Арибелла и её друг Тео сидели рядышком на палубе рыбацкой лодки, глядя на свой родной остров, лежащий по другую сторону лагуны. Вдалеке уже показались ярко раскрашенные домики Бурано.
Стояло последнее утро сентября. Завтра у Арибеллы день рождения: ей исполнится тринадцать…
– Эй, не хочешь помочь? – крикнул отец Тео, сражаясь с парусом. – Нас обгоняют!
Тео возвёл глаза к небу, но поднялся на ноги. Арибелла осталась сидеть. Девица в лодке – к несчастью, так говорили рыбаки. К счастью, отец Тео не был столь суеверен и взял Арибеллу на борт. Правда, конечно же, никогда бы не позволил ей прикоснуться к парусу. Арибелла не жаловалась; отец Тео и так уже проявил к ней доброту. Однако она внимательно наблюдала, как Тео возится с верёвками, пытаясь запомнить как можно больше.
Грязноватый старый парус то и дело обвивался вокруг скрипящей мачты; но вот наконец он распрямился и поймал ветер. Тео издал восторженный вопль.
– Браво! – крикнул его отец, поворачивая руль.
Видавшая виды рыбацкая лодка плавно заскользила по тёмной воде, набирая скорость, и быстро догнала небольшую флотилию, плывущую к главному острову Венеции.
Мальчишки с сонными глазами настороженно смотрели на Арибеллу с других лодок. Она потупилась. Девочка привыкла к таким взглядам.
Тео плюхнулся рядом с ней.
– До сих пор не понимаю, зачем ты сюда приходишь, – сказал он, опустив носок башмака в воду. – У меня-то нет выбора, но ты?.. По утрам могла бы найти себе занятие повеселее – лазать по крышам, купаться, играть с Луной или…
– Мне нравится здесь, – перебила Арибелла, кутаясь в плащ.
Тео фыркнул:
– Кому может понравиться с головы до ног измазаться рыбьими кишками?
– Я не против, – настаивала она.
– Ладно, как скажешь, – насмешливо отозвался Тео, но улыбнулся ей.
Лагуна и небо окрасились в розовые и оранжевые цвета. Мир, тонувший в мягком тумане, выглядел волшебно. Рыбаки с других лодок окликали отца Тео, приветствуя его, и он весело отвечал им. Арибелла глянула на его открытое бородатое лицо, и ей стало тоскливо. Он был таким бодрым, полным жизни… таким непохожим на её собственного отца.
Она любила помогать на рыбном рынке Пескерье, потому что тогда хотя бы на краткое время могла почувствовать себя частью чего-то, ощутить, что чему-то принадлежит. И хотя было стыдно это признавать, Арибелла искала возможности сбежать из мрачного дома отца, где он сидел день за днём, плетя свои кружева, молчаливый и вечно погружённый в траур.
Прошло уже десять лет с тех пор, как умерла мама, но отец так и не оправился от горя. Арибелла была тогда совсем маленькой и почти не помнила мать. Она постоянно переживала за отца – и лишь на рынке могла на некоторое время позабыть обо всём этом. Правда, потом ей становилось мучительно стыдно за это…
Тео откинулся назад, опершись на локти, и закрыл глаза. Арибелла же смотрела по сторонам, глядя на пробегающие мимо острова.
Вот Сант-Эразмо, где жили фермеры. Здесь растили овощи и фрукты для всего города. Несколько мальчишек с Бурано однажды попытались украсть там артишоки, и их прогнали палками… От острова отплыли несколько лодок и присоединились к флотилии, спешащей к рынку.
Вот позади остался Мурано – знаменитый остров стеклодувов, а потом Сан-Микеле – остров-кладбище.
Вдалеке кричали чайки. Из моря выскользнуло солнце, и небо покрылось тонкими голубыми полосами. А впереди показался – во всей своей ослепительной красе – главный остров Венеции.
Площадь Сан-Марко уже была запружена народом. Восходящее солнце осветило красный кирпич кампанилы – колокольни – и замерцало на бледных стенах Дворца дожей, низкого прямоугольного здания, украшенного, словно великолепный торт, с каменными арками, замысловатыми, как папино кружево. Ряды тёмных окон смотрели на лагуну, похожие на пустые глазницы венецианских масок.
Когда лодка подплыла ближе, Арибелла увидела на стене дворца голову льва. Оскаленную львиную пасть… Она была ещё слишком далеко, чтобы прочитать надпись под ней, но Арибелла и так знала, что там сказано. Даже дети, ещё не умеющие читать, знали. Per Denontie Segrete – «Для тайных доносов».
Родители предупреждали своих расшалившихся отпрысков, что их имена попадут в пасть льву, и тогда стражники дожа явятся и накажут их…
Конечно, на самом деле львиная пасть предназначалась не для непослушных детей. Там могло оказаться имя любого, кого считали опасным. Никто не знал, что происходило с такими людьми после того, как за ними приходила стража. Некоторые говорили, что их бросают в тюрьму дворца. Другие уверяли, будто ночью их вешают между колоннами на площади Сан-Марко… Одно можно было сказать наверняка: никто не хотел бы это узнать.
Арибелла вздрогнула.
– Эй? Арибелла?
Тео помахал рукой перед её лицом.
– Прости. Я, кажется, была далеко отсюда. – Она улыбнулась. – Что ты говорил?
Что бы ни говорил Тео, в следующий миг всё было позабыто. Тео вскочил на ноги – так, что лодка опасно закачалась, – и вытянул руку, крича:
– Санто чьело! Дож!
И впрямь: перед ними, двигаясь намного быстрее рыбачьих лодок, скользили элегантные гондолы, ведомые дворцовыми стражниками в масках. В центральной гондоле сидел человек в белоснежной мантии и маске, украшенной сверкающими алмазами. Дож Венеции.
Арибелла тоже вскочила на ноги. Дожа не видели за пределами дворца месяцами; вот уже много лет он был болен.
Дож поднял руку, затянутую в перчатку, и помахал в знак приветствия. Он всегда был щедр к бедным – по крайней мере до того, как заболел.
– Приятно видеть его в добром здравии, – сказал отец Тео.
Дож повернулся в их сторону. Алмазная маска сверкала на солнце так ослепительно, что Арибелла зажмурилась. Когда она снова открыла глаза, гондола дожа уже плыла к дворцу.
– Как думаешь: дож надевает маску, чтобы скрыть, насколько он болен? – спросила она у Тео.
Тот пожал плечами:
– Может быть. Помню, я видел его, когда был маленьким. И тогда, могу поклясться, никакой маски он не носил. А ты в то время ещё даже не родилась, – поддразнил он. – Может, она ему просто нравится. Если б у меня была маска с таким количеством бриллиантов, я бы никогда её не снимал. Хотя, вообще-то, его маска мне ни к чему. А вот если б…
– Гондолу, – закончила Арибелла.
Тео улыбнулся.
– Ты только глянь на них. Какие они быстрые! Ты знаешь, что гондолы делают из нескольких пород дерева? Дуб, вишня, вяз, сосна…
Арибелла знала. Тео говорил об этом сотню раз.
– И один борт немного выше другого. Это делают специально, чтобы сбалансировать вес гребца на корме, – продолжал Тео. – А этот изогнутый гребень на носу называется «ферро». Да, папа? Эх, хотелось бы мне однажды заиметь гондолу!
Тео тяжко вздохнул. Его отец промолчал.
– Ну, может, она у тебя и будет когда-нибудь, – ободряюще сказала Арибелла.
Тео не ответил – лишь снова вздохнул, и Арибелла пожалела о своих словах. Она знала, о чём думает её друг. Лишь те, кто родился в богатой венецианской семье, может надеяться на собственную гондолу. А Тео всю жизнь будет рыбаком. Как его отец, как его дед… Что ж, по крайней мере, он знал, где его место в этом мире. Арибелла завидовала этой ясности. Её собственное будущее было таким же мутным, как вода в канале.
Флотилия гондол подплыла к причалу. Дож вышел из лодки, вместе с охраной миновал арку и скрылся во дворце. Несколько рыбаков огорчённо охнули, когда дож исчез, и пожелали ему здоровья.
Рыбачьи лодки миновали дворец, оставили позади колокольню и вошли в Гранд-канал – главную водную артерию города, изгибавшуюся в форме буквы S. Этим утром, как и в любой другой день, кроме воскресенья, здесь царило невероятное оживление. Канал был забит лодками с самыми разными товарами, среди них яркие помидоры и сверкающие сардины.
Торговцы здоровались с отцом Тео, а тот кричал в ответ:
– Чао! Бонжорно!
И Арибелла раздувалась от гордости просто потому, что сидела с ним в одной лодке.
Она смотрела на огромные палаццо по обе стороны Гранд-канала – дома самых богатых семей Венеции. Покрытые цветами балконы, красивые причалы и обрамлённые арками двери… Эти здания совсем не походили на скромные хижины острова Бурано.
Многие из них были достойными соперниками самого Дворца дожей; солнце скользило от окна к окну, словно не могло решить, где остановиться. Арибелла и Тео провели много утренних путешествий, фантазируя, каково это – жить в палаццо. Тео всегда дразнил Арибеллу за её любимое палаццо, на полпути по Гранд-каналу, прямо перед мостом Риальто. Оранжево-пурпурные витражи были разбиты и заколочены, а канареечно-жёлтая краска отслаивалась. Удивительно, что его не снесли, но Арибелла была рада, что палаццо по-прежнему стоит. Было в нём нечто, неизменно притягивающее её взгляд.
Вокруг внезапно стало сумрачно и прохладно – их лодка вплыла в тень под мостом Риальто. Арибелла и Тео играли в обычную игру, касаясь пальцами нижней части моста. В детстве достать до него было ой как непросто, но сейчас они с лёгкостью дотягивались до слизистых кирпичей. Это напомнило Арибелле, что её дни на рынке с Тео сочтены. Тринадцать лет – уже взрослая девушка. Тео будет рыбаком, но кем станет она? Кружевных дел мастером, как отец?
Она была неуклюжей, и её шитьё выглядело просто ужасно. Но как ещё им с отцом выжить, когда его зрение начнёт сдавать? А это рано или поздно случится…
Арибелла выбросила из головы эти заботы, когда они вновь оказались в ярком солнечном свете, по другую сторону моста. Как обычно, она уловила солёный и резкий запах рынка Пескерье, который так полюбила. Вскоре показалось пёстрое нагромождение лотков, заполонявших пространство под арками крытой галереи. Отец Тео подогнал лодку к причалу торговцев и ушёл устанавливать собственный лоток, оставив Арибеллу и Тео выгружать рыбу. Сегодня – как и весь год – ящики были полупустыми. С недавних пор рыбы в лагуне стало заметно меньше, и это тревожило каждую семью на Бурано. Никто не хотел лишиться заработка.
– На этой неделе опять неважный улов, – пробормотал Тео.
– У всех так, – отозвался рыбак в соседней лодке. – Должно быть, направление зыби меняется или что-нибудь в этом роде.
– Тьфу! – буркнул другой рыбак. Лицо его было мрачным. – Восемь месяцев такая история. Восемь! Я вам скажу, в чём дело. Гадалка уверяла, что грядёт кровавая луна. И вы знаете, что это значит?
– И что же? – спросил первый рыбак.
– Плохое предзнаменование. Очень плохое.
Мужчина подозрительно покосился на Арибеллу, но та сделала вид, что не замечает его взгляда.