Часть III Бесцельность
8 Разрыв между поколениями в представлении о цели в жизни
Зачем нужна цель в жизни
Японцы называют это «икигай» – «причина для существования».
Японские мужчины, у которых есть икигай, реже умирают от инфаркта. И японцы обоего пола, у которых есть икигай, дольше живут{94}. Как это ни называй – икигай или цель в жизни – если мы занимаемся тем, что придает смысл нашему существованию, это дарит нам жизнь.
Исторически сложилось, что смысл жизни мальчика – в пути к тому, чтобы доказать свою значимость.
Большинство культур, чтобы выжить, предписывали полам роли в духе «Марса-Венеры» и внушали, что это и есть их цель в жизни. Но на самом деле роли-цели матери и отца были призваны оптимизировать шансы ребенка на выживание и сделать его жизнь лучше, чем жизнь родителей.
Однако, как мы узнали из Части II, когда развитые страны смогли позволить себе роскошь разводов, началась «эра выбора пути для женщины» (растить детей, зарабатывать деньги или как-то сочетать и то и другое), однако для мужчины продолжилась традиционная «эра отсутствия выбора». Три варианта пути для папы – это зарабатывать деньги, зарабатывать деньги или зарабатывать деньги. Но теперь, когда женщины разделили роль кормильцев, молодые люди перестали считать способность содержать семью единственной целью жизни мужчины. А поскольку снизилась потребность в солдатах, мальчикам стало незачем жить. Особенно пострадали мальчики, растущие без отцов, поскольку некому подсказать им, какие еще могут быть цели в жизни.
Но сегодня даже в полных семьях между отцом и сыном зачастую зияет разрыв в представлении о цели в жизни и о том, какой дорогой нужно двигаться мальчику, чтобы стать мужчиной. Если папин девиз гласит «Я существую, следовательно, я служу», вряд ли папа одобрит культуру, девиз которой – «Я существую, следовательно, я заслужил». Отец считает, что его сын, что называется, «качает права». А сын считает, что отец лишает его «права на поиски счастья».
Как же перебросить мост через этот разрыв? Для начала нужно вместе с сыном изучить, как он может послужить обществу, поставив цель крупнее себя самого. Альтернатива – бесцельное существование, которое зачастую приводит к неспособности состояться в жизни и к вечным спутникам этой неспособности – депрессии и отвращению к себе.
Чтобы помочь вашему сыну найти цель в жизни, нужно начинать совсем не с той отправной точки, с которой начинали его папа или дедушка. Папе и дедушке сказали, какова их цель в жизни. Ваше дело – помочь сыну найти цель в жизни. Путь к цели в жизни вашего отца начался с отказа оттого, от чего у него блестели глаза, а путь к цели в жизни вашего сына должен начаться с поиска того, от чего у него заблестят глаза.
Поскольку осознание этого разрыва – важнейший шаг к тому, чтобы подвести вашего сына к цели его жизни, я хотел бы поделиться с вами, читатель, тем же опытом, каким делюсь с участниками моих семинаров. Это поможет вам понять, какова была цель в жизни у вашего отца, и помочь вашим сыновьям обрести их цель. Итак, представим себе, что вы участвуете в моем семинаре, а я прошу вас…
Попробуйте вспомнить момент, когда у вашего папы заблестели глаза, заблестели от чистого восторга безо всяких тревог, забот, критики, даже без мысли о вас и о нем самом. Может быть, вы заметили этот блеск, когда он в шутку боролся с вами, играл в футбол, в кегли или просто в мячик с вами или вашими детьми и самозабвенно смеялся, словно жил ради этого момента. Или вы заметили этот блеск в походе, на рыбалке, во время купания. Или когда папа смастерил что-то полезное или интересное, или после репетиции рок-группы или хора, после выступления на сцене, после победы любимой команды, после того, как он рассказал историю, неизменно вызывавшую у слушателей смех или восхищенные вздохи. А если вы не знали своего отца, или он ушел от вас, когда вы были совсем маленькими, как вы думаете, что вызвало бы этот блеск? (Не забывайте: отцы есть у всех нас, и мы продолжаем с ними общаться, пусть только в воображении. Мы представляем себе, каким был наш отец и как относился к нам.)
Вспомните, чем ваш отец зарабатывал на жизнь. Теперь представьте себе, что ваши папа с мамой незадолго до вашего рождения обсуждают, что из двух – блеск в глазах или работа – обеспечат стабильный доход, благодаря которому вы сможете жить, где жили, и располагать теми возможностями для развития, которые у вас были.
Итак, родители все подсчитали – и к какому выводу они пришли? Чем должен заниматься ваш отец – тем, от чего у него блестят глаза (водить вас на рыбалку, играть на сцене, рисовать, петь, писать книги вроде этой), или все же тем, за что ему платят деньги?
Очень может быть, что ваш папа молча «принял все как есть»: если он займется тем, чем хочется, плакали ваши денежки. Даже если его страстью было писательство, живопись, музыка или общение с вами, он понимал, что работа инженера позволит наловить больше рыбки, чтобы накормить вас, чем на рыбалке с вами. Он бы и хотел уходить на работу попозже, а приходить домой пораньше, но чем больше он зарабатывал, тем больше у него было возможностей обеспечить вам более полную жизнь, чем у него самого.
Короче говоря, если ваш папа был «хорошим отцом», то в глубине души понимал, что дорога к высокой зарплате – это путь потерь{95}, хотя и не говорил этого. Он понимал, что за работу, которая приносит моральное удовлетворение, платят меньше. Почему? Чем больше удовлетворения приносит то или иное занятие, например, живопись, тем больше людей хотят посвятить ему жизнь, особенно по сравнению с числом тех, кто мечтает, скажем, водить мусоровоз. При этом вам гораздо важнее регулярно избавляться от мусора, чем пополнять коллекцию картин. А поскольку спрос на начинающих художников значительно ниже предложения, платят им не слишком много, отсюда и клише «нищий художник». (Да, некоторые художники неплохо зарабатывают на жизнь своим искусством, но это не правило, а исключение.) Поэтому лишь немногие отцы избирают профессии, приносящие ощущение полноты жизни.
Почему ваш отец был готов отказаться от блеска в глазах? В общем-то, он и не отказывался. Он обменял блеск в глазах на «цель в жизни» – на надежду обеспечить вам лучшую жизнь. На надежду, что на место старого блеска в глазах придет новый – блеск в глазах на вашем выпускном{96}, на вашей свадьбе, при виде внуков, при мысли о том, что вы счастливы.
Роль отца состояла в том, что ваш папа обменял старый блеск в глазах – то, что он сам любил делать, – на новый блеск в глазах – любовь к вам.
У моего отца блеск в глазах вызывала работа, он всю жизнь занимался любимым делом
После этого упражнения одна моя слушательница сказала:
– А у моего отца настоящей страстью была работа. Мой отец всю жизнь делал, что хотел.
И в ее голосе прозвучала неподдельная обида.
Поскольку ее отец был еще жив, я попросил ее спросить у него, что было его страстью до того, как он познакомился с мамой, и до того, как он выбрал специализацию в колледже. Я вручил ей свою визитку. Через несколько месяцев она мне позвонила.
– Знаете, я последовала вашему совету. Папа сказал, что в старших классах любил играть в школьных спектаклях и всех смешить. Но он не мог позволить себе провести несколько лет в Голливуде или Нью-Йорке, чтобы проверить, удастся ли ему стать настоящим комедийным актером. Он сказал, что выбрал физику, потому что родители говорили, что это практичнее, чем театр. Оказывается, не так уж он и любил физику.
Я сразу понял, что в их отношениях что-то изменилось: ведь теперь она говорила «папа», а не «мой отец».
Папа говорит, что до знакомства с мамой любил летать на маленьких самолетах. Он отлетал все положенные часы и получил права пилота. Когда они с мамой познакомились, он взял ее с собой в полет на закате, и хотя она боялась, но всегда рассказывала нам, детям, как это было романтично – улететь с папой в закат – и что тогда они в первый раз поцеловались и вообще.
Папа работал пилотом, и я думала, что именно это вы и называете его страстью, его блеском в глазах. Но он сказал, что работа пилота – это сплошные инструкции Федерального авиационного агентства и большая ответственность, а вовсе не свобода, романтика и первые поцелуи. Тогда я поняла, что вы имели в виду, когда говорили, что блеск в глазах и профессия – разные вещи.
Но и это не главное! Я всегда обижалась, что папа ни разу не взял меня с собой в полет. Что я не могла приобщиться к блеску в его глазах. И вот я набралась храбрости и спросила его об этом. А он сказал, что мама категорически запретила ему брать нас, детей, в полеты, и меня, и брата, потому что маленькие самолеты очень ненадежны. И он сказал, что когда мама забеременела, они с ней договорились, что она больше не будет с ним летать, пока дети не вырастут.
Так вот, доктор Фаррелл, я хочу сказать, что это был наш с папой самый важный разговор. Я стала относиться к нему гораздо лучше, особенно когда поняла, почему мне ни разу не удалось подняться с ним в воздух на самолете: ведь дело не в том, что я для него мало значила, а в том, что я значила для него слишком много. Спасибо вам огромное!
И вот еще что. Мне грустно, что с тех пор, как мы с братом окончили колледж, папа почти не летает. Думаете, мне стоит уговорить его вернуться в профессию?
Я сказал ей:
– Спросите, что он теперь об этом думает. Но главное – скажите папе, как вы ему благодарны за то, что он отказался от своей страсти ради вас, ради вашей мамы и брата. Когда он это от вас узнает, к нему вернется надежда, что вы станете для него новым блеском в глазах. Если он увидит, как вы с мамой и братом его цените, то поймет, что достиг цели в жизни.
Когда я работал над предыдущей книгой, то в один прекрасный день, когда сидел с ноутбуком в кафе «Панникин» в калифорнийском городе Энсинитас, пару раз перехватил устремленный на меня взгляд какого-то молодого человека. Через некоторое время молодой человек решился подойти ко мне.
– Вы ведь Уоррен Фаррелл, правда?
Я подтвердил его догадку дружеской улыбкой, и он заговорил:
Я побывал на вашем семинаре, когда вы говорили про наших пап и их цель в жизни. Хочу рассказать, что в результате произошло со мной.
В День отца я решил задать папе тот вопрос про блеск в глазах. Он, кажется, не совсем понял, что имеется в виду, поэтому я привел примеры, которые приводили вы, – рыбалка, хобби и все такое прочее. Он сказал:
– Джимми, где ты этого набрался? На своих заумных семинарах, что ли? Так вот, жизнь – это никакой не блеск в глазах, а сплошные обязанности. Когда ты это поймешь, то станешь мужчиной.
Сначала я жутко разозлился, что вы мне мозги запудрили. Но потом я сказал папе:
– Понимаешь, папа, на семинаре меня заставили понять, что я думал только о себе и о том, что все не идеально, и тут я понял, что никогда не спрашивал тебя, кто ты на самом деле, о чем мечтал и на что надеялся в молодости. И это никуда не годится.
Уоррен, я договорить не успел, когда увидел слезы у него на глазах. Я был ошеломлен, потому что до сих пор видел папу плачущим только один раз – на дедушкиных похоронах.
– Папа, что случилось? – спросил я.
Он заверил меня, что все нормально. А потом, помолчав, сказал:
– Я думал, всем безразлично.
А потом и вправду расплакался. И обнял меня, как никогда в жизни не обнимал.
– Он словно говорил вам: «Теперь я достиг цели», да? – спросил я его.
– Да. Да, точно. Он словно говорил: «Теперь я достиг цели».
На следующем семинаре я рассказал об этом случае перед упражнением. А после упражнения один участник встал и сказал:
Я толком не знал отца, он ушел от нас, когда мне было четыре года. Я не видел его много лет. Но я знаю, что у него были сложности с алкоголем и припадки гнева.
Я не знаю, как он ответил бы на вопрос о блеске в глазах, но знаю, что до моего рождения он получал призы на соревнованиях по серфингу. Не уверен, что я прав, но стоит задуматься, что он не справился в переменами в жизни – с переходом от серфинга к моим подгузникам, с отказом от того, что не давало ему сойти с ума… В общем, мне пришло в голову, что он бросил не меня, что пьянство и буйство, вероятно, были для него уходом от себя.
А когда я это понял, то стал лучше относиться к нему, а следовательно, и к себе. Это здорово.
Этот молодой человек считал, что у него нет никаких отношений с отцом. Но даже если мы не знали своего отца, у нас с ним сложились определенные отношения. Наши отношения с отцом – те, что у нас в голове. И если мы смотрим на мир кого-то из родителей их глазами, наши отношения с ними меняются. Мы больше не думаем о своих обидах, а сострадаем их обидам. Думаем не о себе, а о них. А это меняет наши отношения и с ними, и с самими собой.
Когда ваш сын ощутит, как важно, что его отец отдал блеск в глазах за другой блеск, который появляется у него в глазах, когда он видит, что его семья живет полной жизнью, мальчик поймет, как сильно его любят и как много семья значит для его отца. Если вы в разводе, это поможет ему увидеть, что любовь отца к нему на самом деле сохранилась, даже если казалось, что она рухнула.
Ощутив защиту и безопасность, ваш сын сможет увидеть, как сосредоточенность на чем-то большем, чем он сам, создает ощущение полноты и цели. Когда он увидит, что его отец – «победитель», и не винит сына в том, что ради него ему, отцу, пришлось «сдаться», отец становится для него вдохновителем. Теперь уже неважно, какое решение примет ваш сын – самому становиться отцом или сделать какой-то иной вклад во что-то более масштабное, чем он сам. Папа становится для него примером, какую бы цель он себе ни поставил – сыграть традиционную роль мужчины или какую-то другую. Так вы преодолеете разрыв поколений в поисках цели.
Бессознательная мудрость вашего сына
Если ваш сын умен и чуток, то для того, чтобы помочь ему найти себя, вам придется принять его бессознательную мудрость: в традиционной мужской роли есть какой-то подвох. Он слышит про власть и привилегии мужчин и, конечно, наблюдает это своими глазами, когда видит разных президентов и директоров. Но одновременно ваш сын понимает, что мужская роль вынуждает его чувствовать себя обязанным зарабатывать деньги, тратить которые будет кто-то другой, потому что сам он раньше умрет. С его точки зрения это отнюдь не власть и не привилегия. Наверное, ему известны некоторые факты, усугубляющие ощущение бесцельности, и ему нужна ваша помощь, чтобы получить конструктивную альтернативу.
Например, мальчики, родившиеся после 1960 года, уже не считают примерами для подражания американских президентов, прославившихся в первую очередь героизмом на войне. Великих войн стало меньше, а значит, стало меньше и великих воителей.
Роль военного утратила значимость, и теперь мужчины предпочитают «убиваться» на Уолл-стрит. Но теперь такие мужчины уже не спасители своей семьи от нищеты, а скорее «корпоративные сексисты», как в сериале «Безумцы» о шестидесятых годах. Современных банкиров зовут «банкстерами», и принято считать, что промышленные гиганты – фармацевтические, автомобильные, табачные, лимонадные, нефтяные – состоят в сговоре ради прибыли в ущерб простым людям. Поэтому многие мальчики, которые могли бы задуматься о корпоративной карьере как пути к мужественности, теперь считают это сделкой с дьяволом. Что же касается стремления сделать мир лучше благодаря политике… ну, если ваш сын умный и чуткий консерватор, едва ли он станет брать пример с президента Трампа, а если он либерально настроенный белый гетеросексуал, его, вероятно, отпугнет линия Национального комитета демократической партии США, поскольку яркой иллюстрацией культуры этой партии послужила электронная рассылка в 2017 году: партия объявляла, что в ее Технологической группе есть восемь вакантных мест, но сразу предупреждала, что заявлений от белых гетеросексуальных мужчин принимать не будет. В принципе. Невзирая на квалификацию{97}.
Конечно, героями для вашего сына могут стать всевозможные Джобсы, Гейтсы и Цукерберги нашего мира или основатели компаний вроде «Oracle» (Ларри Эллисон), «Dell» (Майкл Делл), «Twitter» (Эван Уильямс) и «Whole Foods» (Джон Маккей), но ведь все они не окончили школу. Герои вашего сына не штурмовали традиционные лестницы, а строили свои собственные.
Бесцельность свойственна не только американским мальчикам. В Японии отцы уделяют корпоративному миру столько рабочих часов, и это вызывает такой стресс, что японцы были вынуждены придумать особый термин «кароси», который переводят как «смерть от переутомления» или «смерть за рабочим столом». И японские мальчики прониклись таким презрением к стилю жизни «кароси», что среди них стала очень популярной одноименная компьютерная игра, где «побеждает» тот, кто первым загоняет себя до смерти!{98} Да-да, вы все прочитали правильно. В сущности, бессознательная мудрость японских мальчиков гласит: если папа – победитель, на самом деле он проиграл. Он «выиграл» в житейской игре, заработал деньги и стяжал власть, но заплатил за это тем, что проиграл саму жизнь. Причем зачастую он теряет ее буквально. Зачем? А еще японские мальчики точно знают, что семейные отношения – это вовсе не близость: об этом говорят многочисленные японские пословицы, например: «Хороший муж должен быть здоровым и в командировке»{99}.
Китайские и корейские мальчики тоже знают слова, обозначающие то же самое, что и «кароси». В Корее смерть от переутомления называется «гвароса», в Китае – «голаосы». По всему миру коллективное бессознательное умных мальчиков, которые в поколении своих пап наверняка дослужились бы до кароси, гвароса или голаосы, подсказывает им, что если таков мужской мир, то, гм… спасибо, что-то не хочется{100}. Самые наблюдательные мальчики представляют себе «преуспевающего бизнесмена» в духе «Безумцев» таким, каким он предстает в заставке к каждой серии: силуэт человека, который выбрасывается из окна своего кабинета в небоскребе. Об ощущении бессилия, охватившем так называемых руководителей высшего звена, говорит и распространенный в этих кругах алкоголизм.
На этих трех плакатах из трех разных эпох в истории США наглядно видна эволюция отношения к мужчинам, которых мы просим умереть за нас: сначала мы их вдохновляли, потом – обязывали, а теперь презираем.
В начале ХХ века нашему прапрадедушке говорили, что он нужен, что его помощи ждут, и это вдохновляло его на подвиги и придавало ощущение цели в жизни.
В конце ХХ века новобранца уже не вдохновляли, а обязывали вступить в ряды вооруженных сил: «Долг мужчины есть долг мужчины».
Сегодня будущего солдата по-прежнему обязывают рисковать жизнью, но при этом еще и обливают презрением: «Это так просто, что даже ты справишься». Обратите внимание, что каждый пункт инструкции сводится к двум словам: «Read it», «Fill it», «Mail it» – «Прочитай это», «Заполни это», «Отправь это» (а в сущности, к одному: «Прочитай», «Заполни», «Отправь»).
Ваш сын, как и его японские ровесники, не видит никакой благодарности общества этим мужчинам, которые рисковали жизнью ради своих семей, а зачастую и безвременно скончались. Ваш сын слышит, что это называется «сексизм». И чувствует (пусть и не формулирует), что сексизм, который не позволял женщинам работать, – это тот же самый сексизм, который заставляет мужчин работать на износ.
Вот о чем бессознательно размышляют некоторые из наших сыновей: если герой «Безумцев» Дон Драпер в финале оказывается в коммуне «Институт Эсален» и медитирует над тем, что значит быть мужчиной, вероятно, ему стоило с этого начать.
Из тех мальчиков, кто избирает армейскую карьеру, самых умных, как правило, ждет разочарование из-за бесцельности их миссии, а также из-за того, что то самое государство, ради которого они были готовы рискнуть жизнью, относится к ним, как к пушечному мясу.
Вот, к примеру, капрал Клей Хант. Он был снайпером на флоте. В 2009 году, после второй командировки, он решил лечиться от депрессии и посттравматического расстройства. Клей раз за разом обращался в министерство по делам ветеранов, но сталкивался лишь с проволочками и неуважением. И в результате застрелился – свел счеты с жизнью в возрасте 28 лет. Джейк Вуд, друг Ханта, описывает ощущения ветерана, вернувшегося из зоны военных действий, такими словами: «Мы пришли с войны не приспособленными к мирной жизни… Полное одиночество и потеря смысла существования»{101}.
Когда наши сыновья во всем мире видят, что цели, которые ставит перед ними культура и общество, приводят к самоубийству либо исчезают и сменяются бесцельностью, их бессознательная мудрость подсказывает, что есть и другие варианты, помимо лестницы в никуда.
Вот вопрос, который стоит обсудить в классе или за семейным ужином: отражает ли эволюция плакатов эволюцию отношения к мужчине на протяжении ХХ века (сначала он был нужен в армии, потом это стало его долгом, а теперь мужчина требуется как расходный материал, но пока он жив, к нему относятся свысока)? Если да, то почему?
Затравка для дискуссии: если нам теперь не нужно столько пушечного мяса в армии для оперативного реагирования, приводит ли это к тому, что мы все меньше уважаем мужчин?
Затем дискуссию следует углубить. Нет ли параллели между службой в армии, занятием чисто мужским, и историей рабства в США – общественного института, в рамках которого мы эксплуатировали тела и умы чернокожих людей (а не уважали их)? Или же это нельзя сравнивать, потому что первое – это закон, сформулированный свободными людьми, чья обязанность составлять законы, а рабство абсолютно противозаконно?
Вам кажется, что все это слишком спорно? Зато не скучно, и вашему сыну будет интересно с вами за столом. Разговоры так его увлекут, то он и не вспомнит, что не взял с собой смартфон!
Чем нагляднее для вашего сына безнадежность отцовской жизни, чем сильнее он опасается повторить его судьбу, тем глубже эмоциональная бездна его бесцельности.
Чтобы понять, какие культурные сдвиги привели к бесцельности, проще всего обратиться к примеру Японии. После Второй мировой войны Япония, ранее принадлежавшая к коалиции Берлин-Рим-Токио, превратилась практически в нейтральную страну. За оборону Японии стали отвечать США. В пределах одного поколения мальчики и мужчины должны были перестроиться: только что от них ждали, что они будут убийцами-защитниками, а теперь их самих защищают от убийств. Раньше японские мальчики мечтали стать воинами, но теперь эта цель словно испарилась.
А это в сочетании со страхом быть запрограммированным на смерть от переутомления (кароси), который мешает мальчикам ставить себе целью работу в корпорациях, породило среди японских юношей целое течение, получившее презрительное название «травоядные» («сосоку данси»).
«Травоядные» тратят на косметику и одежду почти столько же, сколько женщины. Одна только фирма «WishRoom» продала этим юношам свыше 5000 бюстгальтеров! Травоядные, которых еще называют «одинокими паразитами» («парасаито сингуру»), как правило, безразлично относятся к карьере, свиданиям, сексу и браку. Они практически всегда живут с родителями. И особенно близки с мамами.
Тенденция сохранять детскую привязанность к матери и зависимость от нее ширится и в Западной Европе. В Германии мальчиков шутливо называют «птенчиками в гнездышке» («Nesthocker») за то, что они живут «В отеле „У мамочки“»; в Италии юноши все чаще возвращаются жить домой по приглашению матери, несмотря на то, что их (как и их сестер) дразнят «bamboccioni» («большими младенцами»). В Испании и Греции уровень безработицы среди молодежи превышает 50 % (в США – 12 %), и в результате традиционное представление о цели среди миллионов молодых людей сменилось ощущением зависимости.
Причем это не первый случай в истории. На протяжении самого долгого мирного периода в Японии (сегунат Токугава, 1603-1868), когда не было нужды в мужчинах-воинах, мужчины играли в театре женщин, женщины – мужчин, а эротическое искусство прославляло бисексуальность и трансгендерные ролевые игры.
И тогда, и сейчас то, что мальчики стали гораздо реже ставить себе цель стать героями на войне или на работе и рисковать для этого здоровьем и жизнью – добрый знак. Плохо другое: никто не предлагает им достойной альтернативы.
Но есть ли они, эти достойные альтернативы? Есть ли другая цель в жизни, которая обеспечит вашему сыну уважение общества? Да, есть. Но для этого нужен нестандартный подход к профессиональной карьере.