Я очень слабо представлял себе производственные процессы. То, как из земли добывается железо, а потом попадает в переработку, я знал лишь поверхностно. Не помогли и общие книги, которые рассказывали методах плавления и обогащения.
И потому работа литейного завода для меня ограничивалась лишь парой процессов, а, следовательно, под них не требовалось много места. И я рассчитывал, что сталелитейный завод, к тому же оказавшийся в непосредственной близости от жилья, будет небольшим.
Однако после того, как мы прошли ряд домов, а после первого перекрестка еще и ряд складских и торговых помещений, где оптом отпускали партии товара, впереди показался добротный забор из красного кирпича. Не оштукатуренный, но оттого не менее живописный.
Даже завалы снега не могли умалить внушительность этого ограждения. И, заметив лишь его часть, я ошибочно предположил, что литейный завод – это всего лишь блок строений не больше квартала или двух.
Настроившись на это, я лишь спустя несколько десятков метров обратил внимание на то, что мы идем по большому пустырю.
– Это точно завод? – спросил я.
– Точно, – ответил Гаврила. – Сейчас пройдем мимо производственных, а потом уже и до главного здания доберемся.
Его слова внушали некоторую надежду, что путешествие по сугробам не затянется. Носки у меня промокли насквозь, а снег уверенно сыпался внутрь.
Правда, именно на территории завода рабочие уже успели прочистить несколько тропинок и местами обновляли их. Широкие, в три лопаты, идеально подходящие для перемещения групп рабочих, которые то и дело сновали между корпусами.
Да, корпусов здесь было много – и каждый представлял собой огромное кирпичное строение на бетонном каркасе. И внутри кипела не только сталь, но и жизнь. Если что-то плохое и случилось, то явно не здесь – рабочие во всех без исключения корпусах продолжали выполнять свою работу, несмотря на поздний час.
Похоже, что небольшой ликбез все же надо будет устроить. Да, я бывал на трубном заводе, но видел там только горы шлака, технику и толпу людей. Здесь, вероятно, то же самое. Разве что ассортимент продукции другой.
Тропинка внезапно кончилась.
– Нам еще примерно столько же, – прокомментировал Гаврила.
– Да ты что! – едва дыша, высказался я.
– На проходных сказали, что ничего подозрительного не происходило, – дворецкий уверенно шел вперед, держа обе руки свободными.
Поскольку он нас прикрывал собой, я предпочитал держать ладонь на рукояти «стрельца». Дома у меня и поинтереснее экземпляры были, хотя до самого главного я так и не добрался – с системой компенсаторов отдачи. Футуристическое и довольно удобное оружие, но слишком громоздкое для того, чтобы постоянно носить его с собой.
Из приоткрытых дверей еще одного корпуса пахнуло жаром. Даже снег рядом таял, не касаясь земли.
Я не удержался и заглянул внутрь – расплавленный металл сиял в огромном чане. И поспешил убраться прочь, настолько жарко тут было.
Наконец-то впереди показался административный корпус. Четыре этажа, П-образная форма, большие окна и почти ни в одном не было освещения. В отличие от рабочих, управленческие кадры здесь работали не посменно.
– Третий этаж, угловое окно справа, – подсказал дворецкий. – Должен быть свет, если Родион на месте.
– Темно, – пожал плечами Быков.
– Поднимемся проверить, – и Гаврила расчехлил пистолет.
Еще один нехороший сигнал. Мы с Аланом повторили его движение.
Входные двери были распахнуты – непозволительная роскошь для здания, внутри которого не кипит сталь. Гаврила замедлился и нырнул в пустую каморку на входе. Щелкнули пробки и коридор первого этажа осветился. Свет дошел до самого верха, но странно, что коридоры освещаются отдельно от кабинетов. Интересно, как работники вечером уходят домой?
Центральная двухмаршевая лестница на каждом этаже делилась на два коридора, каждый из которых уходил в свое крыло. Через три двери по каждой стороне он делал поворот под девяносто градусов и исчезал.
Людей в коридорах мы не встретили ни на первом, ни на втором этажах, но продолжали идти нога за ногу, ожидая такой же внезапной встречи, как и на квартире у дяди Аникиты.
– А вот и его кабинет, – Гаврила подвел нас к двери и положил ладонь на круглую ручку.
– Здесь двери мы ломать не будем, – решительно заявил я. В этом коридоре отойти к окну было невозможно, поэтому я лишь вертел головой, чтобы убедиться в безопасности окружения.
– Нет, не будем, но поискать стоит… – задумчиво выдал дворецкий.
– Два светлых окна было слева, – вспомнил Алан. – А вся правая сторона – темная.
Дворецкий Поликарповых поспешил в другое крыло, а мы с Быковым двинули следом, по обе стороны проверяя, заперты ли другие кабинеты. Все, как один оказались именно такими.
У нужной двери мы дружно встали, но и она не поддалась.
– Продолжаем поиски, – скомандовал Гаврила и двинул дальше в левое крыло, где под нашими взорами проверил все двери и замки.
Потом мы прошли в правое крыло до самого упора – то же самое.
– Может, свет забыли выключить, – предположил я.
– Едва ли, – поднимаясь на четвертый, выдал дворецкий. Быков тяжело дышал позади нас. – На заводах безответственные люди не работают.
Затем мы тем же методом обошли весь четвертый этаж и, ничего не добившись, вернулись на второй. Где нам попался первый и единственный открытый кабинет.
– Родиона Сергеевича не видели? – сунувшись по пояс внутрь, спросил Гаврила.
– Видели, – ответила женщина в белой блузке, всем видом похожая на бухгалтера. Больше ее облика на должность намекали кипы бумаг в шкафах и на полках. – Минут двадцать назад забегал, документы заносил.
– Так он еще здесь? – продолжал допрос Гаврила.
– Должен быть. А может ушел. Не знаю. Вы по какому вопросу? – вдруг спросила бухгалтерша.
– По личному, – ответил дворецкий и закрыл дверь. – Хотя бы выяснили, что он сейчас здесь.
– Но где? – спросил я. – Его этаж – третий и… – наверху послышался щелчок замка, громкий и звонкий. – Идем!
– Лучше бы я остался в больнице, – простонал Быков, растирая уставшие ноги.
С Родионом Сергеевичем мы столкнулись прямо в коридоре.
– Добрый день, – поздоровался я, пользуясь тем, что Поликарпов старший уставился на дворецкого, спешно спрятавшего оружие за спину.
– Добрый, только уже далеко не день, – проговорил Родион Сергеевич. – Кто вы?
– Максим Абрамов…
– Слышал про вас, – не дал мне развить мысль Поликарпов. – Что вы здесь делаете?
– По поручению его императорского величества, – начал я, но тут дверь за Родионом Сергеевичем открылась, и я вскинул пистолет, а Быков бросился вперед с револьвером наперевес.
Но из кабинета, запертого ранее, но с включенным светом, вышла миловидная дама не больше тридцати лет от роду, дернула одежду и, заметив нас, поспешила скрыться.
– Что это такое? – вскипел Поликарпов. – Что происходит?
– Ваш брат мертв, – сообщил Гаврила, и Родион Сергеевич побледнел не хуже Аникиты:
– Не может быть! Я же с ним разговаривал час… нет, – посмотрев на наручные часы, поправился он, – уже три часа тому назад.
И посмотрел на кабинет, откуда вышла миловидная дама. У меня возникло подозрение, что супруга Поликарпова явно выглядит иначе.
– Однако это так, – ответил я. – И нам надо поговорить. Хотя сталелитейный – не лучшее место для переговоров, но хотя бы снегом не заносит.
– Ко мне в кабинет, пожалуйста, – пригласил нас Родион Сергеевич. – Час уже поздний, еды не предложу, но… прошу быстрее, мне важно знать, что случилось!