Исай отправился домой около шести вечера. Он двигался на машине в сторону дома и помнил, что нужно съехать к реке, чтобы утопить улики и искупаться. Солнышко садилось, потому людей на том малоизвестном стихийном пляже на заливе реки должно быть мало, да и вода прохладная. Еще он позитивно оценивал то, что за целый день к нему в офис никто не приехал. Это означало, что его не отследили, не поняли, не разгадали, хотя он сильно и не прятался. Если не найдут за сутки, их шансы уменьшатся. Появятся новые преступления, и смерть несчастной положат под сукно, будут просто иметь в виду, если вдруг наткнутся на что-то похожее.
Но похожего от Исая не будет. Он никогда не повторялся. Он специально подбирал разных людей, с разными взглядами на жизнь, но всех несчастных и уставших от этой жизни.
Он вспомнил девицу лет тридцати, которая хотела научиться играть в большой теннис. Она так эротично стонала после каждого взмаха ракеткой, не важно, попала ли она по мячу или нет. Было понятно, что она ждет молодого и красивого, с кубиками вместо пуза и с длинным языком для проникновения.
Исай даже десять лет назад не мог похвастаться ни тем, ни другим. Но он красиво говорил. А любая женщина, как он был уверен, любит слова и обещания. И та, миловидная, но очень искусственная мадам, несмотря на свою прагматичность, втрескалась. На то, чтобы произвести на нее впечатление, ушло три месяца. Но разве это срок?
Исай сразу заметил в ней нежелание жить. Услышал несчастье в каждом ее слове: «Ролексы» подарили реплику, хоть и дорогую, машину презентовали не с тем цветом кожи в салоне. Жалобы на жизнь, как черное облако, окутывали ее красивую фигуру в мини-юбке, которую принято надевать на корт. Однажды, когда они играли, мадам упала и застонала, давая понять, что икроножную мышцу свело судорогой. Исай подбежал, бросив ракетку, и стал массировать голень. Снял теннисную туфлю, носок и потянул пальцы ее стопы в направлении колена. Боль отступила. Женщина улыбнулась. Грустно, но улыбнулась. Он прижался губами к ее пальцам. Запах был свежим, чистым. Запах означал желание. Прежде всего ее желание хоть как-то спастись от существующей рутины.
Исай видел, что на секунду ее глаза загорелись после секса в раздевалке. Но только на секунду. Дальше она должна была сесть в машину с охраной и поехать домой, к мужу. Сколько бы ни было в ее жизни секса, еды, может быть, наркотиков, тренеров по теннису, юных мажоров – ничего уже не могло привнести в ее существование радость.
Она была наполнена грустью. Даже злости и страха не было.
Потом, в постели, она рассказала Исаю, что несколько раз пыталась покончить с жизнью. Он понимал отчего. Она тоже. В жизни больше не было того места, той точки на горизонте, куда хотелось бы пойти. Было перепробовано все, и наступило запредельное торможение. Не осталось ничего, что могло бы разжечь внутри яркость переживаний.
Все были откровенны с Исаем. Она тоже. Она сказала, что дальше не видит смысла. Исай не стал рассказывать, что смысл жизни каждый придает самостоятельно, а человеческая жизнь в объективном понимании вообще является ошибкой, сбоем в развитии вселенной. Он понимал, что перед ним взрослая девочка и она уже выбрала свой путь, который приводит в никуда.
Она упала с эстакады. На спину. Красивая, в коротком дорогом красном платье. Ее бедра раскинулись в разные стороны, нижняя часть платья задралась наверх, обнажив нерожавший смысл. Голова размозжилась, затылочные кости черепа размялись по асфальту, а улыбка, которая, может быть, в первый раз в ее жизни была настоящей, осталась.
Исай сказал, что прыгнет с ней вместе, и конечно, этого не сделал. Он просто выполнил то, что должно быть. Освободил планету еще от одного несчастного человека.
Конечно же, все сочли такой случай самоубийством. К счастью, у нее детей не было, а муж почти не заметил произошедшего. Конечно, он потратился на красивый гроб и даже потупил голову на похоронах, взгрустнул и выдохнул. Но у него на этот случай стояла очередь, та, которая была первой в ней, радостно вздохнула. Причем, наверняка догадываясь, что вторая и третья из той же очереди никуда не денутся, она послала им влажный воздушный поцелуй и сказала, что будет рада видеть всех в гостях.
За такими мыслями Исай проскочил поворот к реке, понял, что минуту назад проехал заправку, когда посмотрел на упавшую стрелку бензобака, затормозил резко, сдал назад, чтобы завернуть к колонке и долить бензина. Стрелка, стремящаяся вниз после половины ее пути к нулю, раздражала, а он помнил, что важно чувствовать радость. Любое свершение в жизни должно приносить такое переживание. Если нет, то ситуацию нужно исправить.
Он услышал крик, посмотрел в боковое зеркало. На дороге позади его машины лежал человек. Он стонал, причитал и держался за ногу. Исай знал такие разводы. Сейчас «несчастный» будет требовать компенсации. Он вылез из автомобиля и подошел к стонавшему человеку.
– Сколько ты хочешь? – спросил он коротко, понимая бессмысленность долгих бесед в такой ситуации.
Человек в ветхой грязной одежде тоже понял, что пора прекратить спектакль, и резко оборвал стоны.
– Пять тысяч, – сказал он, улыбаясь, и, сев на асфальте, поерзал задницей, словно сидел на пляже.
Исай ухмыльнулся.
– Зачем тебе? Ты голоден? Пойдем, накормлю.
Человек засмеялся.
– Нет, – сказал он, – хочу купить виски. Давно не пил односолодового вискарика на закате.
Человек был потрепанный, грязный, и пахло от него не комильфо. Но, глядя в его глаза, Исай сначала удивился, а потом почувствовал где-то в глубине, внутри, на самом краешке сердца, что-то похожее на щекотку, но не на ту, раздражающую и неприятную, а на ту, от которой хочется смеяться, нет, не смеяться, а посмеиваться от легкости и радости.
– Давай сделаем так, – сказал он человеку. – Мы сейчас заправимся, а потом поедем, и я куплю тебе самый дорогой виски в магазине.
Человек поднялся с асфальта, подошел к Исаю, склонил голову набок и, улыбаясь радостно, спросил:
– А не врешь?
– Нет, – ответил Исай. – Я никогда не вру. Лучший способ быть счастливым – всегда говорить правду.
Человек засмеялся. Потом сказал, что это правильно, и добавил, что он специально прыгнул на машину, чтобы получить денег.
– Я знаю, – ответил Исай.
От попутчика на переднем сиденье, прижавшего к груди бутылку «Маккалейна» за пятьсот долларов, правда воняло. И вдруг Исай представил себе берег реки. Утром, часов в пять, когда рассвет уже коснулся всего, до чего смог дотянуться на берегу. Вода озера застоялась. Кругом рогоз и кваканье проснувшихся лягушек. Чтобы попасть в воду, над которой зависла туманная дымка, нужно окунуть ноги в грязь берега. Пройти несколько шагов, утопая в густой жиже, похожей на навоз. Но это ничего: как только попадешь в озеро, вода все смоет. Снова станешь чистым. А когда заплывешь на середину озера, туда, где туман, вдруг почувствуешь глубину и чистоту происходящего. Все запахи перемешаются в прозрачный, девственно нетронутый воздух, который наполнит легкие.
Но ведь там воняет: прелостью, болотом, гниющими растениями – все зависит от желания обонять. А красоту или грязь… каждый выбирает сам.
Бомж так был искренне счастлив своему приобретению, он с такой непринужденной любовь держал бутылку, что Исай не выдержал и напросился к нему в гости.
– В гости? – захохотал человек. – Поехали, конечно. Хорошего человека всегда приятно позвать в гости!
Исай хохотнул про себя, то ли от радости, то ли даже от счастья. Ему казалось, что мир наполнен красотой, а его машина – запахом прелого осеннего леса, желтых листьев и нежностью березовых пятен, а еще костром. Голос в его сознании молчал – это было знакомо. Пониманием того, что рядом с ним счастливый человек, а значит, хороший человек, здоровый человек, у которого иммунитет к бациллам несчастья. Бомж привез его к реке, в то место, куда Исай хотел приехать самостоятельно.
Он удивился, ведь никогда прежде не видел там никакого жилья, даже шалаша на этом зеленом пятачке у озера никогда не было. Где его попутчик мог ночевать?
Когда они подъехали к заливу, где вода была спокойной и лишь едва плескала о берег, человек радостно вскочил с сиденья, оставил на нем бутылку, душевно погладив ее замызганной ладонью, и сказал, чтобы Исай располагался, а он быстро сообразит костер. Костер и правда совсем скоро разгорелся, Исай даже не успел насмотреться на залив. Ему казалось, что он только снял мокасины, которые надел в офисе, и зашел по щиколотку в воду, как его новый знакомый позвал вернуться обратно. Он радостно скалил два оставшихся передних зуба и торопил Исая присоединиться, потому что сейчас начнется самое главное.
Исай вернулся к костру.
– Ложись, – указал он на место справа от костра, там были собраны в подобие матраца мелкие ветки с хвоей. При этом он обернулся по сторонам, покрутился, скинул с себя куртку и бросил с другой стороны.
– Это для меня, – пояснил он.
Когда оба улеглись и Исай почувствовал на лице жар от горевших березовых веток, бомж с треском повернул крышку из алюминиевого сплава на бутылке, поднес к губам горлышко и, едва касаясь нижней губой стекла, залил в себя большой глоток спиртного. Сглотнул. Выдохнул. Потом протяжно вдохнул воздух носом, и из его рта вырвался долгий хрипловатый звук блаженства.
– На, – протянул он бутылку, – не бойся, я ее не облизывал. Сделай глоток, а то не прочувствуешь до конца всю красоту, которую сейчас увидишь.
Он держал бутылку на весу, когда Исай посмотрел в его глаза. Они были серыми, но там, за черными зрачками, словно что-то испускало жизнь и разливало ее широким потоком во все стороны: на лес, на залив, на костер и на самого Исая.
Он взял бутылку, поднес к губам, вспомнил, что он на машине и что старается избегать спиртного в принципе, но все-таки сделал глоток. Во рту запекло и появился привкус жженой резины.
– А теперь расслабься и смотри. – Бомж протянул руку вперед, в сторону залива. Там, над горизонтом, едва касаясь его своим величием в месте, где по ту сторону реки полоска деревьев переходила в небо, висел красный шар солнечного заката. – Вот это красота, скажи? – не ожидая подтверждения, восхищенно спросил человек.
Минуты три оба смотрели на красное зарево. Исай поймал себя на мысли, что никогда не смотрел на закат, иначе он бы знал, что, коснувшись горизонта, солнце потом словно падает за него, покидая небо всего за пару-тройку минут. Несмотря на то что оно исчезло за край земли, все еще было относительно светло. Исай посмотрел на лицо человека рядом: на нем в отражении теней от пляски костра застыла легкая спокойная улыбка, такая, будто бы он все на свете знал, но никому ничего не рассказывал, а просто со стороны наблюдал за происходившим вокруг, словно за игрой детей в песочнице.
Исай хотел спросить его, почему и как он очутился в такой жизни, что привело этого человека к такому существованию, почему он вот так, один, не считая сегодняшнего вечера, любуется закатом, почему не живет обычной человеческой жизнью, а ходит в рванине, ест наверняка тоже какую-нибудь мерзость. А человек словно услышал его вопросы и ответил:
– Знаешь, не важно, кто мы. Важно, насколько мы можем быть счастливы.
Исай смотрел, как красные блики от пламени костра пляшут на лице человека. Его слова были для него не то чтобы откровением, а какой-то ожидаемой неожиданностью. Чем-то текучим и вкусным, как молоко матери для младенца.
Он подумал, что ему пора, ведь сказал жене, что приедет не поздно, а уже наступила ночь. Наверное, она волнуется. Ведь она его любит. Наверное. Он не стал прощаться, а просто встал и неспешно пошел к машине.
– Эй, – окликнул его человек, – ты ничего не забыл?
Исай обернулся и увидел, как бомж поднял бутылку на вытянутой руке.
– А на посошок?
«Ну зачем же ты так, – подумал Исай. – Зачем ты добавляешь грязь в такую красоту момента?! Нельзя же упиваться алкоголем, когда упоительно счастье». Он вдруг ощутил, что его обманули. Что все слова о счастье – это словно проверка того, как он исполняет свое предназначение. Проверка, насколько он способен отличить истину от лживого притворства. Ведь многие несчастные притворяются счастливыми и, как Тифозная Мэри, продолжают разносить бациллы несчастья, заражая ими тысячи. Он развернулся и быстро подбежал к бомжу, выхватил у него бутылку из рук, глядя в его глаза, полные страха и непонимания, вылил клокочущую жидкость прямо на костер, который сначала вспыхнул было ярким пламенем, а потом зашипел и наполнил пространство едким дымом. Как только последний плевок выплеснулся из бутылки, Исай крепко взялся за горлышко, широко размахнулся и резко ударил бомжа, сидевшего в немой растерянности от происходившего, по голове.
Его тело рухнуло на землю. Исай зашвырнул горлышко разбитой бутылки, оставшееся в его ладони, далеко в воду. Он не увидел куда, но услышал глухой звук, похожий на громкий глоток. Взяв, бомжа под руки, он подтащил его к воде, сам зашел в нее по колено, перевернул тело так, чтобы оно упало в воду лицом. Он понимал, что удар наверняка не был смертельным, поэтому человека нужно было утопить. Если вдруг он очнется и придет в себя, то первый же вдох окончательно лишит его жизни.
Вернувшись на кострище, где еще тлели угольки, распускавшие едкие струйки дыма, он разметал их ногами в чавкавших от воды мокасинах. Потом достал из кармана фонарик и посветил на воду. Тело медленно дрейфовало из залива к реке. Исай устало вытер глаза и направился в сторону автомобиля.
Он ехал к почти девчонке, ей было двадцать три. Он отыскал ее, а может, наткнулся случайно, когда голос изнутри наконец-то сказал ему, для чего он нужен в этом мире, какова его миссия. Он стоял между добром и злом, между счастьем и горем, между радостью и тоской. Он должен был осчастливить мир, и сделать это жестко. Он был санитаром, отсеивателем грязных, зараженных душ и их жнецом.
Конечно же, он не только убивал. Он заработал достаточно денег, но что деньги, зачем они нужны в отдельно взятом кармане, если в окружающем мире столько несчастья? Он создал целую компанию по продвижению счастья. Сначала он собирал двадцать человек, потом сто, потом стадионы. Точнее, собирала его идея, но реализовывали исполнители. Она, его жена, была главной.
Ее звали Аврора. Она была выпускницей школы-интерната, когда он познакомился с ней в библиотеке, куда ходил, чтобы посмотреть на людей, которым еще важны бумажные книги. Перед ней лежало сочинение Артура Эдварда Уэйта «Каббала», открытое на странице с изображением Священного Дерева Сфирот, отражавшего ступени души. Первым его вопросом был: «Зачем?» Она ответила, что хочет понять то, что недоступно многим. Он ответил, что все, что написано в этой книге, не отражает истинного положения вещей. Она спросила: «Почему?» Исай ответил: потому что она написана на другом языке, настоящем для этого учения, потом переведена с него на второй язык, а сейчас она пытается прочесть ее на третьем. Чтобы понимать эту книгу, нужен ее первоначальный вид и чтение в другую сторону с полным пониманием каждой буквы, из которых складываются слова, но понимание это невозможно приобрести и изучить, даже если выучить тот первый, истинный для книги язык. Выученный язык никогда не станет собственным языком, он не будет пропущен через сердце, он всегда будет безэмоциональным, лишенным всех чувств, в том числе и счастья, а значит, бога. С выученным языком можно только делать вид, изображать эмоции, но никогда их не чувствовать, а без эмоций нет понимания, знание есть, а его понимание отсутствует. Язык должен быть разведен в молоке матери, только тогда можно постичь его настоящий вкус.
Он сказал, что может дать ей то предназначение, для которого они здесь встретились, ведь встречи не бывают случайными. И она увидела в нем того, за кем захотела пойти. У нее были шрамы от самопорезов на предплечьях, но она была красивым лицом его идеи, ведь шрамы можно было скрыть легко, а красивое лицо испортить трудно. По легенде, ей было около сорока, она просто не старела, потому что стремилась к счастью. Все тренинги, выступления и марафоны она заучивала по тому материалу, над которым для нее трудились десятки человек, копаясь в религии, мистике и психологии. Сами эти люди окончили психфаки, факультеты философии, социологии и антропологии.
У Авроры был редчайший талант – эйдетизм, фотографическая память. Вторым талантом было умение донести запомнившийся текст настолько выразительно и глубоко, чтобы слушавший ее – слышал.
Зачем это все нужно? Все очень просто: лучше вакцина, а не лекарство. Когда иммунитет готов встретить болезнь и победить ее, отстаивая жизнь, в лекарстве нет особой необходимости, нужны просто витамины, горячее питье или холодный компресс – нужна поддержка, а не пагубное воздействие на печень, почки и головной мозг. А значит, с течением некоторого времени не нужно будет никого находить и устранять как человека, несущего неизлечимую заразу, можно будет просто помочь душе справиться при помощи собственного иммунитета, если вдруг та почувствует себя уставшей.
Ведь Исай не стремился к убийству. Он понимал, что зараженные должны были умереть, но также он осознавал их невиновность в своей болезни. Большинство человек рождается на свет счастливыми, несчастьем их наделяют другие люди. И те, у кого нет иммунитета, а таких множество, становятся больными навсегда. Он сожалел об убитых. Но потом, позже. Они приходили к нему во снах, и он просил у них понимания. Понимания того, что не мог поступить по-другому, ведь то, что он делал, было смыслом его жизни – смыслом, который выбрал его, Исая, чтобы спасти человечество.
Аврора помогала ему изо всех сил. Она понимала важность его миссии и делала все возможное, чтобы его не подвести. И с первого дня знакомства в знак того, что она будет верна ему всем своим существом, она отдала ему себя. Оба они были пропитаны такой страстью, что Исаю казалось, он растерзает ее, и она, понимая это, не проронила и слезы, она улыбалась ему всю ночь, несмотря ни на что, а тем более на физическую боль.
Он допускал, что она могла его не любить в том смысле, которым большинство наделяет любовь. Для Исая любовь прежде всего означала другое. И это другое он видел в Авроре каждый раз, когда смотрел ей в глаза. И он ценил за это Аврору в ответ.
Когда она сама открыла ему двери, едва он въехал на территорию дома и закрыл за собой ворота, Исай снова увидел тот самый свет, который она излучала. Этот свет назывался личная преданность. Он обнял ее и почувствовал то, что не чувствовал ни от одного человека в мире: покой, очень похожий на доверие.
После ужина он отдал ей текст на полтора часа шоу. Попросил выучить до утра, потому что утром предстояло продолжение работы. Дальше с Авророй трудилась команда: люди уже подготовили список возможных вопросов, хореографы отработают каждый ее жест, режиссеры – каждый взгляд и улыбку. За последующую неделю, по десять часов в день, счастье должно быть хорошо проработано. Вакцина должна быть проверена. Нельзя прививать людей тем, что может принести побочные эффекты. Люди должны уйти, имея полный иммунитет.
Она никогда не возражала, никогда не уточняла, никогда не переспрашивала, она всегда просто делала, и делала в лучшем виде. Аврора была неглупа, она обладала умением понимать. Исай порой удивлялся, как в детском доме могла вырасти настолько удивительная в своих способностях девушка, и еще раз убеждался, что все происходит не случайно. Она росла для него, и позднее откровение его голоса о предназначении Исая в этом мире было обусловлено одним: Аврора должна была вырасти. Ведь разница в их возрасте была тридцать лет.
Они спали в разных комнатах. Ей часто приходилось работать по ночам, а Исаю нужен был отдых. Он съел приготовленный для него ужин, ушел к себе в спальню и попросил разбудить его в шесть.