Они вышли из больницы, сели в машину, и Антонов спросил:
– Может, поужинаем где-нибудь?
Вероника отрицательно замотала головой. После таких событий есть совершенно не хотелось. Она уже хотела попросить, чтобы Сергей отвез ее в общежитие, но вспомнила – блокнот с расчетами остался в комнате Лизы. И если охота идет именно за ним, то оставлять его там никак нельзя.
– Мне нужно вернуться в квартиру Вороновских.
– Вероника, это может быть опасно.
– Понимаю. Тем более, ты так пока и не выяснил, кто бросил камень в окно, и кто напал на меня в квартире.
– Ну, кто бросил камень, уже известно.
– И кто же? Почему ты не сказал, что знаешь? Это же важно! Тот, кто бросил камень, может вывести нас на убийцу дяди Семы, ты же сам говорил! – Вероника ждала ответа, но Антонов не торопился раскрывать карты.
Они ехали по вечерней автостраде. По улицам сплошным потоком текла толпа рабочего люда. Их серые уставшие лица сильно контрастировали со световой рекламой и мерцающими гирляндами, разбросанными невпопад по деревьям.
– Не удается сделать карнавал из жизни среднестатистического россиянина, – сказал Сергей с горькой усмешкой.
– Да пусть хоть так, все веселее, чем в потемках, – ответила Вероника. – Нашу Гнездиловку помнишь? Грязь, навоз, нищета.
– Странно, а я помню запах сена, мамины блины со сметаной, крик петуха на рассвете… – Сергей осекся, видимо поняв, что сказал бестактность.
– У нас с тобой разные воспоминания, – буркнула Вероника и отвернулась.
Весь оставшийся путь они молчали.
Антонов оставил автомобиль во дворе и вместе с Вероникой поднялся в квартиру Вороновских.
Он даже не спросил разрешения, а пошел за ней, как само собой разумеющееся. Это ее и злило, и радовало. Злило, потому что он действовал по своему сценарию, не считаясь с ее желанием. Может быть, она хочет побыть одна, или пригласить кого-то из подруг, приятеля, любовника, наконец, откуда он знает ее планы, почему так уверен в себе, думала она, открывая дверь.
«Да брось лицемерить, ты сама хотела, чтобы он был с тобой в этот вечер, да и нет у тебя никаких подруг, кроме Лизы, не говоря уж о любовнике», говорил другой голос.
– Все-таки плохо без дяди Семы. В подъезде окурки валяются, дверь входная открыта, такого никогда не было, – сказала она, чтобы прервать затянувшуюся паузу.
– Да, надо позвонить на пост, чтобы нового охранника прислали. Я как-то выпустил это из виду, – Антонов снял пиджак и повесил в прихожей. – Кофе сваришь?
– Тебе крепкий?
– Да, и одну ложку сахара, если можно, – кивнул Антонов.
На кухне было все так же, как несколько часов назад. В спешке они даже торт не убрали в холодильник. Теперь он напоминал о чаепитии и рассказе Марии Константиновны о встрече с будущим мужем. Они, видимо, оба подумали об этом, потому что Антонов сказал:
– Вот ведь никогда не угадаешь, где встретишь свою судьбу. А у Вороновских просто неслучайный случай получился.
– Почем неслучайный?
– Так в КГБ случайностей не было, это все знают.
– Значит, их встреча все-таки была подстроена? Но зачем?
– Ну, и наивная же ты! За ученым-ядерщиком постоянный пригляд нужен.
– И Мария Константиновна…
– И Мария Константиновна стала ему замечательной женой, вела хозяйство, родила прекрасную дочь, а заодно и не давала уйти важной информации на вражескую сторону. Все верно. Так и должен поступать агент спецслужбы. Насколько я знаю, на этой работе не бывает уволенных или ушедших в отставку.
– Серый, ты меня убиваешь. Для меня Мария Константиновна – идеал жены, матери. Когда меня Лиза привела сюда, она таким теплом, такой лаской меня одарила. Я вообще не знала, что можно так… Только здесь и стала оттаивать после своих… ну, ты сам знаешь…
Вероника говорила сбивчиво, но Антонов хорошо понимал ее. Он пил горячий кофе, смотрел на эту яркую девушку и никак не мог представить на ее месте ту пугливую, забитую малышку, которую подкармливали и прятали от вечно пьяных родителей соседи.
Когда он уехал из села, думал, навсегда забудет эти глаза, большие и влажные, но нет, чем больше проходило времени, тем чаще он видел ее во сне, она будто просила его о защите, и он бежал в какие-то горы, переплывал реки, боролся с дикими животными, но все равно не успевал, она тонула или падала с обрыва, в последний раз посмотрев на него большими и влажными глазами…
И тогда он просыпался в холодном поту, и весь день ходил как потерянный, и ничего не клеилось, не сходились концы с концами, он пропускал улики, и напарник злился и грозился уйти к другому следователю.
Антонов помнил, как дрогнула рука, когда он увидел ее имя и фамилию в протоколе, протянутом полицейским, о нападении на Елизавету Вороновскую.
«Последняя, кто видел пострадавшую, была ее сокурсница и подруга Вероника Яровая».
Он не мог поверить такой удаче. Это могла быть тезка, однофамилица, мало ли совпадений на многомиллионный город, и он, выхватив бумаги, сказал, что едет немедленно, хотя, по сути, не было надобности в такой спешке.
Он слушал парализованную старушку в пол уха. Напряжение стучало в висках, захлебывалось в сердце, клокотало в горле. Антонов думал, что еще немного, и он не выдержит, сорвется на поиски этой девушки с именем и фамилией той, которую он искал уже несколько лет.
И тут в комнату вошла она. Посмотрела на Антонова и… не узнала. Или сделала вид? Он решил отпустить ситуацию, главное – он ее нашел!
И вот теперь Вероника сварила ему кофе, сидит напротив и смотрит выжидающе, будто он знает что-то важное и не хочет сказать ей.
– Документов, подтверждающих мою версию, нет, поэтому я могу быть и неправ, и твоя Мария Константиновна ни сном, ни духом…
– Да, мне так было бы легче думать, – сказала резко Вероника.
Она выросла в селе, где отношения были простыми и однозначными, друг всегда был другом, а от врага так и жди какой-нибудь каверзы. Потом, живя в городе, она не раз обжигалась из-за своей прямолинейности. Отношения столичных жителей строились на недомолвках и вторых планах. Слова и понятия здесь имели многовариантность, поэтому в мире цифр и формул Веронике было куда спокойнее. И еще она крепко держалась за тот маленький круг людей, которыми была очерчена ее жизнь. Это семья Вороновских и Ленчик с Аликом. Они стали ее душевным домом, выстроенным по тем моральным устоям, которые она сама для себя выбрала и теперь строго придерживалась.
Антонов давно ушел из ее памяти, и теперешнее появление только бередило душу. И все-таки она попыталась смягчить свою прежнюю реплику.
– Ты не сможешь понять, кем мне приходятся эти люди, поэтому тебе легко строить версии.
– Да, ты права, – согласился он. – Для меня это прежде всего расследование уголовного дела. Я хочу найти убийцу и того, кто напал на тебя и Елизавету.
– Но ты сказал, что уже знаешь, кто бросил камень в окно. Разве это не был отвлекающий маневр, чтобы я указала на блокнот? Это явно были сообщники – один за окном, второй в комнате. Я испугалась, кинулась за блокнотом, и в это время меня усыпили.
– Какой блокнот? Я первый раз слышу о блокноте, Вероника!
Она и сама уже поняла свою оплошность. «Боже, ну что я за дура болтливая!» – подумала она. Теперь никуда не деться, нужно рассказывать.
– Понимаешь, до того, как попасть под колеса этого отморозка, Алик работал над формулой… как бы тебе сказать попроще…
– Говори как есть, я постараюсь понять.
– Ладно, – кивнула Вероника и все-таки постаралась тщательно подбирать слова. – Эта формула – энергетический код земли, или если точнее – ее энергетическая наполняемость. Выявление всех неизвестных и приведение к общему знаменателю даст необъятные возможности в области молекулярной и ядерной физики.
– То есть еще одна бомба?
– Нет, бери круче. Это основание и питание всех жизненных систем Земли. Итогом такой работы может стать переворот во всех без исключения науках и, конечно, в человеческом сознании.
– Ну и…
– Алик погиб. Его расчеты хранились у меня. Я отнесла их в свой отдел в НИИ, там сначала схватились, но буквально накануне случая с Лизой, тему закрыли. Именно об этом мы с ней и говорили в нашу последнюю встречу.
– А блокнот тут какую роль играет?
– Ты не перебивай, ладно? – Вероника сделала глоток кофе и поморщилась. – Холодный совсем. Еще сварить?
– Нет. Хорошо бы что-то покрепче.
– Ага, у Марии Константиновны всегда в запасе были и вина, и коньяки. Тут же такие светила раньше собирались, гости со всего мира. Если Лиза сохранила эту традицию, то… – и она открыла нижнюю дверцу кухонного буфета. – Нашла! Ого! Здесь и виски, и коньяк, и ликер… Ты что будешь?
– Коньяк, грамм пятьдесят, – сказал Антонов.
– Я, пожалуй, тоже с тобой выпью, – Вероника достала фужеры и наполнила на четверть.
Тост не предполагался, поэтому они молча сделали по глотку и продолжили разговор.
– Теперь про блокнот. Я сама не все поняла, поэтому раз уж тебе рассказываю, может быть, ты поможешь разобраться… Лиза, когда я про эту формулу упомянула, как-то странно на меня посмотрела. Я подумала, что ей неприятно было услышать, что Алик у меня свои записи оставил. Тогда еще подумала, что главный разговор впереди, успею подготовиться, чтобы все объяснить. У нас ведь друг от друга не было секретов.
– А почему он именно тебе оставил свои записи, а не Лизе? Она все-таки дочь академика.
– Ну, здесь это никакой роли не играет. Алик мне доверял больше, вот и все.
– У тебя с ним был роман?
– Вот еще! – фыркнула Вероника. – Не до этого было. Нас же готовили для прорыва науки, какие романы!
Антонов продолжал смотреть на нее с недоверием. «Ей сейчас двадцать семь, Олега нет два года, значит, тогда ей было двадцать пять, минус год-два…, – прикидывал он, – и у него не было романа с такой красивой девушкой? Или кокетничает, или не хочет признаваться», решил Антонов.
– Ладно, оставим эту тему. Что дальше было?
– А дальше мы с Лизой расстались у подъезда, ну и все, как у тебя в протоколе написано. Но не в этом суть. Как раз перед тем, как бросили в окно камень, я нашла на полке у Лизы блокнот. Там разработка этой же формулы. Меня как током прошибло. Значит, она тоже работала над расчетами. Но тогда почему мне ничего не говорила? Я хранила тайну Алика, а она?! – Вероника выпила еще глоток коньяка, чтобы немного успокоиться.
– Давай сейчас не про Лизу. Важнее другое. Почему ты считаешь, что охотятся именно за этим блокнотом?
– Ты, кажется, так и не понял значение этой формулы… Антонов, она может перевернуть мир!
– Ну да, просто «Гиперболоид инженера Гарина» какой-то, – усмехнулся следователь.
– Ладно. Допустим, я нагнетаю. Но тогда зачем бросили камень, зачем меня пытались усыпить? Можешь дать толковое объяснение?
– Допустим, я знаю, зачем бросили камень, и это никак не связано с блокнотом.
– Тогда зачем?
– Чтобы ты испугалась, позвонила следователю и попросила срочно приехать.
– И кто же бросил этот булыжник?
– Я, – сказал Антонов и выпил залпом оставшийся коньяк.