Городок на окраине Поранции
Снежные хлопья невесомой завесой опускались на Поранцию. Они ложились на улицы и мостовые, покрывали крыши домов, одевали деревья в причудливые шубки. На окраине небольшого городка уже потушили фонари. Жители давно спали, греясь в своих уютных теплых постелях.
В эту тихую ночь, когда даже ветер прячется от трескучих морозов, в монастыре Святой Катринетты было неспокойно. Сестры ожидали позднего визитера, который не очень – то торопился прийти в условленный срок. А время меж тем утекало сквозь пальцы…
– Как она? – мать – настоятельница зашла в одну из темных комнатушек, освещаемую единственной свечой.
– Совсем плоха. Боюсь, не доживет до утра. – Женщина утирала слезы рукавом и беспрестанно шмыгала носом.
– Неудивительно, – равнодушно ответила мать – настоятельница. – Девочка совсем не хочет жить.
Больше не проронив ни слова, она покинула комнату, оставив женщину наедине с горькой беспомощностью.
Сестра Бургентина обтирала молоденькую девушку влажным полотенцем, но жар никак не хотел спадать. Кожа посерела, а дыхание стало настолько слабым, что казалось, будто и не дышит совсем. Баронесса Агелия Мануа умирала. В том, что Тьма призовет свою дочь в эту ночь, сомнений не возникало.
– Где она? – донеслось из – за двери.
Створка отворилась без стука, и на пороге возник неряшливо одетый мужчина. Его щеки украшала щетина, а взгляд был настолько рассредоточенным, что Сестра Бургентина сразу поняла: посетитель пьян. Когда он сделал шаг вперед, ее подозрения лишь подтвердились. Стоять на месте ровно ему удавалось с превеликим чудом.
– Ваша дочь умирает, Ваша Милость… – тихонько проговорила женщина.
– Это вы ее довели! – закричал мужчина, неловко ударяя кулаком по ни в чем не повинной двери.
– Монастырь не имеет никакого отношения к ее болезни. Я уже третьи сутки делаю все, чтобы хоть немного облегчить ее страдания, но она даже не приходит в себя…
– Молчать!
От грозного окрика Бургентина вздрогнула. Она давно уже позабыла, что такое пьяный супруг и к чему это может привести.
Мать – настоятельница как назло, не спешила прийти на помощь своей подопечной и встать грудью на защиту монастыря. Наверняка уже отправилась спать, хоть и прекрасно знает, что сестрам придется несладко.
– Мне наплевать, что вы будете делать этой ночью, – зловеще проговорил посетитель, – но чтобы завтра к рассветному часу она стояла на ногах не хуже вас! Хоть к Тьме взывайте, хоть к Свету, но утром девчонка должна отправиться в столицу! Иначе…
Что «иначе», мужчина так и не договорил, но в мыслях отчаянно добавил:
«Иначе мне прямая дорога к палачу!»
Развернувшись, барон Мануа покинул комнату, а затем и монастырь. Нанятый экипаж увозил его обратно в поместье, а точнее в то, что от него осталось.
Заядлый игрок в карты, он уже проиграл абсолютно все, разве что в поместье еще сохранились какие-нибудь припрятанные заначки его покойного отца. Оставалось без малого четыре дня, прежде чем ему необходимо будет освободить поместье от своего присутствия. Время на поиски еще есть.
Задолжав всем соседям в округе, он заложил и поместье. Мужчина был уверен, если бы он нашел еще хоть немного денег, то обязательно отыгрался бы, вернув себе и состояние, и былое уважение.
В том, что буквально на днях он проиграл и свою дочь, барон нисколько не раскаивался. Считал это дело заведомо прибыльным и направляющим в беспечное будущее.
Как только Герцог де Вилан покусится на честь молоденькой девушки, барон сразу же подаст прошение королю. О чем конкретно он будет просить, мужчина пока не придумал, но в том, что хорошенько вытрясет из этого старого козла себе на безбедное существование, не сомневался.
Не сомневался и в том, что его дочурка придется герцогу по нраву. Прекрасно видел, как зажглись предвкушением его глаза, когда понял, что выигрыш у него в руках.
Ничего. Провернет легкое дельце и снова вернет ее в чертов монастырь, где ей самое место. В конце концов, именно ему она обязана своим появлением на свет. Долги давно пора оплачивать…
Столица Поранции – Ляриж
Ладислас Сенье, Герцог де Парион
Чем мне всегда нравилась столица, так это тем, что здесь не стеснялись в открытую содержать вот такие милейшие заведения.
Умаявшись, куртизанки возлежали по бокам от меня, лениво поглаживая ловкими пальчиками все, до чего могли добраться. Тянуть время эти хитрые дамы умели как никто другой. В их профессии время – это вполне реальные монеты.
Стук в дверь раздался неожиданно. Неужто хозяйка пришла проведать своих подопечных? И действительно, от Темных ведь можно ожидать чего угодно. Могут и прихлопнуть, и прикопать там же. Совесть – последнее, что присутствует у магов Тьмы.
– Да входите уже! – прокричал недовольно, когда стук повторился. – Нам ведь нечего скрывать? – обратился уже к дамам, по – свойски обнимая их за талии.
Дамы беззастенчиво рассмеялись в ответ, а на пороге оказался мой личный помощник. Шевалье выглядел смущенным. Прикрываясь собственным плащом, он смотрел куда угодно, но только не на ложе любви.
– Ваша Светлость, я прошу прощения, но…
– Да не мямли ты там! Какая очень важная причина на этот раз подвигла тебя испортить мне прекрасное утро? – поднявшись с кровати, стал натягивать на себя раскиданную по всей комнате одежду.
Ух, и страстные же попались девицы! Загляденье! Не то, что эти кислые мины да потупленные взгляды тех, что из бала в бал сиротливо держатся за маменькины юбки в ожидании чуда. У мамашек-то, конечно, наивности нет совсем! Молва расходится куда быстрее, чем главный виновник о ней узнает. А ведь я, на минутку, Глава Святой Инквизиции! Мне по должности положено узнавать обо всем раньше короля!
– Работа, монсеньор. А также кое-какие новости, которые, я уверен, вы захотите узнать безотлагательно.
Махнув на прощанье рукой, подкинул дамам несколько монет. Заслужили. Это утро действительно выдалось прекрасным.
Спускаясь по лестнице вслед за Рионом, оглянулся на дверь. Соблазнительные куртизанки намеренно вытягивали обтянутые чулками ножки, безмолвно взывая к продолжению. Их глаза искрились неподдельным интересом. Ммм… Чертовы ведьмы! Обязательно загляну сюда еще раз!
Рион продолжал молчать и тогда, когда мы сели в карету.
– Так зачем ты снова вытащил меня? – спросил, лениво откидываясь на подушки.
– Дела требуют вашего срочного присутствия, – проговорил он очень серьезно.
– Снова Свет?
– Как и всегда. Как – то вы зачастили сюда, монсеньор, – осторожно добавил он. – Неужто решились завести постоянную любовницу? Ее содержание…
– Тебя не должно волновать ее содержание, – резко прервал я бессмысленную речь. – О своем беспокойся.
Шевалье весь подобрался. Всегда так делал, когда лицо мое становилось серьезным, а тон жестким. Никак не привыкнет малый. Хоть бы капли какие успокоительные попил.
– Опять притворялись? Что на этот раз? – уточнил аккуратно, будто прощупывал почву у себя под ногами.
– Ночью отсюда взывали к Свету. Необходимо было проверить.
А одно другому не мешает. Слишком допекла меня эта работа. Каждому второму пьянчуге тут и там мерещится Свет. Все строчат и строчат кляузы, желая соседа извести или бывшему любовнику напакостить. Как будто Инквизиции больше заняться нечем! И без того вспышки ежедневно происходят.
Когда уже закончатся эти Светлые?!
– И как?
– Сегодня ночью на одну куртизанку в Поранции стало меньше.
Шевалье побелел лицом, отчего его разгоревшиеся щеки казались еще краснее. И как с такими нервами его в Инквизицию взяли?! О чем думала моя голова?!
– Так что там за безотлагательные новости?
– Герцог де Вилан. Сегодня днем он ожидает некую даму. Из проверенного источника известно, что даме готовят постоянные покои, – эту новость Рион преподносил не менее аккуратно.
Прекрасно знал поганец, как я к этому отнесусь. Мог бы сразу сказать, но тянул до последнего, словно те самые куртизанки.
– Больше ничего не известно? Кто такая? Откуда взялась?
– Нет, монсеньор.
– Не облегчаешь ты мне жизнь, Рион. Ох, не облегчаешь… – Расправив меховую накидку, накрылся ею почти с головой. – Все, дай поспать. Ночь выдалась жуткая…
Россия. Один из множества городов
Екатерина Громова
Белая снежинка опустилась прямо на высунутый язык. Не почувствовав абсолютно никакого вкуса, испытала легкое разочарование. В детстве они казались сладкими.
– Катька, до завтра! – прокричала Маринка, помахав рукой на прощанье.
В клуб собралась. Кто ж после тренировки сразу на танцы идет? Ненормальная. Тут бы собственную тушку до постельки дотащить.
Усмехнувшись, неспешно потопала по узкой тропинке. Снег на ней выглядел припорошенным, будто дунешь – и снежинки тут же улетят, поднимутся ввысь, чтобы потом медленно осесть на землю.
Эх, Новый год уже скоро! Нужно решить, в гости идти или снова к себе всех звать. Звать – то особо некого. Так, знакомые да ребята из универа. Не ладится как – то с дружбой. Времени на нее нет…
Может, пора уже закончить с фехтованием? Сколько лет уже занимаюсь, а ничего нового за последние годы так и не узнала. Соревнования еще эти… С универа уже даже отпрашиваться страшно: такими глазами смотрят, жуть просто!
Или вокал этот. Может, ну его к черту? Голосишь, а толку то? Концерт для бабушек, концерт для детишек, потом – снова для бабушек… Нет, против детишек и бабушек я вообще ничего не имею, но как – то скучно одно и то же.
Нужно что – то решать. Бальные танцы точно не заброшу: единственное место, где я по – настоящему удовольствие получаю. Только – только в партнеры мне Мишка достался. Красавец, как есть… Жаль, не по нашу честь.
Хорошо на улице, только холодно. Луна сегодня полная и чарующая. Определенно, есть в ней какая – то магия.
Поморщилась. Мороз щиплет нос и щеки, пора бы домой…
Поправив шарф, завернула во двор. Через него идти куда быстрее. Обычно старалась не ходить здесь по вечерам, но уже слишком замерзла, чтобы пугаться каких – то вымышленных монстров.
– Отдавай сумку! – донеслось откуда – то из – за угла.
Ускорив шаг, приближалась к голосам. Прекрасно узнала по голосу соседа по площадке – местного раздолбая. От него вполне можно было ожидать подобных поступков.
– Отпусти! Отпусти, окаянный! – громко кричала старушка.
Рванув сумку из рук бабульки, он побежал прямо к дороге. Видимо, хотел побыстрее затеряться среди гаражей, которые как раз разместились лабиринтами по ту сторону.
– А ну, стой! – прокричала во все горло и побежала следом за ним.
Была уверена, что смогу его догнать. На легкоатлета этот тип ни по каким параметрам не тянул, а вот наглости – хоть отбавляй.
Подбежав к дороге, успела сделать лишь пару неловких прыжков, прежде чем услышала визг шин.
– Твою ж матрешку!
Боль казалось, впивалась в каждый участок кожи, выворачивала наизнанку.
Видела, как машина прибавляет скорости и уезжает, сверкнув на прощанье фарами. Вот так. Преступник сбежал, оставляя меня умирать. В своей смерти уже не сомневалась. Тепло разрасталось по телу, а дышать становилось все труднее. Поглощала воздух мелкими вдохами. Как же так?
Нет ни мужа, ни родителей, ни детей. Ничего не достигла в этой жизни, кроме медалей, которые никому не нужны. Так и запылятся на полке, пока кто-нибудь не выкинет. Жаль…
Почему – то картинки всей жизни так и не появились перед глазами. Ожидала их, веря россказням. Выходит, зря. Темнота пришла как теплое покрывало.
Чей – то монотонный голос резко выбросил меня в пустоту. Он что – то все жужжал и жужжал, словно пакостная назойливая муха. И не отмахнешься ведь. Ни рук нет, ни ног. Только темнота.
– Здравствуй, дитя.
– Кто здесь? – притаилась, не веря своим ушам.
Которых, к слову, в этой темноте тоже не было. И меня не было. И голоса…
– Никого, – ответили, усмехнувшись. – Жить хочешь?
– А кто ж не хочет? – спросила, не зная, чего ожидать.
Прекрасно помнила свою смерть, которая произошла буквально только что. Такое, наверное, и не забудешь, даже если сильно будешь стараться.
– Тогда запоминай. Сегодня ты родилась из Света. И пока служишь Свету, будешь жить.
– А…
– Не перебивай! Ты думаешь так легко две души держать? – вопросили грозно. – Так вот. О чем это я?
– О Свете, – подсказала в надежде, что глюк закончит свою речь и уйдет.
– Да – да. Тебе предстоит бороться с Тьмой, что по – хозяйски заняла весь мой мир. Справишься?
– А вы как думаете?
Ничего обещать не собиралась, пока не пойму, в чем дело. Весь этот абсурд походил на предсмертный бред.
– Да что за манера отвечать вопросом на вопрос?
– Я, между прочим, будущий следователь.
– О! Вредная значит. Тогда точно справишься! – уже открыто рассмеялся голос. – Ох, и не завидую я этим Темным…
Все вокруг завертелось, заклубилось. Ощущение, что сидишь в барабане стиральной машинки, не проходило. И мутило как – то уж очень реалистично. Яркий слепящий свет, точно автомобильные фары, ударил по глазам. Раз – и снова темнота. Только теперь и звуки посторонние слышно, и холод собачий ощущается.
Нашарив рукой что – то вроде покрывала, натянула ткань до самой шеи. Спать хотелось жуть как. И усталость такая, словно вагоны всю ночь разгружала.
– Очнулась, болезная? – громко спросили над самым ухом.
– Нет. – ответила нагло и даже не поняла, как вновь провалилась в темноту.
Поранция. Городок на окраине
Екатерина Громова
Проснулась от какой – то возни. Конечности затекли. Слишком твердая поверхность досталась мне сегодня в качестве спального места.
Повернувшись набок, приоткрыла глаза. В небольшой комнатке, больше похожей на запыленную кладовку, из угла в угол ходила дородная женщина. Она доставала из шкафа какие – то тряпки и аккуратно вешала их на спинку стула.
Прислушавшись к собственному организму, с удивлением поняла, что буквально напитана энергией, словно новые батарейки поставили в стратегическое место. Немного непривычным было отсутствие адекватной реакции на происходящее. Не чувствовала ни паники, ни подступающей истерики, будто все лишние эмоции выключили, оставив лишь самые главные.
Прекрасно осознавала, что умерла и чудесным образом воскресла, только бы понять, где именно воскресла. В том, что эта какая – то глушь, не сомневалась. Слишком все было простым.
– Проснулась, краса? – обернувшись, спросила женщина.
– А не должна была? – вопросила, прищурившись.
– Как чувствуешь себя?
– Хорошо. Только не помню ничего. Мы с вами где?
Глаза женщины расширились от удивления, а сама она так и замерла на месте с очередной тряпочкой в руках. Придерживаться именно такой политики вынудила логика. Амнезия – самый оптимальный вариант, когда просыпаешься неизвестно где. Тем более что ядовитый голосок помогать не спешил.
– В монастыре Святой Катринетты. Совсем – совсем ничего не помнишь?
– Совсем.
Немного помолчав, видимо, переваривая услышанное, мадам выдавала совсем уж непонятную для меня фразу:
– Оно и к лучшему, что не помнишь. Звать то тебя как, знаешь?
– Нет, – призналась честно.
– Замечательно.
– Позвольте, но что замечательного в амнезии?
– В чем? – не поняла монахиня.
– Почему хорошо, что имя не помню?
– Так не нужно оно тебе, девочка. Теперь зваться будешь так, как хозяин велит.
– Какой хозяин?
Вот какой-то такой подставы я и ожидала. Впутали неизвестно во что, а инструкции, как выпутываться, не выдали!
– Тот, которому ты в оплату долга идешь. Проиграл тебя папенька в карты, – совсем уж грустно ответила женщина, подтирая рукавом одинокую слезу на щеке. – Ладно, нечего прохлаждаться. Давай умывайся да завтракай.
Откинув грубое одеяло, поежилась. На пол ступать не спешила. Во-первых, холодом тянуло именно от него, а во-вторых, выглядел он чертовски грязным.
– А до умывальника далеко идти?
– Так зачем идти? Ведро около кровати стоит. Ковшик с водой на полке.
Смотрела на меня, как на пришибленную. В какой-то степени такой я себя и ощущала. Нет, конечно, ведром я пользоваться умела. На даче по детству все лето проводила, но то ребенком была, а сейчас…
– Я выйду ненадолго, – женщина правильно поняла мой озадаченный взгляд.
Одежду дали скромную, но теплую. В холодной комнате сразу стало комфортнее. Предпочла бы брюки или джинсы, но платье все же лучше, чем ничего.
Смотрелась в старое зеркало и ни черта не понимала. Разум ожидал увидеть другое отражение. Глаза однозначно были чужими. Синие с вкраплениями серого. Блондинистостью тоже никогда не отличалась, а тут целая копна. Представляю, как намучаюсь с волосами. И черты не мои. Совсем чужие. Изящные. Передо мной предстала настоящая красавица. Снова шутки голоса?
Покосившись на женщину, опустила взгляд вниз. Даже руками потрогала. Грудь – она и в Африке грудь, но ее размер приятно удивил. Скромный вырез подчеркивал окружности, а корсет обнимал тонкую талию. Почему такие данные запрятали в монастырь? Чтобы никто не покушался?
– Ешь, давай. Хватит собой любоваться. – Женщина забрала зеркало и вложила мне в руки кусок хлеба и кувшин с молоком.
Действительно, держаться лучше отстраненно, чтобы придраться было не к чему. Мало ли, что за хозяин меня ждет. Скорее всего, бежать придется, только знать бы куда. У кого бы спросить, что это за деревня…
На улицу выходила вслед за матерью-настоятельницей. Женщина, что все утро провозилась со мной, бесследно растворилась в коридорах. Я тоже никогда не любила прощаться.
– Твою ж матрешку! – прошептала непроизвольно.
Лошадь заржала в ответ. Я бы тоже над собой посмеялась, если бы не представшая картина.
Увидев самую настоящую карету, вдруг осознала, что название деревни мне ничем не поможет. Все-таки ночной глюк мне не привиделся, а это означало, что рабство – это не метафора. Интересно, а в этом мире что-нибудь слышали об отмене крепостного права?
– Ваша Милость, я мадам Аннита Деруи. Мне велено сопроводить вас в столицу. – Женщина смотрела прямо на меня, словно матери-настоятельницы здесь вообще не существовало.
А вот и конвой…
Поминая едкий голосок добрыми словами, решительно направилась к карете.