А начнется все, как водится у взрослых людей, в детстве.
Когда я была маленькая, я разговаривала с вещами. Точнее, вещи разговаривали со мной. Естественно, не вслух, но до меня очень четко доходили их просьбы, мысли или советы. Я не знаю, чем это было обусловлено, бурной детской фантазией или особенностями устройства психики. Возможно, это происходило из желания выстраивать коммуникацию в том русле, которое было мне комфортно. Потому что люди вокруг были очень быстрые, решительные и деятельные. А я за ними не успевала. И выходило так, что реагирование в заданном извне темпе мне давалось с трудом. Сверстники шутили резво и остроумно, но, когда я придумывала ответ, это случалось уже совсем невпопад. Когда речь шла о подвижных групповых играх, я тоже справлялась с трудом.
С гораздо большим удовольствием я находилась среди не таких шустрых вещей, в окружении которых можно было не спеша подумать, найти верное решение и не чувствовать себя ущербной. Тем более, что сюжеты нашего общения с вещами были невероятно интересны и увлекательны. Я могла полностью погрузиться в тщательно, с любовью построенный мир, забывая обо всем вокруг. Все вели себя, следуя заготовленному сюжету, никто не вводил меня в ступор, выкидывая какой-нибудь несогласованный номер, на который нужно было резко реагировать. И даже приключения, коих было немало, случались только по моему сценарию. Шахматные короли, сопровождаемые свитой, отправлялись в дальний кухонный шкаф воевать с банками специй, а ласточка из бумаги искала приют под новогодней елкой, спасаясь от холода и ночной мглы.
Так было, когда инициатива в общении исходила с моей стороны. Но очень часто бывали случаи, когда ход действий задавали вещи. И у меня не оставалось выбора в выполнении этих действий. Я буквально не находила себе места, если по какой-то причине мне не удавалось решить возникшую проблему. Завалившийся тапочек было необходимо вытащить из-за кровати и поставить с его рядом с собратом, иначе ночью им будет очень одиноко и страшно друг без друга. Или книга, стоящая на полке вверх ногами, жалуется на головокружение, и нужно срочно ее перевернуть. А если я снимаю на видеокамеру грядку с цветами, то необходимо запечатлеть всех, иначе кто-нибудь обязательно обидится и сживет со свету более популярного соседа.
Стоит ли говорить, что скорость моих передвижений порой заставляла желать лучшего? Зависнуть я могла на любом камне, на смешной трясогузке, на проезжающей бетономешалке. И каждый раз я ловила от них какой-то посыл. Чаще всего он был не разборчив мысленно, но очень определенный чувственно.
Далее это подкреплялось моей увлеченностью фильмами и книгами о магии. Где абсолютно всё могло иметь значение. Животные разговаривали, вещи служили волшебными артефактами, а умные и красивые ведьмы боролись со злом, имели возможность менять реальность, и их жизнь была увлекательна. Причем, полностью придуманные волшебные миры мне казались нереальными, и я никогда не хотела в них сбежать. Больше всего меня привлекали сюжеты, когда волшебство возникало среди совершенно бытовых ситуаций и тесно переплеталось с нашим привычным окружающим миром.
Я была твердо уверена, что магия существует, но моё сознание еще не готово с ней взаимодействовать. Временами это заставляло меня глубоко разочаровываться в себе. Особенно безнадежным стало время, когда у меня перестало хватать уверенности в себе и стойкости продолжать следовать своим убеждениям.
Вспомнить, чем вы занималась в детстве, забывая обо всем на свете. Какое занятие лично вам приносило истинное удовольствие? Попробовать сделать это.