Раз девушку в нашем поселке никто не видел, значит, предстояло ехать в город. Неужели принцесса просто взяла и прошла пешком через лесной массив, который отделял Владимир от места ее появления?
Для меня такие люди обычно ассоциировались с бабочками: хрупкие, нежные и уж никак не способные своим ходом пробраться через пару километров поваленных деревьев и разросшихся кустарников.
Подбельский явно верил, что Анна-Мария благополучно добралась до города, но мне эта уверенность не передалась. Мы сели в «фокус» и я пристегнул профессора ремнем безопасности.
– Зачем это? – удивился он. – Я и так никуда не планировал убегать.
– Все для безопасности.
– Безопасности? – профессор поерзал в кресле и немного потянул ремень на себя. – Это как?
– Если нам попадется патруль, получим штраф за непристегнутый ремень, – пояснил я и добавил: – речь о финансовой безопасности. Я езжу аккуратно.
Подбельский замер, уставившись через лобовое стекло на какую-то несуществующую точку. Похоже, он пытался привыкнуть еще к одной особенности нашего мира.
Я же высматривал все происходящее в деревне. Если бы принцесса попалась нам здесь, не пришлось бы ехать в город. Но ее не было. Даже намека на какую-либо девушку. Ранним утром здесь всегда было тихо и даже пустынно.
Но у пруда сидел пацаненок лет четырнадцати. Его звали Мишей. Еще один потенциальный свидетель, который мог нам помочь. Я тормознул машину рядом с прудом и опустил стекло. Предстояла некоторая лингвистическая пытка.
– Йоу, Майкл! – я махнул рукой. – Двигай сюда.
Пацан стянул очки и неспешно поднялся с песчаного берега. Он подошел к «фокусу» и небрежно оперся на дверь, заглянув внутрь.
– Здра-а-асте, – протянул он. – Го чилить?
– Извини, Майкл, дел вагон.
– Трэ-э-эш. Ну ладно, – пацаненок похлопал ладонью по двери.
– Можешь помочь? – я протянул руку к профессору и тот быстро вложил в нее фото девушки. – Вот ее здесь не видел? Ты же постоянно тусуешься в округе.
– Сочная телочка, – оценил он девушку и нацепил солнцезащитные очки на кончик носа. – Сорян, не видел.
Я не пожалел, что не дал фото ему в руки – он едва слюной не исходил, хотя принцесса на фото была в сотни раз скромнее любой другой девушки, которая постит фото в инстаграме.
– Ладно, Майкл. Спасибо.
– Да не за что. В пятницу тусич будет?
– Вряд ли, дел полно.
– Полный фэйл. Ну, давай. Удачи в поисках.
Пацанчик отвернулся и вразвалочку пошел обратно к пруду. Я медленно выдохнул и включил первую передачу. Некоторое время мы ехали в тишине, так что я даже повернулся в сторону профессора, проверить, как он себя чувствует.
Тот сидел, как будто увидел привидение. Вдруг он схватился за рюкзак, вытащил оттуда блокнот и принялся что-то записывать.
– Все в порядке? – спросил я.
– Этот мальчик – иностранец?
– Нет, с чего вы так решили?
– Я не понял почти ничего из того, что он сказал. За исключением, пожалуй, что он не видел принцессу. Но все остальное – полнейший сумбур и бессмыслица.
– Почти все школьники сейчас так разговаривают. Они берут английские слова и пихают их везде, где только можно.
– Почему никто этого не пресекает? Не следит? – возмущался профессор.
– Потому что во всем этом нет никакого смысла, – разочаровал я старика. – Не нужно ничего делать. Все пройдет сам, потому что нечто подобное уже бывало раньше.
– Само ушло? Не может такого быть!
– Может, – начал спорить я. – Но, вероятно, то, что я вам сейчас расскажу, шокирует вас не меньше, чем история с Мишей.
– Майклом? – переспросил Подбельский.
– Его зовут Миша, но ему нравится на американский манер. Так звучит круче.
Под колесами шуршала щебенка и автомобиль, вздымая тучи белой пыли, медленно катился по дороге. Ехать быстрее не было смысла – мы бы просто потонули в этой белизне.
– Как все сложно! – профессор продолжал что-то писать. – Но история, когда самовыражение вдруг само себя исчерпало, очень интересна. Прошу, расскажите.
Я подумал, а стоит ли рассказывать ему такое. Но если уж он попросил…
– Лет десять назад в моду вошли тоннели. Дыры в щеках, ушах и носу.
– Что? Дыры? О боже мой, – Подбельскому явно сделалось дурно и я оставил с его стороны открытым окно, чтобы добавить свежего воздуха. – Отвратительно. Что за моральный урод изобрел это?
– Не знаю. Мне продолжать?
– Да, конечно!
– Эта мода длилась не больше пары лет. Дыры в ушах появились у многих, но потом внезапно все эти люди словно исчезли с улиц.
– Что же с ними случилось – карандаш так и бегал по листу в блокноте, а сам профессор выглядел заинтригованным.
– Все они нашли работу. Им пришлось подчиниться правилам. Все дыры были зашиты, мода сошла на нет, а те, кто видел, во что превратились «модники», не стали рисковать.
– Все верно, все верно! – поддакнул Подбельский. – Саморегуляция общества! Другого и быть не могло.
Я только усмехнулся. Может наше общество и саморегулируется, но делается это каким-то странным образом.