– Громов! Громов, в рот компот, вставай! Уйдут же, сволочи! Гадом буду, уйдут! Эх… Ребят на подмогу бы. Осназ нужен. Кто же знал… Громов! Смотри сюда! Смотри! На меня смотри! Леха!
Кто-то упорно тряс мое плечо. Сильно тряс. Я открыл глаза. Собственно говоря, вообще не жалко. Просят открыть, я же не гнида какая-то… К тому же, голос явно взволнован. Значит, мы с этим голосом не чужие люди. Вон как печётся человек…
Глаза-то я открыл, да… Но толку от этого не было никакого. В том смысле, что мог оценить окружающую действительность хорошо, но зато ни черта не понимал.
Прямо передо мной, нос к носу, на корточках сидел парень лет двадцати пяти. Я его видел впервые, в чем был уверен на сто процентов. А еще на сто процентов был уверен, что среди всех моих знакомых подобных персонажей никогда не водилось.
Последние годы количество этих знакомых вообще сильно сократилось. Я не самый компанейский человек. Поэтому случайных людей в моей жизни не бывает.
А тут – непонятный гражданин, который сейчас сидит рядом и трясет меня с такой силой, что зубы стучат друг о друга. Мои, между прочим, не казённые зубы. И если он не прекратит это делать, думаю, с его зубами тоже произойдет какая-нибудь хрень. Например, я их ему выбью.
– Лех, слышишь меня? Сильный был взрыв, похоже… Весь удар на тебя пришелся… Вот ты, конечно, отмороженный… Прыгнул на эту гранату, как психованный…
Парень смотрел пристально, встревоженно. Но даже не это напрягало. Хотя, скажем прямо, я нервничаю, когда на меня вот так пялятся левые, посторонние мужики. Я вообще нервничаю, когда на меня пялятся мужики. Характер у меня горячий, неуравновешенный. Могу и в морду дать, не разобравшись. Поразило другое.
У незнакомого товарища глаза оказались разного цвета. Один – тёмный. Карий, наверное. Второй – светлый. Возможно, голубой. А еще мне померещилось, будто в глубине темного глаза загорелся и погас красный огонек. Типа, как у Терминатора… Хотя, это мог быть отблеск… Отблеск чего? Вокруг – темно, как у чёрта в заднице.
Говорю «возможно», «наверное» и «показалось», потому что на улице по неведомой для меня причине была ночь. И это не менее волнительно, чем абсолютно посторонний человек, который продолжает трясти мое плечо, называя меня по имени.
Только что я наслаждался солнечным, зимним днем. Днем! А если говорить более точно, время как раз перевалило за обеденное. Может, пять минут назад, может, десять, я топал в сторону дома. А теперь сижу в грязном снегу на какой-то богом забытой улице, где даже нет ни одного фонаря.
То есть, варианта два. Либо кирпич ударил сильнее, чем ожидалось, и меня вырубило на продолжительное время. Либо я сошел с ума и все вокруг мне чудится. Обе версии – такое себе перспектива.
А еще… в башке стоял сильный гул. Я даже голос «разноцветного» слышал будто сквозь плотный слой ваты. Ну, ладно. Это понятно. Когда в последнюю секунду среагировал на крик рабочих и поднял голову, сразу сообразил, мне в темечко летит какая-то строительная хрень, сильно похожая на кирпич. Честно говоря, был уверен, успею отскочить. Реакция вроде бы в норме. Не успел, значит…
Кроме гудящей головы, во рту ощущался привкус крови. Я провёл языком по зубам, а потом сплюнул на землю. Точно кровь. На снегу ее видно особенно хорошо. Даже в темноте.
А вот это – удивительно. Один и тот же кирпич никак не мог ударить меня и по башке, и в зубы. По всем законам физики и земного притяжения такое просто невозможно. Это же кирпич, а не ванька-встанька.
Я с подозрением уставился на «разноцветного», заодно пытаясь рассмотреть костяшки на его руках. Учитывая, что нас тут двое и кровью плюется не он, выходит, дать ему в морду могу с чистой совестью. Потому как, скорее всего, этот непонятный тип меня сюда и притащил. Не сам же я в беспамятстве выбрал тёмную улицу, чтоб удивительным образом прийти и посидеть задницей на земле. Даже не знал, что в городе остались такие места.
Я тряхнул башкой, пытаясь привести ее содержимое в порядок. Раз тряхнул, два… Гул не исчезал. Похоже на контузию. Ерунда какая-то… У нас стали делать резиновые кирпичи? Да и летел он с такой высоты, что даже моя крепкая башка вряд ли выдержала бы, хотя с чем ей только не приходилось сталкиваться… Но вот он я, сижу. Целый. Невредимый. Частично невредимый. Нет, это, конечно, гораздо лучше, чем сдохнуть, я вообще без претензий в данном случае. Но… Хотелось бы чуть больше понимания, какого черта происходит.
– Нормально? Слышишь? Сейчас, погоди… Шумовую бросили, сволочи… Старой комплектации. «Визгуна» или что-то такое. Леха, брат, я помогу… – Парень вдруг со всей силы раскрытой ладонью зарядил мне в ухо.
Я от такой наглости офонарел. Откуда взялся этот придурок? Надо быть совсем идиотом, чтоб бить незнакомого человека по башке. Может, этот незнакомый человек – кандидат в мастера спорта по боксу, например. Да и по моей роже вполне заметно, я не самый спокойный тип.
Одна бровь рассечена широким шрамом. Нос сломан в нескольких местах. Уши – аналогично. Выражение лица агрессивное. Со мной бабы в постели иной раз, открыв глаза в самый неподходящий момент, вздрагивают. Явно же, в списке увлечений подобного человека вряд ли числятся шахматы и художественная резьба лобзиком по дереву. Шахматами я могу только лицо подправить. Да и для лобзика применение тоже найдется особое.
То, что этому парню известно мое имя, вообще не делает нас корешами. Как он, интересно, собирался мне помочь? Добить? Что наверняка перепонкам пришёл конец? Кстати, по ощущениям похоже, будто мне в уши просто кто-то долго и громко орал. Прям будто после скандала с бывшей, честное слово…
Хотел возмутиться и, скорее всего, зарядить незнакомому гражданину ответную оплеуху, но он уже вскочил на ноги, а потом со словами: «Эх… уйдут» рванул в темноту.
Я открыл широко рот, пытаясь зевнуть, как можно сильнее. Эффекта мало, обычно так делают во время взрыва, а не после, но, может, полегчает.
Стоп… Застыл с открытым ртом, соображая, почему вообще в моей голове укоренилась версия про взрыв. Мало ли, что сказал этот придурок. Я точно знаю, никакого взрыва не было. Но почему-то начал думать об этом, как о реальном факте. Цыганский гипноз какой-то.
– Громов, Леха… сукин ты сын… Целый? – из темноты вынырнул еще один мужик. Этого мужика я, как и предыдущего парня, видел впервые. Он был постарше, где-то моих лет, чуть за тридцатник. Причем я их не знаю, но они оба, похоже, со мной знакомы. Потому что Громов – это я. Точно я. И Леха – это тоже я. А вот с остальным – уже как-то не уверен…
– Охренительно проверили адресок, да? Сходите, говорит, парни, проверьте наводочку. Так, мелочь… Ничего важного. Чисто глянуть информацию старого осведомителя. Охренительно пивка попили после рабочего дня. Ну, Семеныч… Ну гондон. В следующий раз сам пусть идет и проверяет… Товарищ подполковник… Чтоб ему сейчас там обосраться… Это хорошо, нас трое… Я-то вообще за компанию попёрся. Думал, сейчас быстро заскочим и все, в пивную махнём…
Мужик строчил словами, как из пулемета. При этом он на корточках подобрался к краю забора и теперь периодически пытался выглядывать из-за него.
Твою мать… Да почему забора-то? Откуда здесь забор? Я повернул голову сначала налево, потом направо. Похоже на частный сектор. По крайней мере, в темноте можно было рассмотреть контуры одноэтажных домов. Что за хрень? Куда делась стройка, огороженная рифлеными листами металла? Где, твою мать, веселые граждане из солнечного Таджикистана, которые громко переговаривались между собой, когда черт меня дёрнул срезать путь? Где новые дома́? Где фонари, в конце концов? Почему здесь так темно?
– Так… Леха, не бздим, да? Тимон попробует зайти с за́ду. Там, вроде, в заборе выломаны доски. Толку особо нет, просто оценить ситуацию нужно. Сами мы ни черта тут не сделаем. В дом больше не полезем. Ты уже попал в замес. Навстречу трое выскочили. Как знали, что мы придём. Понимаешь? Ждали, что ли… Не пойму… Один захерачил гранатой прямо тебе под ноги. Да ты еще, конечно, молодец! На хрена накрыл ее? Думали, ну, все. Мандец. Ни один техник не соберет. Ты же знаешь, эти «визгуны» ни черта не безобидные. Просто так их, что ли, с производства сняли… Орал так, что в домах, которые поблизости, стекла вылетели. Хорошо, район старый и давно под снос. Эх… Сами не справимся, это факт. Щас… погоди. Ловит тут хреново…
Мужик рванул рукав куртки наверх, потом развернул конечность запястьем к себе и… прямо в запястье начал говорить.
– Дежурный… дежурный… Старший лейтенант Рябушкин на связи. Слышишь? – Он щелкнул указательным пальцем по коже. – Сука… Вернемся, поменяю эту херабору. Новую комплектацию поставлю. За свой счет. А то от Семеныча хрен дождешься. Дежурный! Прием!
А-а-а-а-а… ну, все ясно… Психи. Нормальный человек со своей рукой точно трындеть не станет. Непонятно только одно, почему я среди психов оказался, да ещё так быстро. Бывает, конечно, у меня всякое. Клинит после той, последней командировки. Но это редко и только если выпью. Поэтому с алкоголем вообще завязал. Да и чтоб вот такое сюжетное кино мерещилось, это что-то новенькое.
В темноте при тусклом свете луны практически полностью скрытой тучами, я все же успел заметить на запястье мужика что-то наподобие татуировки. Небольшой квадрат, похожий на штрих-код.
Вообще, конечно, история странная… Сидит человек, с татуировкой разговаривает. Еще и материт ее почем зря. Везет мужику. Приятная форма сумасшествия. С рукой поговорил, новости обсудил, на судьбу пожаловался и спать пошел. Тоже с рукой. Прямо семейная жизнь получается.
В этот момент, очень неожиданно, послышалось шипение, похожее на помехи в радиоприемнике. Или в рации… А потом…
– Рябушкин, чего тебе? Не ори. Слышно и так.
Я сначала даже не понял, откуда доносится голос. Хотя, нет. Наверное, понял. Из руки мужика, сидящего рядом. Вот откуда. Просто в первые секунды не поверил своим же глазам и ушам.
– Хреновые дела у нас. Семеныч отправил проверить адресок. Мелочь. Шушера тут, по идее, блатхату организовала. А нарвались на ребят посерьёзнее. Громова отоварило шумовой. Оружия у них чет многовато для мелкой шушеры. Есть кто рядом? Может, соседи?
– Ой, мляяяя… – Голос своего недовольства даже не скрывал. – Что ж у вас все через жопу… Какие соседи, Рябушкин? Кому охота на чужой земле в пятницу гемороиться? Ты б еще Осназ запросил. Наряд сейчас пришлю. Геолокацию активируй. Отбой.
И голос, и шипение пропали.
– Ну, да. Наряд он пришлет… Мудила… Сидит там в дежурке, с Бобиком в шашки режется… – Мужик снова постучал двумя пальцами по запястью, матернулся в адрес глушилок, из-за которых плохо работает карта, а затем опустил рукав обратно.
Я рукой нащупал снег, сгреб его ладонью и размазал холод по лицу. Надеялся, сработает. Очень бы хотелось, чтоб меня отпустил этот весьма реальный глюк. Не сработало. Мужик по-прежнему в положении «полуприсядь» находился рядом. Я по-прежнему сидел на земле задницей, опираясь спиной о грубые доски. И старые дома по-прежнему никуда не делись.
– Ну, что, товарищи опера, там внутри больше никого не осталось. – Снова раздался голос «разноцветного».
Так понимаю, это его мужик назвал Тимоном. Парень вынырнул с другого конца забора, хотя, убежал до этого в противоположном направлении. Причем, появился он настолько тихо, что я от неожиданности вздрогнул, стукнувшись затылком о грубые доски. Голова тут же взорвалась болью.
– Тимох, связался сейчас с дежуркой. – Мужик снова осторожно пробрался вперед и выглянул из-за ограды. – Сказали, пришлют наряд. Еще, главное, такой… вы бы, говорит, Осназ запросили. Понял? Шутник, мля… А то мы не в курсе, как это происходит. Понял? Сегодня Митрофанов в дежурке сидит. Сука жирная…
– Да какой, нахрен, наряд? У тех, кто в доме сидел, оружия до едреной матери. И что нам даст этот наряд? Их если брать, так сразу надо было. А теперь как? На палочке следом поскачем? Эх, Серега… С утра чувствовал, день будет полное говно. Вот как только та бабка с заявлением про свою козу приперлась, сразу понял, под выходные нам сейчас прилетит дерьмецо. Леха, ты как? – Тимон придвинулся ко мне, а потом заглянул в мое лицо.
Я наоборот попытался отодвинуться. Вышло хреново. Елозить задом по снегу – приятного мало.
Значит, Серёга и Тимон… У первого в наличие – чудо-рука, у второго – чудо-глаз. Один я, как идиот. Ни хрена у меня нет. А главное – нет понимания, что за ерунда происходит.
Теперь я знал их имена, однако легче не стало ни на грамм. Вокруг творится какой-то бред. Я бы мог допустить, будто валяюсь после удара в беспамятстве, а это все мне реально снится. Но задница и все, что к ней прилегает, замерзли так, что на сон происходящее точно не похоже. Во сне испытывать настоящие ощущения невозможно.
Меня реально зовут Леха Громов. Это – правда. А вот все остальное – лютая дичь.
Буквально минут десять назад я шёл домой. Спокойно шел. Никого не трогал. Район у нас новый и со всех сторон, как грибы, растут эти чертовы стройки. Я обычно выбираю нормальную дорогу, в обход, но сегодня поперся напрямки.
Потом был крик сверху, летящая хреновина, сильно похожая на кирпич, и удар по голове. А вот что происходит сейчас, я не понимаю совсем.
Странное место, странные люди и я тоже какой-то странный. Опустил голову, посмотрел на свою одежду. Свою… Да нет. Одежда тоже не моя. Я такое никогда не надел бы.
– Лех, ну ты хоть что-то скажешь? – Серёга, обладатель говорящей руки, не поднимаясь во весь рост, так же, на корточках, сдал задом к нам с Тимоном, а потом снова уставился на меня. – Ты, ядрён патрон, старший опер. Не в том смысле, что с тебя спрос. Но е-мое… Леха Громов – легенда отдела. Как мы в такую жопу по самые гланды вхерачились… Тебя чуйка никогда не подводила.
Я бы с удовольствием ответил Сереге. И Тимону с удовольствием задал бы парочку вопросов. Хотя, почему парочку? Очень до хрена имелось этих вопросов. Вот только есть одно немаловажное «но».
Да, меня действительно зовут Леха Громов. Это несомненно. Дальше – информация, которой владею я, и то, что говорят Тимон с Серёгой, сильно не совпадает.
Попытался отвлечься от оперов, если они, конечно, реально опера, и сосредоточиться на своих внутренних ощущениях. Вроде бы я – бывший военный. Прям знаю это точно. На уровне подсознания. Думаю об армии и чувствую, под кожей она у меня, в печёнке.
Все. А больше мне ни черта не известно. Потому что сидел я сейчас в этом грязном снегу рядом с двумя незнакомыми мужиками и отчётливо понимал…. Не помню. Не помню, что было раньше. Вообще. Знаю, что служил, но не помню, где. Знаю, что шел домой, но не помню, где этот дом. Знаю, что живу в Российской Федерации, но не помню, как живу.
Прекрасно осознаю себя. Человек я, прямо скажем, не очень. Психануть могу на ровном месте. В зубы дать. Потом вряд ли буду извиняться.
Жена была. Во время очередной командировки сбежала к маме. К своей, естественно, маме. Моей уже лет пять в живых нет. Записку оставила, мол, сил нет у нее терпеть мою службу. Чего она там терпела, так и не понял. Как бабло на карточку капало, что ли? Вот уж действительно невыносимая боль.
Вот эту общую информацию знаю. О себе многое знаю. Но в башке нет ни одного конкретного воспоминания. Чтоб четко и с картинками. А еще я – точно не опер. Потому что я – точно не мент. Ненавижу ментов…