Так я продолжала жить, пока не столкнулась с событиями, после которых мне захотелось побольше узнать о том, что такое смерть. Однако изучение этого вопроса завело меня в такие места и сюжеты, в которых я все больше узнавала, что такое жизнь, и что смерть – это не ее окончание, а очень важная часть.
Но на первых порах я оказалась запертой в подземелье собственного горя и вины за происходящее. Раздираемая внутренними чудовищами я решила, что вся моя предыдущая жизнь состояла из одних ошибок. Я с головой окунулась в пучину многообразия психологической литературы, чтобы выявить все недочеты своего поведения и немедленно их исправить. Мне казалось, что при моем «правильном» поведении, больше не будут происходить ужасные вещи. А межличностные отношения будут выглядеть как в романтических фильмах с хорошим концом.
Некоторое из того, что я узнала, теперь имеет место в моей картине мира. Но на тот момент это был безостановочный безумный водоворот тезисов, которые создавали нестерпимую давку, ища свое место в моем сознании и причиняя невыносимую боль. Еще невыносимее была боль от общения с людьми, потому что они упорно не соответствовали критериям психологически адекватного человека, образ которого я попыталась создать, основываясь на прочитанном. И мое представление о том, как в идеале должны вести себя люди, вдребезги разбивалось о действительность.
В определенный момент жизни внутренняя невыносимость бытия буквально вылилась во внешнюю. Обстоятельства сложились таким образом, что ведомая, якобы «правильными», мотивами, я оказалась в построенной своими же руками тюрьме, которая успешно скрывалась под фасадом идеального особняка. Но, оказавшись в ней, я поняла каких дров я наломала, и что они начинают падать мне же на голову. С каждым ударом я яснее понимала происходящее. Тут я вспомнила про фотоаппарат и начала с нарастающим удовольствием отгораживаться им от внешнего мира, который приносил одни страдания. Это весьма помогало избегать непосредственного общения с людьми. Молчаливые бабочки, несравненные в своей форме птицы и уж совсем идеальные неодушевленные предметы стали главным объектом моих фотографий.
В отличии от людей все это искрилось натуральностью, манило своей самодостаточностью. Никакая букашка не строила из себя другую букашку. Цветы не менялись в лице и не хотели казаться лучше, чем они есть, как только я направляла на них объектив. И с какого бы ракурса я ни сфотографировала камень, ему было все равно.
Несомненно, неестественность людского поведения задевала меня так сильно, потому что такая же неестественность торчала из меня во все стороны, раздувая изнутри. И так, надутой колючкой, я перекатывалась с фотоаппаратом в руке от одной полянки к другой, грозя лопнуть и забрызгать зловонной жижей своих недовольств любого человека, на кого ненароком наткнусь.
Наблюдая за гармонией и геометрией природного разнообразия, я вспомнила один параметр, без которого не обходится ни одна композиция. Это золотое сечение. Оно определяется как деление отрезка на две части таким образом, что отношение между всем отрезком и более длинной частью равно отношению между более длинной и короткой частями отрезка. Это отношение численно приближается к примерно 1,618.