмоции. Чем лучше обучен эмпат, тем больше информации он может получить, просто дотронувшись до кожи.
Шукхакх, проявляя совершенно несвойственную им деликатность, утверждали, что нельзя нагружать другого лишней информацией о том, что чувствуешь. Анна подозревала, что, если какой-нибудь айнна’й потянет к ней руку, она убежит с воплями.
***
К счастью, по слухам, руки они обычно не распускали.
***
Они с детьми ещё немного поговорили о приветственном этикете, а время всё бежало. Когда до конца отсчёта осталось сорок секунд, чёрная заглушка пропала, на экране появилась видеотрансляция с посадочной площадки имени Белой Кошки Шеро, на которую плавно опускался длинный, будто собранный из десятков сочленений, похожий на металлическую гусеницу корабль Альянса.
Приветственная делегация уже стояла у раскатанной красной ковровой дорожки. Ждал, замерев навытяжку, оркестр.
Корабль приземлился, точно пристыковавшись к украшенному белыми цветами замаскированному корпусу дезинфекции. Из динамиков зазвучала маршевая торжественная музыка, и, наконец, высокие ворота дезинфекторной распахнулись, выпуская на Землю посольство народа айнна’й.
***
Их было девять – рослые худощавые фигуры, закутанные с ног до головы в белоснежные струящиеся одеяния. По текстуре ткань напоминала шёлк – и едва различимым блеском, и тем, как она колыхалась на ветру.
Камера приблизила картинку, сфокусировалась на лицах, но и лица оказались закрыты – только и видно, что удивительно похожие на человеческие, но, действительно, неподвижно-мёртвые глаза и немного тёмно-бордовой, с отливом в чёрный, кожи. Бровей не было – голые, довольно сильно выступающие вперёд надбровные дуги. И при этом – невероятно длинные чёрные ресницы.
Анне вспомнились наряды, которые были приняты у отдельных народностей в докосмическую эпоху. На истории этнографии студенты рассматривали эти костюмы. В те времена и в тех культурах считалось, что женская красота может соблазнить мужчин, поэтому её необходимо прятать.
Айнна’й закутывались в балахоны вне зависимости от пола – и Анна, пожалуй, не взялась бы определить, кто из прибывших мужчины, а кто женщины.
Если задуматься, их одеяния напоминали традиционную одежду пустынных народов оригинальной Земли – тех же бедуинов. И первых поселенцев Вулкана, шестьдесят процентов суши которого составляли пустыни и степи. С этнографической точки зрения это было очень занятно. Но Анна про себя решила, что погружаться в тему не будет.
Айнна’й шли быстро, но плавно и мягко, словно скользили по льду. Остановились – изображение переключилось на встречающих. Первые лица человечества, всё руководство Клевера в полном составе. Все – в бледно-голубой лётной форме, но без шлемов.
– Обратите внимание на выбор одежды с человеческой стороны, – напомнила Анна, и дети зашуршали и зашептались. – И посмотрите на то, как ведут себя представители шукхакх.
Оркестр смолк.
Дэниэл Ривз, президент Клевера, сделал шаг вперёд, прижал руки к бокам и заговорил на классическом английском (внизу экрана побежал перевод на юнис, чейнглиш и хшасс):
– От имени человечества я рад приветствовать посольство народа айнна’й на оригинальной Земле, в нашей метрополии, колыбели нашей цивилизации.
Переводчик начал повторять его обращение на юнисе, но в этот момент первый из посольства поднял вверх обе руки. Длинные рукава соскользнули до локтей, обнажая бордовую кожу. Камера сфокусировалась на кистях рук – почти привычных, пятипалых, но слишком длинных, и оттого неприятных.
– Что он… – шёпотом спросил один из мальчишек.
– Показывает, – тихо отозвалась Анна, – что его руки на виду, и он не намерен никого касаться. Тш-ш!
Ей об этом вчера Шуша рассказала.
– Я благодарю народ людей, – на почти безупречном чейнглише ровным низким голосом произнёс айнна’й, плавно опуская руки и пряча их в рукавах, – за доверие и открытость. От имени Совета айнна’й, – он сделал долгую паузу. – Я, – снова пауза. – Лааа’м Майй’ан Чи Ри. Как глава посольства и голос нашего народа в метрополии и колониях людей. Выражаю надежду на то. Что наше сотрудничество будет благополучным.
***
У айнна’й вообще не было интонационных перепадов. Он произносил слово за словом, делая между ними одинаковые паузы, не меняя тона. В этом было что-то неприятно-механическое.
***
Дэниэл Ривз ослепительно улыбнулся и продолжил на чейнглише, будто отбрасывая лишние церемонии:
– Я надеюсь на то же самое. И должен отметить, посол, что ваш выговор превосходен!
– Нет, – так же ровно отозвался посол, – в нём имеются изъяны. Выражаю благодарность за ваш комплимент. Осознаю лучшие побуждения.
Анна выключила трансляцию. Вспыхнул свет, и дети, до сих пор притихшие, тут же завозились.
– Тихо-тихо! – она оборвала начавшиеся обсуждения. – По группам. Давайте начнём с людей. Первая группа, прошу вперёд.
Их было трое – двое шукхакх и человек. Они вышли, стесняясь, переглянулись, а потом человеческий мальчишка заговорил звонким, подрагивающим голосом.
– Люди говорили сначала на английском, а потом перешли на нормальный язык, – объявил он.
Анна постаралась не улыбнуться.
– То есть, – мальчишка сбился, но быстро освоился, перестал подглядывать в планшет, – на чейнглиш. Потому что английский – официальный язык. Поэтому президент его использовал.
– Но раз посол показал, что говорит на вашем языке, – с заметным свистящим акцентом заметила одна из шукхакх, – нужно было его поддержать.
– Хорошо, – согласилась Анна. – Посла мы позднее обсудим. Что ещё о людях?
– Они специально так оделись, – произнесла шукхакх, – однотонно. Но это смешно.
– Почему?
– Это только кажется, что айнна’й не любят яркие цвета, на самом деле, им просто всё равно. Моя бабушка так говорит.
И покачала шеей, довольная тем, что смогла выступить.
Они провели всё время до конца урока, разбирая встречу до мельчайших деталей. Отметили и членов посольства шукхакх, которые стояли в стороне, но выступали как бы связующим звеном между двумя народами. Конечно, поговорили о поведении всего посольства айнна’й – даже тем, кто вырос на планетах Альянса, непривычно было видеть их такой большой группой, идущих в ногу.
Когда урок закончился, Анна отпустила детей, а сама включила запись ещё раз, на планшете, и увеличила изображение. Ей хотелось убедить себя в том, что, когда представители народа айнна’й появятся в школе, она сдержит любые негативные реакции.
***
Эффект зловещей долины люди открыли в те времена, когда и не мечтали о дальних путешествиях по космосу. Суть его в том, что людям приятно видеть нечто человекоподобное – говорящие игрушки, милых кукол. Но если сходство с человеком увеличивается, на смену умилению и приязни приходит безотчётный ужас.
Люди не любят, когда кто-то маскируется под них.
Айнна’й внешне очень сильно походили на людей. Но в них не было, кажется, ничего человеческого.
***
А.З. – Х.Л.К.: «Сенсей, вы видели айнна’й? Я имею в виду – не в записи, а вблизи? Я смотрела сегодня трансляцию прибытия посольства и думала о том, что та теория сходства непохожего очень верна. Шукхакх, при всей своей внешней непохожести на нас, кажутся значительно ближе. Как минимум, у них есть мимика, жестикуляция, мы с ними используем плюс-минус одни способы коммуникации. А айнна’й внешне на нас похожи, но воспринимаются по-настоящему чужими».
Х.К.Л. – А.З.: «И вы решительно правы, коллега!
Я видел айнна’й, да, уже три раза. Один раз даже поговорил. Обрати внимание на то, как они формулируют мысли. Ты едва ли услышишь хоть одно слово, касающееся эмоциональной сферы. Айнна’й иногда их используют, чтобы доносить мысли до шукхакх, но между собой вербально обмениваются только фактами, а эмоции передают прикосновениями.
Вопрос, который меня интересует, это их отношение к другим расам. Те айнна’й, с которыми я сталкивался, демонстрируют уверенность в том, что отлично понимают и шукхакх, и людей. Хотя, подозреваю, это скорее заблуждение. Любопытно, свойственно ли это всем представителям народа или только некоторым?».
***
Они зашли в класс целой делегацией во главе с Шушей. Её пропустили вперёд и подождали, пока затянется длинный изумрудный шлейф, а потом скользнули сами. Двое высоких взрослых и двое детей – один худой, другой полный, коренастый. Все закутаны в белое, только глаза блестят.
Взрослые держали детей за руки, и между складками ткани, приглядевшись, можно было увидеть тонкие полоски бордовой кожи.
Класс замер – даже шукхакх, теоретически привычные к виду своих «звёздных братьев», смотрели во все глаза. Люди и вовсе забыли, как дышать.
– Мы обойдёмся без лишних церемоний, – произнесла Шуша, скрещивая костлявые кисти рук на животе, – из уважения к нашим звёздным братьям, которые проделали долгий пусть и только приспосабливаются к жизни на Земле, так любезно распахнувшей нам свои объятия.
Анна слегка улыбнулась. «Без церемоний» на языке шукхакх означало, что приветствия займут всего минут пять, а не добрых полчаса. И, действительно, после недолгого рассказа о том, как ей приятно видеть под одной крышей представителей трёх благородных и прекрасных народов, Шуша продолжила:
– С большой радостью я представляю вам новых учеников нашей школы. Аа’мман Лика’й Ки, сын первого пилота посольства, и Мааа’н-т Майй’ан Ри, дочь заместителя главы посольства.
Одеты дети были совершенно одинаково. Мальчик – худой, довольно высокий – пожалуй, ростом с человеческого подростка лет тринадцати-четырнадцати. Девочка – на две головы ниже и толще вдвое.
Одновременно они отпустили руки родителей и молча, всё тем же скользящим шагом прошли к свободной парте человеческой конструкции. Родители не потянулись к ним взволнованно, ничего не сказали, синхронно повернулись и вышли из класса.
Шуша улыбнулась по-человечески и пошевелила шеей, выражая радость собственным способом. Кажется, в этой тишине её ничто не смутило.
***
А вот Анна сбилась с мысли и на мгновение забыла, о чём собралась говорить. Двое айнна’й смотрели на неё немигающими взглядами.
***
Учёба на практике – это же хорошо, да?
***
Анна осталась в классе после занятия. Возвращаться в научный центр не хотелось, а идти домой было, пожалуй, слишком рано. Поэтому она сидела за планшетом, задумчиво листая рабочие заметки Кравчика-сан. Можно было бы разобрать их быстрее через нейроинтерфейс, но у Анны от него трещала голова. Так что она предпочитала медленный, но безболезненный способ.
Последний блок материалов касался матриархата у шукхакх. Вернее, того, что с некоторой натяжкой можно было назвать матриархатом пару столетий назад. Было бы ошибочно утверждать, что женщины в их обществе занимали главенствующую позицию. Но живя в среднем дольше мужчин, тратя очень немного времени на воспитание детей и имея возможность свободно выбирать партнёров, они всё же диктовали условия во многих ситуациях.
К примеру, в истории шукхакх никогда не существовало сексуального насилия (по причине отсутствия сексуальности как понятия). Зато в прошлом было распространено насилие репродуктивное – желая получить потомство от конкретного мужчины, женщины шукхакх иногда шли на преступление.
Род шукхакх определялся по матери – аналогично тому, как было на Земле у народа евреев, к примеру. И именно женщины, заручившись поддержкой старшей, статистически значительно чаще занимали места в правительственных организациях и получали более оплачиваемые должности.
Анна не дочитала абзаца – дверь отъехала в сторону, и в класс протиснулся Шахесс. Ему досталось преподавание юниса – примерно так же, как Анне всучили межкультурную коммуникацию. Но он, кажется, не возражал и даже гордился новым статусом педагога. Статус – это вообще болезненная тема для шукхакх, Анна уже поняла.
Войдя, Шахесс покачал шеей из стороны в сторону, помотал головой – и улыбнулся вместо того, чтобы разразиться приветствием.
Об этом они договорились пару дней назад – и он честно старался. Анна взамен первой инициировала объятия, поскольку ей это торжественно разрешили.
– Что означало выражение твоего лица? – спросил Шахесс, убирая голову с шеи Анны.
– Которое? Такое? – Анна нахмурила брови.
Шахесс приподнял плечи, что означало не полное согласие.
– Практически. Ещё ты что-то делала с губами.
– Так? – нахмурившись снова, Анна закусила нижнюю губу.
– Именно, – он шевельнул шеей.
***
Вообще, этот жест бы зафиксировать и смоделировать потом. Спина и голова оставались почти неподвижны, из стороны в сторону ходила именно гибкая сутулая шея.
Данных пока не было, но по первым прикидкам именно на шевеление шеи и изгиб спины приходилось процентов пятьдесят всей невербальной информации, которую шукхакх передавали при разговоре.
***
– Думаю… это была сосредоточенность. Я читала дневники своего научного руководителя, он много писал про взаимоотношение мужчин и женщин у вас.
Шахесс снова согласно шевельнул шеей.
– Нас этот вопрос тоже интересует. Шушкшах изначально предполагала, что в этом вопросе вы близки к нашим звёздным братьям, но уже первые наблюдения обнаружили много различий.
Разумеется, разговаривать неподвижно шукхакх не мог. Говоря, он обошёл весь кабинет, выглянул в окно, вытянулся на одной из лежанок за партой, но долго не пролежал. Вскочил. Анна вдруг подумала, что повадками шукхакх, причём всем народом, напоминают клан Шеро – такие же суетливые и беспокойные.
– Слишком много различий! – продолжил Шахесс. – Но она пока не нашла причины. Биологически ваши виды во многом сходны, но социально…
– По правде говоря, – Анна всё же вернулась за учительский стол, оставляя собеседника мельтешить по кабинету, – я пока почти ничего не знаю об айнна’й, чтобы согласиться с тобой или возразить.
Явно нарочно постаравшись, Шахесс скопировал человеческую улыбку и заметил:
– Во всяком случае, с айнна’й не может быть сомнений, мужчина перед тобой или женщина.
– А с людьми?!
– Я пока не нашёл заметных и однозначных различий.
Анна рассмеялась, но обиженной себя не почувствовала. В конце концов, шукхакх она тоже только недавно начала различать. И то – в основном, по костюмам. Чем он цветастее и ярче, тем больше вероятность, что перед тобой мужчина. И ещё по тому, насколько сильно расширяется голова в основании – мужчины казались в среднем более широколицыми.
***
А вот айнна’й, действительно, различались очень сильно. Анна попросила у Шуши что-нибудь почитать по теме. Оказалось, что на юнисе написано мало, но всё же выдержкой из школьного учебника шукхакх она поделилась. Там были изображены айнна’й без одежды, как в пособии по анатомии. И давалось немного общих сведений.
Надо признать, в целом визуально и анатомически айнна’й действительно были похожи на людей. Даже, пожалуй, слишком – для представителей народа, живущего где-то далеко в космосе.
На их планете изначально обитало две расы – северные и южные. У северян мужчины были довольно коренастыми, с широкими плечами и сильными ногами. У южан – высокими и худыми. А вот женщины обеих рас выглядели, на человеческий взгляд, одинаково – значительно ниже своих мужчин, они напоминали фигурами Венеру Палеолита. Их мышцы были плохо приспособлены даже к быстрой ходьбе, не говоря уже о беге. С началом пубертата женщины начинали стремительно набирать жировую прослойку и теряли остатки детской подвижности. Лица покрывались складками, шея обвисала.
«Во все времена масса тела была ключевым критерием здоровья и жизнеспособности женщин в культурах айнна’й», – говорилось в пояснении.
В общем, Анна согласилась с Шахессом – перепутать мужчину и женщину айнна’й она бы теперь не смогла при всём желании.
***
Не так уж и чудовищно шло преподавание. Анна поставила себе задачу – за год научить класс более или менее сносно общаться друг с другом, выучить принятые у всех трёх народов формулы вежливости и базовые табу.
Считая новеньких айнна’й, у неё было двенадцать учеников, по умственному развитию более или менее соответствующих человеческим подросткам в возрасте от десяти до четырнадцати лет.
***
Это очень важная оговорка, поскольку зрелости человеческого тринадцатилетнего подростка шукхакх достигали к трём годовым циклам, а айнна’й – к шестнадцати.
***
Младших учили отдельно, и вместо коммуникаций у них в расписании стояло больше юниса. Все они были детьми дипломатических работников – от первых лиц посольства до лётчиков и безопасников.
Может, Анна это и не слишком одобряла, но принимала как неизбежное: люди и шукхакх сошлись очень легко. Будучи сильно старше своих товарищей, люди становились заводилами и лидерами, а шукхакх щедро делились неуёмной энергией. Что ещё нужно, чтобы поднять школу на уши?
У Анны на уроках было сравнительно мирно, разве что шумно. А вот на биохимии, по слухам, чуть ли не до взрывов доходило. Хранилище с реактивами банда ограбила в первую же неделю.
Историческую планетографию дети изначально посещали раздельно, каждый слушал про свои родные территории. А потом дети решили поменяться группами – шукхакх пошли к людям, люди – к шукхакх. С железобетонным аргументом, который не мог не прошибить сердца учёных: «Интересно же!»
Теперь занятия шли подряд – сначала про колонии людей, потом про территории шукхакх. Айнна’й ходили на собственные лекции и не возмущались.
***
Они вообще на уроках больше слушали, надо было чуть ли не силой заставлять их говорить. И только если потребовать, они отвечали – монотонными голосами и так кратко, словно экономили слова. Зато Анна не раз видела, как они протягивают друг к другу руки и соприкасаются кончиками пальцев.
На эту тему Кравчик-сан прислал интересный комментарий: « Речь неудобна и неестественна для айнна’й. Это существенная часть раннего развития – научить детей говорить, а не прибегать каждый раз к трансляции эмоций ».
***
После занятий отцы айнна’й молча забирали детей, беря их за руки. Ни разговоров, ни обмена взглядами.
Человеческие дети в основном возвращались сами, болтая, смеясь, группами по двое-трое.
А вот шукхакх устраивали, говоря словами Сяомин, «ящерный цирк».
Матери или тётушки собирались толпой – за одним ребёнком могли прийти сразу втроём. Осмотрев чадо с головы до ног, они принимались причитать – худой, уставший, бедняжка, перетрудился, проголодался. Но домой не спешили. Изучив всех детей, они начинали обмениваться сплетнями и разглядывать друг друга. А потом, если не успеть сбежать вовремя, вцеплялись в учителя. Анну обнимали тёплыми сухими шеями, её крутили, разглядывали, ей дышали в оба уха, одновременно говоря комплименты и пересказывая новости.
И внезапно всё заканчивалось. Будто по щелчку пальцев разноцветный табор подрывался и уносился с территории школы – матерям и тёткам пора было на работу.
***
Проведя уроки, Анна возвращалась к работе в научном центре. Пряталась по углам от Шахесса с его учебником (поймает – до ночи будет держать, заваливая грамматическими парадоксами), пила чай с Шушей, ходила следом за Питом и Линой из Института речи, которые общались с информантами – слушала вопросы внимательнее, чем ответы, иногда помогала договориться с людьми.
Пила кофе с Кираном – они часто говорили о том, как изменится их наука, когда первые сведения о шукхакх систематизируют и презентуют общественности. Киран мрачно считал, что про изучение людей можно забыть лет на двадцать – эйфория новых открытий захлестнёт и учёных, и, главное, спонсоров. Анна надеялась, что он преувеличивает. И иногда рассказывала про свой астероид.
Кирана тема заинтересовала, но он логично заметил:
– С публикацией и презентацией будут проблемы. Если мы продолжим сближение, любые темы культурных различий между людьми станут как минимум дурным тоном. Ещё обвинят в сепаратистских настроениях.
– Ты драматизируешь.
– Разве? – он выразительно поднял чёрную густую бровь. – А ты слушала дебаты на кафедре коммуникаций в Ай-5?
– Собиралась, но пока не добралась. Что там было?
– Примерно вот это же. Нам нужно отойти от устаревших подходов к разделению людей, поскольку они провоцируют сепаратистские настроения. Наука должна не просто изучать, но и формировать мышление общества.
Киран скривился.
– Бредятина, – прокомментировала Анна. – С каких пор?
– Может, им хорошо заплатили. Или пообещали распиарить следующую книгу, как это обычно и бывает. Старик Джонсон уже давно отстал от жизни, вот, захотелось напоследок получить ещё немного славы.
– Всё равно никто не будет прислушиваться к этой чуши. Станет ясно, что Ай-5 уже не тот, и всё.
– Посмотрим. Надеюсь, – Киран покачал головой, – я просто пессимист.
На том и разошлись.
По пятницам Анна коротко созванивалась с руководителем. Кравчик-сан зарос бородой по глаза, переоделся в розовое и щеголял в золотом венке. Довольный и слегка шипящий.
В общем, Анна наивно начала думать, что неплохо переживёт этот год.
***
Урок закончился. Анна отпустила класс и наблюдала за тем, как они собираются. Шукхакх зазывали людей играть в какую-то подвижную игру на спортивной площадке. Но толком не могли объяснить, в чём суть. Люди предлагали играть в мяч, но шукхакх анатомически не могли бы его ни пинать, ни кидать в кольца – у них руки высоко не поднимались.
– Почему не придумали уже общую игру, Зейдман-сан? – звонко спросил мальчишка по имени Амир. – Что, сложно, что ли?
– Боюсь, – Анна улыбнулась, – пока некому. Но если вы что-то изобретёте, обещаю помочь представить общественности.
– По-онял, – протянул Амир и свистнул.
Толпа ломанулась из класса – изобретать. Айнна’й, как водится, вышли последними, и Анна последовала за ними. Задвинула дверь кабинета, помахала маячившему в коридоре Шахессу – и замерла. Как и все остальные.
Старший из айнна’й, высокий худой мальчик Аа’мман, вдруг рухнул на колени, ударился об пол с громким сухим треском. Зажмурился и схватился за голову. Он не издавал ни звука, но Анна не сомневалась – это был крик. Немой, полный боли и отчаянный.
Младшая девочка кинулась к нему, вдруг растеряв всё механическое спокойствие, но тут же отшатнулась к стене. Вскинула руки.
Анна беспомощно переводила взгляд с Аа’ммана на девочку, потом на Шахесса.
Никто ничего не предпринимал.
Шахесс содрогнулся всем телом, втягивая голову в плечи. Прошипел что-то и повторил на юнисе:
– Я не отважусь коснуться его! Не отважусь! Нужно позвать отца!
Аа’ммана не отпускало.
– Мааа’н-т, – позвала Анна девочку, слыша, что голос дрожит, – что с ним?
– Воздействие информации, – монотонно отозвалась она и зажмурилась, будто даже смотреть ей было страшно.
Кровь – куда темнее человеческой, бордовая – окрасила белую лицевую повязку Аа’ммана. И Анна со всей ясностью поняла – кто бы ни побежал за отцом, он может не успеть. И рядом никого, способного помочь ребёнку.
Айнна’й, человек – различия оказались удивительно небольшими. Не тогда, когда кто-то живой кричал от боли. Анна кинулась вперёд, упала на колени рядом и положила руки на горячие плечи мальчика, пытаясь успокоить. Тот распахнул глаза, поймал взгляд Анны и судорожным, явно неосознанным движением одной ладонью накрыл её руку. Сдавил так, что стало больно.
В голове у Анны взорвалось что-то красное. Без названия, но знакомое. Оседающее на языке, вцепляющееся в позвоночник. Своим человеческим мозгом она знала, что это страх. Той, другой частью себя, она не понимала, кому нужны слова и названия.
Страх хватал за шею ледяными металлическими перчатками, душил.
За этим страхом лежало что-то тёплое, но не горячее. Сравнимое с тенью, влажным песком под босой ногой, но необъятнее. Как утренняя прохлада. Анна-человек могла бы назвать это любовью, если бы помнила слова.
А потом пришла боль, понятная, всеобъемлющая, расцветила мир оранжевыми кляксами-вспышками. И закончилась. Утонула в черноте.
***
Голова гудела, во рту было сухо и кисло. Несколько раз сглотнув, Анна попыталась открыть глаза, но вышло плохо – ресницы слипались. Что-то мягкое, прохладное коснулось век, стало мокро, зато удалось проморгаться и увидеть медсестру в белой униформе.
– Вот вы и очнулись, Зейдман-сан, – ласково произнесла она на чейнглише с невероятно узнаваемым нью-голландским акцентом, – как себя чувствуете? Показатели у вас отличные. Ну-ка, давайте посмотрим на сосуды…
На лоб с неприятным хлюпающим звуком опустилась присоска, медсестра прикрыла глаза, уходя в нейроинтерфейс, но быстро вернулась. Присоску убрала и защебетала:
– Чудесно! Немного повышено давление, но с этим уже ваш организм справится сам. Ну-ка, улыбнитесь.
Анна подчинилась и спросила:
– Попить можно?
– Конечно-конечно!
И хотя вместо воды ей достался солоноватый раствор, Анна выпила половину стакана через трубочку и облегчённо выдохнула. Прикрыла глаза. Распахнула их, едва ли не подскакивая на кровати – медсестра её удержала удивительно сильными руками:
– Ну-ну, что случилось?
– Мой ученик… Мальчик айнна’й. Где он? Что с ним?
– Его забрали, – медсестра поджала губы, – у них там свои медики.
– Мне нужно…
Анна снова устало закрыла глаза. Она уже не понимала, что ей нужно. Но там, в голове Аа’ммана, ей казалось, что это срочно. Будто бы она знала нечто очень важное.
– Я пока к вам никого не пускаю, Зейдман-сан, – после паузы заметила медсестра, – но вас там ждут. Целая делегация.
– Кто?
– Они.
Как-то так она произнесла это «они», что Анна сразу поняла, о ком речь. И попросила:
– Пусть зайдут.
Может, ей не показалось, и там действительно было нечто важное?
Их было трое – двое мужчин и женщина. Причём мужчины шли с ней в ногу, хотя она медленно и неловко семенила.
– Уважаемая Анна Зедман-сан, – проговорил на чейнглише один из мужчин, останавливаясь метрах в двух от больничной койки. Анна инстинктивно подтянула одеяло повыше. – Приветствую вас. Выражаю уверенность в скором повышении показателей вашего здоровья. Моё имя Лааа’м. Я представляю народ айнна’й в метрополии и колониях народа людей.
Вау. Целый посол.
Анна опустила руку и нажала на кнопку, чтобы повыше поднять изголовье кровати. И встретилась с послом взглядом – заглянула в мёртвую пустоту нечеловеческих глаз. Из различий – розовая склера, тёмная радужка и очень густые ресницы. Лишённые бровей, обтянутые кожей надбровные дуги вызывали брезгливое отвращение, которое Анна уже совершенно привычно подавила. Насмотрелась в классе.
– Приветствую вас, многоуважаемый господин посол, – произнесла Анна.
Он молчал, будто ожидая, что Анна будет говорить. Но о чём? Она попыталась сформулировать то, что почувствовала, когда мальчик схватил её за руку.
– Вы пришли из-за Аа’ммана?
– Информация корректна.
И продолжил смотреть в глаза, от чего захотелось немедленно отвести взгляд. Спрятаться. Убежать.
– Что вы хотите?.. – она не смогла сформулировать вопрос целиком сразу – в горле пересохло. Пришлось тянуться за стаканом с раствором, пить. Айнна’й спокойно ждали. – Чем именно я могу вам помочь?
– Помощь не требуется, – отозвался посол. – Понятие «благодарность» подходит. Транслируем благодарность в отношении вас. Жизнь и разум Аа’ммана не подвергаются опасности.
– Я рада это слышать. Но… то, что с ним случилось… Простите, но, когда он коснулся меня, я вместе с ним испытала страх и боль. Это было связано с чем-то, что он любит.
Посол только слегка качнул подбородком, а второй мужчина вытащил откуда-то из складок ткани тонкий планшет и принялся водить над ним пальцем. Записывал, что ли? Показал планшет послу, тот опустил глаза, что-то прочёл и сообщил:
– Потенциально наша благодарность возрастает. Связываемся с родителями Аа’ммана. Эмоциональные слова потенциально указывают на опасность. Опасность для отца или матери. Близкий контакт.
Анна кивнула. Ребус сложился – эта догадка была верна. И почему-то Анна была уверена, что речь идёт о матери. А ещё краем сознания она теперь знала, как айнна’й ощущают материнскую любовь. Только вербализировать не могла.
– Уважаемая Анна Зейдман-сан, – продолжил посол. – Считаете ли вы допустимым позволить нашему медику изучить ваше физическое состояние?
Посол не двигался, но Анна угадала, что медик – это стоящая рядом с ним женщина. И быстро помотала головой:
– Нет, спасибо. Врачи нашего народа уже привели моё здоровье в полный порядок.
Она и раньше планировала сбежать на другую сторону земного шара, если кто-то из айнна’й протянет к ней руку. А уж теперь, после незабываемого опыта, подозревала, что от страха научится проходить кротовые норы без космического корабля.
– Принято. По традиции народа людей. От себя и своих коллег озвучиваю прощание.
Развернувшись, они бесшумно вышли из палаты. Анна стёрла со лба пот и подумала о том, что проспала бы сейчас часов десять.
***
С голографического экрана смотрели два взволнованных лица. Но, предсказуемо, волновались они отнюдь не из-за того, что Анна два дня провалялась в больнице. А потому что она вступила в эмпатический контакт с айнна’й.
Откинувшись на спинку любимого кресла, Анна вяло отбивалась от расспросов, а потом слушала увлекательный спор на тему того, можно ли вообще разделять эмпатию и телепатию как понятия. Где проходит граница между эмоциями и мыслями? Там, где мысль оформляется в слова и картинки? Ни в коем случае! А если говорить об эмоциях как о зеркалах мыслей, то получается, что вся разница между эмпатией и телепатией – в глубине понимания?
Эти два чудика, забывших о ней в пылу спора, были её родителями. Анна их любила, обоих. Но куда сильнее – с тех пор, как начала жить отдельно.
Папа повернулся, полез куда-то в документы (может, в поисках подтверждения своей версии), и ненадолго стало видно его бионическое плечо. И тонкий шов на шее – то место, где бионика крепилась к телу.
У него не было руки, части грудной клетки и фрагмента позвоночника. Всё – после занятной встречи с инопланетной живностью. В первые несколько прилётов крупные шерстяные твари чуть ли не руки людям лизали, валялись на спинах, охотно шли к огню и теплу. А в очередной – накинулись стаей на осмелевших учёных.
Сильно позднее исследователи описали сложные биологические ритмы, чередование доверчивости и агрессии в течение длинного, равного пяти земным годам, периода. А тогда Анна слышала крик отца. И собственный вопль, от которого, кажется, оглохла. И далёкие, неестественно тихие выстрелы.
***
Научило ли это кого-то не соваться в пасть инопланетным созданиям? Анну – да. Родителей и всё человечество – едва ли.
***
Кравчик-сан тоже требовал подробностей контакта – причём в деталях. Его особенно заинтересовало, что Анна никак не могла выразить словами то, что ощутила, а все попытки подобрать названия казались жалкими и слабыми.
Зато Сяомин сорок минут возмущалась, ругалась и сочувствовала, болтаясь суетливой голограммой над столом, пока Анна готовила себе ужин.
– А знаешь, – выдохнула она, – я бы не отважилась.
– Чушь. Тебя там не было. Кто угодно…
Голова всё ещё потрескивала. И Анна хотела бы ругаться на себя за глупость и неуместный авантюризм, но потом вспоминала всё случившееся – и злость пропадала. Потому что нельзя было поступить иначе.
Разумеется, стоило Анне появиться в научном центре, как её немедленно позвала к себе Шуша. И – немыслимо! – затворила дверь.
Внимательно осмотрела с ног до головы, чуть ли не обнюхала, пока обнимала, а потом устроилась на лежанке и внимательно посмотрела снизу вверх. Анне стало не по себе.
Шуша покачала головой. Покивала. Анна осторожно опустилась на краешек человеческого кресла и сложила руки на коленях, чувствуя себя провинившейся школьницей.
– Моя дорогая Анна! – воскликнула Шуша после нехарактерно долгой для шукхакх паузы. – Каждая чешуйка на моём теле начинает сиять ярче, когда я вижу тебя здоровой и благополучной!
Это было самое обвиняющее ласковое обращение, которое Анна слышала за всю жизнь. У Шуши подрагивали ноздри, она водила плечами и вообще представляла собой образец укоризны.
– Простите, – произнесла Анна, – я понимаю, что это было опасно. И, честное слово, я предпочла бы не влезать в подобные ситуации, но…
– Тебе стоит знать, – после ещё одной длинной паузы проговорила Шуша, – что корабль, на котором находилась мать Аа’ммана, захватили человеческие космические преступники. Мальчик, будучи связан с ней эмоционально, почувствовал её боль и страх. А благодаря тому, что ты сообщила об этом посольству, корабль вовремя удалось обнаружить и отбить.
Анна не знала, что сказать, даже вздохнуть не могла. Как удар под дых.
– Она в порядке? – пробормотала Анна с трудом.
– В полном. Скоро прибудет на гостеприимную Землю, где её уже ожидают супруг и ребёнок.
– Я…
Несколько раз сглотнув, Анна так и не нашла подходящих слов. А Шуша широко ей улыбнулась.
***
– Знаешь, – заметил Киран за традиционным кофе, – мы, учёные, конечно, отбитые на всю голову. Но это уже перебор.
– О чём ты?
– Полезть к айнна’й? А если бы он сжёг тебе мозги?
Вообще-то, Анна считала так же. Или раньше считала? Она не была уверена, но ответила:
– Мне стало слишком страшно за ребёнка.
– Ты ведь понимаешь, тебя бы никто не обвинил… – поджал губы Киран. – Нам всем запретили их трогать.
– Дело не в обвинении. А в том…
Она не договорила и свернула беседу. Спорить не хотелось.
***
Не спалось. И, что обидно, не работалось – хотя планшет разрывало от количества задач, непрочитанных писем и неотправленных в лабораторию заметок.
Они пытались сформулировать основные направления исследований. Институт речи глубоко погрузился в изучение языка и лингвистических аспектов, и конкурировать с ними смысла не было.
Кравчик-сан считал, что они могут очень многое сказать о психологии, мотивации и культуре. Но на этом поле легче лёгкого было столкнуться с Лабораторией речи и коммуникации или с Айгарским университетом.
На взгляд Анны, никаких проблем в этом не было. Но Кравчик-сан горел амбициозным планом стать первым учёным, который подробно и экспертно опишет шукхакх.
– Взять тему быта, а? – предложил он в прошлый созвон.
И завалил Анну идеями, предложениями и набросками, которые требовалось систематизировать.
Просидев за столом час совершенно напрасно, Анна решительно отключила планшет, переоделась, накинула куртку и вышла на улицу.
Было уже поздно, темно, прохладно – даже слишком для третьей недели сентября в этом регионе. Зато ветер остудил гудящую голову, и Анна неспешно побрела по улице. Ещё недавно здесь были поля – а теперь вырос настоящий, пусть и небольшой город. Стройка продолжалась на дальнем краю, но там, где жила и работала Анна, всё уже было готово, даже дороги заложили бактопластом – он слегка пружинил под ногами.
Высаженные вдоль улиц деревья и кусты живой изгороди понемногу желтели, листья облетали и укрывали газоны мягким ковром. Пахло влагой, листвой, как будто бы даже дождём.
И было на удивление тихо.
Анна редко выбиралась из дома по вечерам и даже не осознавала, сколько на самом деле шума поднимают шукхакх. Но они не любили темноту – скрывались по домам, рано ложились спать, чтобы проснуться едва ли не с рассветом.
Никто не встречался на пути. Даже люди.
Обойдя кругом внушительное посольство шукхакх, Анна прошла ещё немного вдоль недавно высаженной живой изгороди и вывернула к небольшой площадке с фонтаном посередине. И вздрогнула, увидев белеющую в темноте фигуру, едва-едва подсвеченную высоким тусклым фонарём.
Кто-то из айнна’й стоял у фонтана и, судя по всему, смотрел на воду.
Анна сделала полшага назад, не желая мешать чужому уединению, но айнна’й её заметил и медленно повернул голову.
Поднял руки в приветственном жесте – больше всего, пожалуй, он походил на человеческий жест «сдаюсь». Широкие рукава сползли вниз, собрались у локтей. Свет упал на длиннопалые тёмные кисти.
Уже немного зная об этикете айнна’й, Анна ответила зеркальным жестом и замерла так до тех пор, пока её неожиданный товарищ по ночным прогулкам не опустил руки.
– Человеческий обычай. Желаю доброго вечера. Уважаемая Анна Зейдман-сан, – произнёс айнна’й на чистом чейнглише, и Анна узнала голос.
– И вам доброго вечера, уважаемый господин посол. Я не хотела помешать вам, так что…
Посол продолжал смотреть на неё – прямо и очень пристально. Даже при том, что в темноте Анна видела разве что отсветы и блики, всё равно было как-то неуютно. Хотелось убраться подальше.
Но посол заметил всё тем же монотонным голосом:
– Ваше присутствие не создаёт помех, – и замолчал.
Теперь развернуться и уйти было бы невежливо, во всяком случае, по человеческим меркам. А что говорить, Анна понятия не имела. Да и разговаривать вот так, метров с четырёх, казалось глупостью.
Борясь с сомнениями, Анна сделала несколько небольших шагов и перевела взгляд на фонтан. И вдруг её остро, болезненно зацепила мысль: айнна’й родом с планеты-пустыни. У них нет фонтанов.
Посол тоже отвернулся к фонтану, более не пытаясь заговорить. Свет фонаря отражался в воде, шёл расплывчатой неровной рябью. Кружились мелкие ночные мотыльки – бело-жёлтые, непохожие на тех, к которым привыкла Анна. Но всё равно на каком-то глубинном уровне знакомые.
В тишине прошло несколько долгих минут. Сначала Анна чувствовала напряжение, готовность говорить, отвечать, формулировать, удерживая при этом в голове множество правил и ограничений. Но постепенно расслабилась. Посол не собирался продолжать диалог – и от этого легче дышалось. Понемногу в голове устанавливалось приятное мягкое спокойствие – никаких мыслей, никаких переживаний, только шум воды в фонтане, редкие брызги на коже, прохлада.
Анна понятия не имела, сколько времени так простояла, но очнулась, только когда посол развернулся и скользящей походкой направился куда-то в сторону, прочь. Не провожая его взглядом, Анна побрела домой.
Голова больше не трещала.