Евдокия задула свечу, уже изрядно оплывшую и напоминавшую бесформенный снежный ком, сняла серенькое льняное платье, местами заштопанное толстыми серыми нитками, и быстро надела через голову когда-то белую, а теперь застиранную, неопределённого цвета ночную рубашку, искоса взглянув на кровать. Муж Марк, подложив руку под голову, спокойно смотрел на нее, и ее сердце забилось, будто птица в силках. «Должна сказать, – мелькнуло в голове. – Сегодня, сейчас. И будь что будет».
Она немного помедлила, прежде чем лечь в постель, вынула острую шпильку из густых темно-русых волос, и они тяжелым водопадом упали на плечи.
– Шо возисся? – раздался голос мужа. – Словно яка королевна прихорашивается.
– Иду, – покорно ответила она и присела на краешек кровати. Его мозолистая ладонь, нырнув под ее рубашку, прошлась по спине.
– Марк, не надо, – прошептала Евдокия и дернулась. Муж приподнялся на постели:
– Шо? Шо табе не так?
– Тяжелая я, – выдохнула женщина, смело взглянув в его серые глаза. – Другэй месяц уж. Боюсь, ребятеночку зло причиним.
Марк с силой схватил ее за руку, оставляя синяки на нежной коже.
– Тяжелая? Да ты в своем уме? Ртов у нас шестеро, куды ище одного? Шоб завтра избавилась. К Андреевне ступай, поможет.
Евдокия тряхнула головой:
– Шоб я свое родное дите? Ни в жизни.
– Дрянь ты. – Муж снова опустился на подушку. – Тока о себе думаешь. Ты будешь брюхо греть, а я? У колхозе ишачить? Не всегда исть шо, как жить будем?
– Проживем, – уверенно сказала она. – А дите убивать не буду.
– Ну-ну. – Мужчина обиженно засопел и отвернулся к стене. – Поглядим.
– Поглядим, Марк. Спи.
Он еще долго ворочался, прежде чем захрапеть, а бедняжка до утра не сомкнула глаз. Да, конечно, муж прав, им придется тяжело. В колхозе жизнь нелегкая, огород еле дает пропитание. Как обуть, одеть и накормить семь голодных ртов?
– Ниче, – решила Евдокия. – Руки есть – не пропадем.