Маркус проснулся с чувством, будто что-то не так. Сначала он не мог понять, что именно, но потом внутри у него все оборвалось. Сигмунд! Предатель Сигмунд! Предатель и паразит! Он потерял лучшего друга. Детство закончилось. С этого момента жизнь станет нескончаемой и ужасной борьбой. Борьбой за женщин. И в ней, в этой борьбе, дружба уже не играет никакой роли. Все средства хороши. Все подлости разрешены. Здесь царит закон джунглей. А он – одинокий зверь. Маркус закрыл глаза. Он хотел заснуть. Лет так на сто. Он попытался ни о чем не думать, но не вышло. Дурацкая улыбочка Сигмунда проникла прямо в мозг, а зловонная пасть, ее изображающая, проглотила все мысли. Они дружили десять лет. И эти десять лет были замечательными. Будучи маленькими, они играли вместе, а когда Сигмунд мечтал стать астрофизиком, он рассказывал Маркусу много интересного о Солнечной системе. Они организовывали тайные клубы, и когда Маркуса дразнили за его неуверенность в себе, Сигмунд всегда защищал друга. Словом и делом. «Словом и делом». Типичное выражение Сигмунда. Маркус сам никогда так не сформулировал бы. Их дружба была настолько крепкой, что Сигмунд стал практически частью его самого. Даже теперь, после этого мерзкого предательства, он продолжает думать, как Сигмунд: «Словом и делом». Нет, теперь все кончено. Теперь он остался один, а Сигмунд оказался совсем в другом месте и высасывал грязь из ушей Эллен Кристины. Эллен Кристина и ее смешные уши! Мидии? Чушь, цветная капуста! Улитка! Волнушка! Goodbye love[2].
Странно, но он почувствовал легкий укол совести. Он впервые подумал об Эллен Кристине. Она как-то отошла на задний план. Мысли о Сигмунде затмили мысли о любви.
– Я же не Сигмунда люблю, – прошептал он.
– Что-что? – Чтобы разбудить сына, в комнату вошел Монс.
– Я не люблю Сигмунда, – повторил Маркус громко.
– В самом деле? – сказал отец и поставил стакан с молоком на столик у кровати. – Почему ты так говоришь?
– Я разговаривал сам с собой, – пробормотал Маркус и взял стакан.
Отец постоял немного, глядя на Маркуса с некоторым беспокойством. Казалось, будто он думает, что сказать, однако произнес только:
– Молоко холодное.
Но Маркус уже отвернулся к стене.
– В любом случае уже утро, – тихо сказал отец и тихонько вышел из комнаты.
Как Маркус и полагал, день обернулся кошмаром. Хотя он вышел из дому на десять минут позже обычного, Сигмунд все еще ждал его на перекрестке. Будто наступил самый обычный день. Он еще и улыбается!
– Привет, Макакус! – поздоровался предатель. – Как жизнь?
Маркус не отвечал, он равнодушно посмотрел на дерево у дороги, споткнулся о камень, упал, выставил вперед руки, потом вскочил на ноги и заковылял дальше с подвернутой ногой как можно быстрее. Было очень больно, но он молчал.
– Ты не ударился? – Сигмунд догнал его и протянул руку, чтобы помочь.
Секунду Маркус думал, не плюнуть ли ему на руку, но сдержался. Это значило бы показать чувства, а Маркус решил больше ни за что на свете не показывать Сигмунду никаких чувств. Чувства относились к людям, а Сигмунд – не человек. Он – воздух. Нет, даже не воздух. Ходячий кусок мяса, загрязняющий воздух, которым дышит Маркус.
– Больно?
Маркус прикусил губу. Если прикусить достаточно сильно, то, может, станет так больно, что он забудет про ногу. Не забыл. Теперь болели и губа, и нога. Лучше бы уж шел он своей дорогой. Прочь от фальшивого сострадания со стороны «куска мяса»! Жаль, невозможно. Нога, конечно, скоро опухнет, и если он будет продолжать идти, станет еще хуже. Наверное, ее придется ампутировать. Впрочем, это не имеет значения. Если им так хочется, они его могут ампутировать хоть целиком.
– У тебя кровь на губе!
Маркус смотрел под ноги, но взволнованное лицо Сигмунда, словно соринка, торчало в уголке его глаза. Хорошо бы надеть на глаза шоры, тогда он видел бы только то, что хотел.
– Маркус, скажи что-нибудь!
Он остановился и обернулся к надоедливому «куску мяса».
Секунду они смотрели друг другу в глаза. Маркусу стало дурно. Будто он стоял на самом краю обрыва и смотрел вниз на реку. И так захотелось туда упасть… Он чуть не ухватился за Сигмунда, чтобы не свалиться, но все-таки удержался на ногах и произнес сухим, отстраненным голосом:
– Ты кто?
– Что? – Сигмунд посмотрел на него в полном недоумении. Потом улыбнулся. – В философском смысле?
«Иногда самые умные оказываются самыми тупыми», – подумал Маркус. Сигмунд умел считать, умел анализировать, обсуждать, но он ничего не понимал.
– В таком случае, – продолжал Сигмунд, – должен сказать, что я…
– Ты ничего мне не должен, – сказал Маркус и снова уставился под ноги. – Я тебя не знаю.
Невдалеке он заметил Эллен Кристину. Она стояла на тротуаре и смотрела на них. Нет, не на них. На Сигмунда. «Уши из цветной капусты и кусок мяса». Самая глупая на свете парочка. Надо бы написать про них сочинение, в конце которого оба окажутся в мусорном баке. Она помахала рукой. Уголком глаза Маркус заметил, как Сигмунд покраснел, пробегая мимо Маркуса навстречу Эллен Кристине. Казалось, он даже смутился, но Маркус знал, что это не так. Просто Сигмунд был влюблен. Впрочем, теперь это не играло никакой роли. Смущен он или влюблен. Глуп или умен. Расстроен или доволен. На свете живут миллиарды людей, которых Маркус не знает. Одним больше, одним меньше – какая разница?! Он снова побрел по дороге. Нога больше не болела. Теперь болела голова. Вот Эллен Кристина взяла Сигмунда за руку. Скоро они начнут целоваться, а потом… что и похуже. Может, она даже забеременеет. Замечательный заголовок для желтой прессы: «Малолетка залетела от нахала ровесника». Догадайтесь, кто здесь и не думает защищать своего бывшего друга?
«К сожалению, этот тип всегда был на редкость скользким, – высказался Маркус Симонсен в эксклюзивном интервью нашему журналу, – его стоило бы давным-давно кастрировать. Собственно говоря, он – нимфоман».
Маркус даже всхлипнул, наблюдая за тем, как Сигмунд вместе с Эллен Кристиной исчезают за школьными воротами прочь из его жизни.
Маркус и Сигмунд сидели за двумя последними партами в ряду у окна. Это были их места еще с младших классов. Парты закрепились за ними, и никто не протестовал, когда Сигмунд попросил занять те же места в средней школе.
Они не шумели и мало разговаривали друг с другом во время уроков, зато придумали себе особое развлечение. Маркус посылал Сигмунду тайные сигналы, тыча его в спину карандашом, а Сигмунд отвечал тем, что наступал Маркусу на ногу, которую тот вытягивал под партой. Иногда они обменивались записками. Они разработали изысканную технику, благодаря которой никто не мог обнаружить их общения. Так они убивали время даже на уроках у Дарре Хансена, таких скучных, что половина класса просто начинала храпеть, а не петь, как полагалось: «Братец Яков, братец Яков, спишь ли ты?»
Сегодня Маркус сидел, убрав ноги под стул, и наблюдал, как Сигмунд пытается дотянуться до них. Когда он уже почти дотянулся, Маркус спрятал ноги еще глубже. Сигмунд наклонился вперед, держась за парту, и вытянул ноги назад как можно дальше. Маркус чуть отодвинулся, и Сигмунд вытянул еще. Эллен и Турид, которые сидели рядом, заметили происходящее. Теперь они наблюдали за Сигмундом и тихонько посмеивались. Учитель английского Бьяртмар Воге тоже заметил, что в дальнем углу происходит что-то странное. Он отвернулся от доски, на которой писал слова, и с интересом посмотрел на мальчика, все больше и больше походившего на прыгуна с трамплина. В классе все замерли. Единственным, кто ничего не замечал, был Сигмунд. Он был слишком занят поиском ног за задней партой, чтобы наконец послать свой сигнал. Воге откашлялся.
– Эй, там, на дальних окраинах! – позвал он.
В этот момент Маркус поднял правую ногу под парту и пнул Сигмунда изо всех сил.
– Ой! – взвизгнул Сигмунд, притянул ногу к себе, опрокинул стул и упал на пол. Подбородком он стукнулся о край парты, а зубы его чуть не откусили кончик языка. – Черт! – завопил он.
– Что-что? – Голос Воге был очень язвительным.
– Ничего. Я псикусил исык, – пробормотал Сигмунд.
Эллен и Турид теперь засмеялись громко. Сигмунд покраснел до самой шеи. Маркус посмотрел на Эллен Кристину. Казалось, что она тоже вот-вот засмеется. «Все девчонки одинаковые, – подумал он, – сначала они ходят с тобой под ручку, а потом смеются над тобой за твоей же спиной. И он еще был в нее влюблен. Тьфу! Good luck in hell[3], Сигмунд».
– Этого можно было бы избежать, если бы ты сидел нормально, – заметил Воге.
Сигмунд кивнул. Маркус сделал вид, что не заметил грустного собачьего взгляда, посланного ему «куском мяса».
– Девятнадцать и пять[4], – прошептал Райдар.
Кто-то хихикнул.
– Нет, – громко сказал Маркус, – девять и пять. Он упал.
Даже Воге засмеялся.
– Funny, Markus, – сказал он. – Don’t you think Markus is a funny guy, Sigmund[5].
– Yes, he is very funny[6], – кивнул Сигмунд. Он не смеялся.
– Okey, folks, – сказал Воге. – Can you give me some other words for funny?[7]
И пока класс шумел и голоса выкрикивали «amusing, hilarious, humorous, diverting, entertaining, droll» и прочие более и менее правильные английские синонимы слова «смешной», Сигмунд что-то написал на бумажке, уронил ее на пол и толкнул назад, Маркусу, который ее тут же поднял.
– Я нашел на полу записку, – сказал Маркус учителю.
– Да? – с интересом отозвался Воге. – Сегодня и в самом деле очень интересный урок. – An interesting lesson, – добавил он, потому что ни на минуту не забывал, что находится здесь, чтобы обучать юных оболтусов английскому. – Give it to me, Markus[8].
Маркус встал и подошел к доске. Сигмунд склонился над партой и обхватил голову руками.
– Вот, пожалуйста.
– In English, Markus[9].
– Here, please[10].
Воге строго посмотрел на Маркуса, но решил сделать вид, что мальчик не дурачится, а просто плохо знает английский.
– Let me see[11], – сказал он медленно и развернул записку.
На него все смотрели с напряженным ожиданием. Все, кроме Сигмунда, который скукожился за партой.
– «Ты по-прежнему мой лучший друг». – Воге, задорно прищурившись, оглядел класс. – Это мне?
Маркус почувствовал, как кровь приливает к голове. В висках стучало.
– Наверное, – сказал он спокойно, – но это не я написал.
– Правда? – дружелюбно переспросил Воге. – Тогда я хотел бы узнать, кто здесь мой тайный друг?
Сигмунд медленно поднялся:
– Это я написал, господин учитель. Но не вам, а Маркусу.
– Вот как? – сказал Воге и сделал вид, будто крайне разочарован. – Значит, Маркус – твой лучший друг?
– Да, – спокойно ответил Сигмунд. – Маркус – мой лучший друг. И будет им до конца жизни.
– Ага, – дружелюбно заметил Воге, – очень приятно, мальчики, что вы дружите, но я оценю это еще сильнее, если вы будете выяснять отношения во время перемены. А теперь, Маркус, можешь нам привести несколько английских вариантов слова «дружба»?
Пульс в висках стучал, как пулемет. Каким-то образом все вдруг стало абсолютно неправильно. Никто не смеялся. Все просто сидели и смотрели на него с презрением, будто мерзавцем был он, а не Сигмунд.
– Ну, Маркус?
– Что?
– Друг. По-английски. Мы когда-нибудь услышим твой голос?
Его голова совершенно опустела. И было абсолютно невозможно припомнить ни единого «друга» ни по-английски, ни по-норвежски. В отчаянии он смотрел в класс, но ни одна зараза не желала ему помогать. Нет, одна желала, конечно.
– Pal, – серьезно проговорил Сигмунд. – Markus is my pal[12].
– Very good, Sigmund, – сказал Воге, – more[13]?
– Comrade, – добавил Сигмунд. – Markus is my pal and my comrade[14].
– Yes, – сказал Воге.
– Mate, – добавил Сигмунд.
– Yes.
– Buddy, partner, companion.
– Excellent[15].
– One person joined to another in intimacy benevolence independently of sexual and family love[16], – сказал Сигмунд.
– Yes! – восхищенно воскликнул Воге. – Perfect!
– Friend, – тихо сказал Сигмунд, – Markus is my best friend[17].
– And a very lucky boy he is too[18], – заметил Воге и положил руку Маркусу на плечо. – Okey, boys and girls. I want every one of you to write me a little story about friendship[19].
Маркус смотрел в пол, шагая к своему месту, и понимал, что не только Сигмунд, а весь класс сейчас на него смотрит. Вес дружеской руки Воге до сих пор ощущался в плече.
Он тяжело сел. Потом поднял голову и уставился в спину перед собой. Сигмунд был в синем свитере, который Маркус подарил ему на день рождения. У него самого был такой же, и его старый «pal» говорил, что этот свитер кажется ему очень крутым. Ни у кого больше не было свитера именно такого цвета, и они носили их как можно чаще. Но сегодня Маркус пришел в рубашке. В желтой рубашке, застежка которой ужасно терла шею. Маркус подумал, что Сигмунд сейчас повернется, поскольку наверняка почувствует его взгляд. Синий свитер уже наклонился над партой. Сигмунд начал писать: «A little story about friendship».
Маркус открыл тетрадь.
«I have no friends»[20], – написал он.
Урок подходил к концу. Сигмунд все еще писал. Со страшной скоростью. Маркус посмотрел на собственную историю.
«I have no friends. Have no friends. No friends. Friends».
По крайней мере маленькая история. Больше похожая на стихотворение. Может быть, коротковато, зато правдиво. Тем не менее он не был уверен, что Воге такая поэзия может понравиться. Воге наплевать на правду, лишь бы ложь была написана на хорошем английском. Впрочем, Маркусу все равно. Он здесь не для того, чтобы понравиться учителю. Он здесь, потому что его заставили, хотя сам он с большим удовольствием отправился бы сейчас на Северный полюс. На лыжах. Один.
Он поднял руку.
– Yes, Markus.
– Можно мне пересесть?
Спина перед ним дернулась, но Сигмунд не обернулся.
– Зачем?
– Ну, не знаю…
Воге посмотрел на него с легким раздражением.
– Раз не знаешь, тогда оставайся сидеть, где сидишь. Where you sit, – добавил он в педагогических целях.
– Я думаю… – начал Маркус.
– What do you think, boy?[21] – спросил Воге и подмигнул Перу Эспену, сидевшему прямо перед кафедрой за первой партой. – What do you think Markus thinks, Per Espen?[22]
– Понятия не имею, – ответил Пер Эспен.
– What?
– I don’t know, – поправился Пер Эспен.
– Good.
– Я думаю, у меня что-то со слухом, – сказал Маркус.
Воге посмотрел на него с изумлением:
– Что ты сказал?
– Что? – переспросил Маркус.
– Что ты сказал? – повторил Воге.
– Я сказал «что», – сказал Маркус.
– Что? – спросил Воге.
– Да, – ответил Маркус.
Воге казался сбитым с толку.
– Я слышал, что ты сказал «что». Я спрашивал, что ты сказал до того, как сказал «что»?
Маркус вытер пот со лба.
– Извините, – сказал он. – Я что-то плохо слышу.
– Ах вот как. – В голосе Воге звучало беспокойство. – И как давно?
Маркус подумал, не стоит ли спросить «что» еще раз, чтобы подчеркнуть серьезность своей проблемы, но решил, что лучше обойтись без этого. А то Воге может подумать, что он совсем оглох, и отправит его к врачу.
– Не так давно, – пробормотал он. – Но в последнее время становится хуже.
– А ты был у врача?
Ну вот, все равно началось. Маркус покачал головой.
– Ты отцу говорил?
– Все не так страшно. Я только чуть-чуть плохо слышу.
– Здесь нечего стесняться, Маркус.
– Я и не стесняюсь.
– У меня есть знакомый отоларинголог.
– Кто?
– Врач. Ухо-горло-нос. Может, мне даже удастся записать тебя на прием в ближайшие дни.
– Фух! – вздохнул Маркус. – Все прошло. Теперь я снова нормально слышу.
Но пути назад не было. Маркус поменялся местами с Пером Эспеном, который только обрадовался. Свободы на задних партах всегда больше.
– А здесь ты лучше слышишь? – спросил Воге.
Маркус кивнул.
– Отлично. Тогда, будь добр, прочти свою историю всему классу.
– Что?
Воге посмотрел на него с беспокойством. Похоже, все было гораздо серьезнее, чем он думал.
– Ты все еще не слышишь, что я говорю?
Маркус вскочил.
– Да нет, – сказал он, – я все замечательно слышу.
Воге понимающе улыбнулся.
– Приятно слышать, – сказал он. – Пожалуйста.
Маркус взял тетрадь.
– I have no friends, – начал он…
День был наполнен одиночеством. Никто не посылал ему сигналов на уроках и никто не общался с ним на переменах. Сигмунд ходил вместе с Эллен Кристиной, которая висла на нем, как тряпка. Маркус делал вид, что не замечает их, и в то же время пытался наслаждаться несчастным взглядом, которым периодически смотрел на него «кусок мяса». Когда Райдар попытался его дразнить, Маркус сделал вид, что не слышит, а Анне Берит яростно шептала Райдару, что тот поступает по-свински. Потому что Маркуса жалко. С этим он, в сущности, согласен. Маркус смело улыбнулся Анне и подумал, что у нее вообще-то очень красивый шепот.
Наконец прозвенел финальный звонок. Маркус в одиночестве пересек школьный двор и вышел за ворота.
– Маркус!
Это была Муна.
– Что случилось? Не грусти.
– Разве я грущу?
– Это пройдет. Вы снова станете друзьями. Совершенно точно.
Она улыбнулась.
– Что ты имеешь в виду? – тихо спросил он.
– Вы с Сигмундом. И тогда ты снова будешь хорошо слышать, да?
Она опять улыбнулась. Ее кривоватый передний зуб был ослепительно белым. Белоснежным.