Даже после своей смерти мальчики доставляли беспокойство. Тайное захоронение находилось на поросшем сорняками клочке земли с северной стороны кампуса Никеля, между старым сараем и школьной свалкой. Раньше, когда благодаря правительственной программе льготного налогообложения школа имела собственную ферму, тут было пастбище. Местные жители покупали молоко, что помогало школе снизить нагрузку на содержание мальчиков. Сейчас на этом месте застройщики решили возвести бизнес-парк с обеденным двориком с четырьмя фонтанчиками и бетонной эстрадой для мероприятий. Однако найденные тела стали досадной и довольно затратной помехой для агентства недвижимости, которому пришлось дожидаться отмашки от экспертов-экологов; впрочем, это не сулило ничего хорошего и окружному прокурору, только-только завершившему расследование фактов насилия в Никеле. Теперь придется затевать новую проверку, устанавливать личности погибших и причину смерти, и черт его знает, как скоро эту злосчастную школу сровняют с землей, сотрут в пыль и вымарают из самой истории, что, по единодушному мнению общественности, уже давно не мешало бы сделать.
О чудовищном захоронении знали все никелевцы. Но благодаря одной студентке из Южно-Флоридского университета о нем стало известно всему остальному миру – спустя десятилетия после того, как в мешке из-под картошки туда сбросили тело первого воспитанника. Когда Джоди спросили, как она отыскала этот могильник, она ответила: «Это место показалось мне каким-то странным». Осевшая земля, поросшая сорняками. Джоди вместе с другими студентами-археологами несколько месяцев вела раскопки на месте школьного кладбища. Власти штата не могли дать разрешение на получение прав собственности на эту землю, пока останки не перезахоронят, а студенты воспользовались поводом набрать побольше часов полевой работы. Колышками и проволокой они разделили кладбище на поисковые участки и приступили к работе; копали и лопатами, и с помощью техники. После просеивания почвы на лотках, точно экспонаты какой-то кошмарной экспозиции, лежали горки костей, пряжки от ремней и банки из-под газировки.
Никелевцы, вдохновленные вестернами, на которые они когда-то охотно ходили по субботам, пока их не сослали в исправительный дом и не лишили прежних радостей, – окрестили официальное кладбище Сапожным холмом[1]. Название прижилось, и даже десятилетия спустя оно звучало в речи студентов Южно-Флоридского университета, которые в жизни не видели ни одного вестерна. Кладбище располагалось на самом краю высокого склона с северной стороны кампуса. В погожие дни возвышавшиеся над могилами белые бетонные кресты, на большинстве из которых были высечены имена, поблескивали в лучах солнца. Опознание шло трудно, но дух соперничества, взыгравший в юных археологах, делал свое дело. Школьная документация, пускай обрывочная и бессистемная, помогла, например, выяснить, кем был некий «УИЛЛИ 1954». В обгоревших телах распознали жертв пожара в школьном общежитии, произошедшего в 1921 году. Тесты ДНК с участием выживших родственников – точнее, тех из них, кого студенты сумели разыскать, – протянули нить от мира мертвецов к миру живых, который не прекратил своего существования и после гибели мальчиков. Из сорока трех тел неопознанными остались семь.
Студенты сложили кресты неподалеку от места раскопок. Но как-то утром, вернувшись на холм, чтобы продолжить работу, обнаружили лишь гору обломков, присыпанных бетонной пылью.
Сапожный холм прощался с никелевцами нехотя. Когда Джоди, промывая находки, найденные в траншеях, обнаружила первые фрагменты скелета, она не на шутку воодушевилась. Однако профессор Кармин посчитала, что маленькая косточка, тонкая и вытянутая, точно флейта, вероятнее всего, принадлежит еноту или какому-то другому зверьку. Но тайный могильник, на который Джоди наткнулась, бродя по окрестностям в поисках сотового сигнала, не обманул ее ожиданий. На этот раз и профессор подтвердила догадку студентки, учитывая характер повреждений у находок с Сапожного холма: многочисленные переломы, вмятины на черепах, дробь, застрявшая в костях грудной клетки. Если даже останки, найденные на официальном кладбище, вызывали подозрения, что же тогда сотворили с теми, кто похоронен в безымянной могиле? Через два дня благодаря служебным собакам, натасканным на поиск трупов, и радиолокационным приборам опасения ученых подтвердились. Тут уже не было ни белых крестов, ни имен. Одни только кости, ждущие, когда их наконец отыщут.
«Они называли это школой», – возмущалась профессор Кармин. Чего только не прячут люди в недрах земли.
Внимание прессы к школе привлек один из воспитанников – или кто-то из их родственников. Последовали многочисленные интервью. Студенты во время раскопок также получили возможность пообщаться с некоторыми из них. Бывшие никелевцы напоминали им брюзгливых дядюшек и неуживчивых соседей, суровых с виду мужчин, которые, стоит узнать их поближе, вдруг оттаивают. Студенты рассказали никелевцам о втором месте захоронения, оповестили о нем семьи тех, кого удалось опознать, а потом местный таллахасский канал прислал в школу репортера. Бывшие ученики школы упоминали о тайном могильнике и раньше, но так уж повелось, что верить им начали только после того, как о том же рассказал кто-то другой.
Потом эстафету подхватила американская пресса, и люди впервые увидели этот «исправительный дом» в истинном свете. К тому моменту Никель вот уже три года как закрылся, что объясняло заброшенность окрестных территорий и следы неизбывного подросткового вандализма. Даже самые невинные места – та же столовая или футбольное поле – навевали жуть безо всяких фотоэффектов. Кадры с места событий бередили души. По углам расползались дрожащие тени, в любом пятне чудились следы засохшей крови. Как если бы все предметы, пойманные объективом, проявляли на экране свою темную сущность, а вместе с Никелем видимым открывался взгляду еще и Никель незримый.
Одно дело, произойди такое в каком-нибудь безобидном месте, но там, где и впрямь обитают призраки прошлого?..
Как любили говорить никелевцы, за них никто и десяти центов не дал бы, да и то дороговато. В последние годы некоторые из бывших воспитанников организовали «группы поддержки», общались в сети и встречались друг с другом в дешевых закусочных типа «Макдоналдса». Или за столом у кого-нибудь на кухне, в часе езды от дома. Вместе они занимались собственной фантомной археологией, счищая слои десятилетий и вытаскивая на всеобщее обозрение обломки и артефакты тех дней. Каждый вносил свою лепту. Один любил повторять: «Уж я к вам еще наведаюсь!» И лестница, ведущая в подвал, так и скрипит. Однажды иду в кроссовках, а меж пальцев кровь хлюпает. Из этих фрагментов они собирали доказательства общего мрака: если он окутал не только тебя, но и ближнего, выходит, ты не одинок.
Джон Харди по прозвищу Великан из Омахи, торговец коврами, вышедший на пенсию, взялся вести сайт, посвященный никелевцам. Он регулярно добавлял что-нибудь новое и сообщал читателям, как продвигаются петиция с требованием повторного расследования и попытки добиться официальных извинений от государства. Еще на сайте мигал цифровой счетчик средств, собранных на обещанный мемориал. Кроме того, Великану Джону можно было присылать воспоминания о своем пребывании в Никеле – и он публиковал их вместе с фотографией автора. Поделиться такой ссылкой с родными было все равно что сказать: «Вот откуда я такой взялся». Разом и объясниться, и попросить прощения.
Ежегодные встречи, проводившиеся уже в пятый раз, были хоть и странными, но необходимыми бывшим мальчикам. Все они успели постареть и обзавестись женами – нынешними и бывшими; детьми, поддерживающими или прервавшими с ними связь; недоверчивыми внуками, которых одни приводили на встречи, а другим их даже видеть не разрешалось. Кто-то из воспитанников сумел после прощания с Никелем собрать себя по кусочкам и худо-бедно жить дальше, а кто-то так и не вписался в «нормальное общество». Это последние знатоки табачных марок, о которых многие даже не слышали, те, кого уже давно не спасают никакие программы «Помоги себе сам» и кто вечно балансирует на грани исчезновения. Это люди, обреченные на пожизненное прозябание в съемных комнатушках с еженедельной оплатой, замерзающие до смерти в лесу, перебрав суррогатного самогона. Это те, кто после встречи в конференц-зале отеля «Элеанор Гарден Инн» отправляется торжественным караваном в паломничество к Никелю. Одним хватает духу, чтобы пройти по бетонной дорожке, ведущей к одному из самых страшных мест в жизни, другим – нет. Ты либо смело глядишь на фасад, либо обходишь его стороной – все зависит от того, сколько сил найдешь в себе с утра. Великан Джон выкладывает отчеты о каждой встрече никелевцев для тех, кто так и не смог на нее выбраться.
Один из никелевцев – Элвуд Кертис – обосновался в Нью-Йорке. Время от времени он наводил в интернете справки о судьбе бывшего исправительного учреждения, отслеживал новости, но по ряду причин встреч с остальными чурался и не значился ни в каких списках. Ну в самом деле, взрослые же люди. Готовы передавать по кругу носовые платочки? Один из воспитанников опубликовал пост о том, как однажды вечером припарковался у дома Спенсера и несколько часов просидел в машине, наблюдая за силуэтами в окнах, прежде чем отказался от мести. А сам изготовил кожаную плеть, чтобы отделать надзирателя как следует. Элвуд не мог понять, как так можно. Раз уж преодолел такой путь, иди до конца.
Когда нашли тайное захоронение, он ни секунды не сомневался, что вернется туда. При виде разлапистых кедров над головой репортера Элвуда обдало жаром, а в ушах у него зазвенела мошкара. Не так уж и далеко это прошлое. От него вовек не скрыться.