Злосчастная ключница отправилась в сейф, сыщики сидели и ждали указаний от начальства. Внутренний червяк ненависти к преподам, все это время дремавший в душе полковника Крячко, активизировался, глодал активно и с аппетитом.
– Нет, Лева, только подумай, каков упырь! Родной сын, больной, инвалид даже, пропал, как и не было, а папаша вола пинает. До того свихнулся на своей конфиденциальности, что до сих пор даже в розыск не подал. Одно слово – живодер!
Гуров, сочувственно кивая, подождал продолжения монолога и, убедившись, что его не последует, заметил:
– Как совершенно верно отметила всеведущая Лилия Ивановна, пан Ректор не желает никакой огласки, клиника тоже не желает огласки, и совершенно очевидно, что никто не желает ворошить некое прошлое. И кого-то это в корне не устраивает. Иначе к чему петрушка с ключницей? – Он хмыкнул: – Вообще, символично. То ли намек на спиртное, «ключница водку делала?», то ли из серии «вот вам ключ к разгадке»…
– То ли хлоп по морде, – предположил Крячко. – Все-таки ключница очень на кастет похожа.
– И плюс еще цитата из ВИА «Раммштайн», посвященная некой матери, которая кого-то не родила… к слову, вспоминается прочерк в свидетельстве о рождении Счастливого-младшего.
– Что, думаешь поискать эту божественно рыжую соискательницу? – с сомнением осведомился Станислав. – Во-первых, сколько лет прошло…
– Во-вторых, что мы ей предъявим? Прочерк на месте ее имени? Бессмысленно. Да и что это даст, кроме того, что будут переживать из-за пропажи Даниила оба родителя, а не один.
– Ну, допустим, сынок, обиженный папой, мог свалить к маме.
– Ему за тридцать, о чем речь. Единственная более или менее внятная версия: шантаж, – предположил Лев Иванович. – Кому-то насолило святое семейство Счастливых.
– Мне они тоже насолили, я ж молчу.
– Ты молчишь? – с иронией переспросил друг.
Станислав смутился.
– Ладно, ладно, не молчу. В любом случае, кто-то не желает, чтобы нечто нам неизвестное оставалось шито-крыто. Иначе к чему прислали ключницу? И еще. Зачем он именно нас-то к себе вызывал? Ему что, позвонить некому? Почему не напишет заявление, как полагается?
– И, обрати внимание, довольно быстро провели необходимые дорогостоящие экспертизы, – заметил Лев Иванович. – На каком основании, из каких средств, кто оплачивал – бог весть.
Стас еще более помрачнел:
– Вот именно. По реальным делам жди-дожидайся, а тут как по щучьему велению все необходимое сделали, вплоть до теста ДНК, да дважды… понимаю, теперь это не так дорого, но все равно, что-то да стоит.
– Я что предлагаю? Что, если поставить вопрос ребром, занять твердую позицию и отказаться от этого дела, – предложил Гуров. – В самом деле, своих дел навалом, рук и людей не хватает, а тут еще и домыслами заниматься. Хотя, конечно, насчет домыслов не все так однозначно.
– Что такое?
– Да вот, видишь ли, какое дело. – И Гуров вкратце изложил историю частного расследования, предпринятого Марией.
Крячко от души рассмеялся и хлопнул по колену:
– Да, Лева, теперь и жена твоя знает, каково это: искать там, где надо, а не под фонарем. И остается открытым вопрос: помимо старческого бормотания, есть что осязаемое? Трупы, например, есть али как?
– Трупы всегда есть, – заметил Гуров. – Заявлений нет.
– Думаю, и правда, от дела можно отказаться. Ведь нет же в данном конкретном случае ни преступных групп, ни экстремизма, ничего криминального, так что нам тут делать нечего, – резюмировал Станислав.
В этот момент в кабинет вошла Верочка, осчастливив сыщиков своим появлением.
– Раз вам тут делать нечего, то идите-ка вы к Шефу, – услышав последнюю фразу Крячко, заявила секретарь Орлова. – Оне в нетерпении.
…Все благие намерения и попытки бунта были задушены в зародыше. Генерал и слова не дал сказать, заявив, как только они возникли на пороге:
– Задача: доложить о мерах, предпринятых для поиска Даниила Олеговича Счастливого. В течение дня попрошу представить соображения по этому делу и план действий.
– А ничего, что…
– Без возражений относительно того, что это не наше дело.
– Но ведь…
– Работайте.
– Заявления нет.
– Работайте без заявления, – предписало начальство. – В рамках оперативно-разыскных мероприятий. Когда и если найдется что-либо, тогда подумаем о заявлении.
– Ректор подаст? – ехидно осведомился Крячко.
– Не обязательно он. Есть еще соседи, коллеги по работе, пропавший трудился где-то? Он исчез из санатория, что за санаторий, когда пропал, обстоятельства, что предпринимали? Мне вас учить? Мы, как сотрудники правоохранительных органов и сознательные граждане, не вправе оставлять без внимания факт бесследного исчезновения гражданина с особенностями развития, особенно если имеются основания полагать, что он был убит.
Воцарилась благоговейная тишина.
Убедившись, что возражений не последует, Орлов спросил, где ключница. Лев Иванович молча выложил на стол коробочку. Стас также хранил молчание, понимая, что возражать начальству сейчас бесполезно.
– Вот! Обнаружен фрагмент кожных покровов с характерными отличительными особенностями, – веско продолжал генерал. – Налицо особая примета, которая, по сообщению близкого родственника, имелась у пропавшего, а именно – татуировка.
Завершив тираду, Орлов снова замолчал и принялся перебирать бумаги.
Крячко с сочувствием спросил:
– Сверху звонили?
– Да, – мрачно ответил генерал, – и не один, и не по разу, и не только сверху…
– А с виду казалось, что этой гниде жить осталось пару часов.
– Полковник Крячко, извольте выбирать выражения.
– Есть!
– Жди-дожидайся. Этот старый дуб и сам пошумит, и по всему свету бурю поднимет.
Когда приятели вышли из кабинета генерала, Крячко съязвил:
– Ну что, господин полковник, не получилось занять твердую позицию.
– Все как всегда.
– Я тогда сгоняю до Лилечки…
– Что, под фонарем будем искать?
– А почему бы и нет? Так поступают лучшие люди современности. Ну а если серьезно, то пока пан Ректор в больничке, надо из нее по максимуму сведения вытрясти.
– Договорились.
За текучкой и повседневными делами прошли сначала несколько часов, потом и рабочий день подошел к концу. Заявился Крячко – измученный, но довольный, с пачками отксерокопированной документации.