1. Предательские фокусы времени
В это послеполуденное время в доме Злобстов всё шло своим чередом, мирно и спокойно.
Па хлопотал в ожидании ежегодного конкурса квартала Блаженства на самый ухоженный сад, подсаживая на грядки с призовым салатом и в кадки с бегониями голодных слизняков. Убедившись, что его скользкая армия принялась с аппетитом грызть дельфиниумы и георгины в палисадниках, которые так лелеяли жители квартала, он вернулся домой, чтобы немного вздремнуть перед началом ночной смены вредительства.
Ма, к её большому удовольствию – о чём вы бы ни за что не догадались по её кислой физиономии, – получила предложение поделиться рецептом бомбы-вонючки для иллюстрированного «Пакостного Ежемесячника». Теперь на кухонном столе перед ней стояли три глубоких блюдца с образцами, подписанными «Конский навоз», «Коровий навоз» и «Свиной навоз», а она вдохновенно поводила над ними своим длинным острым носом, пытаясь определить, какой же из образцов обладает наиболее подходящим для её фирменного рецепта уровнем зловония.
Малиса с Дедулей, устроившись на чердаке, трудились над Малисиным домашним заданием по истории – сочинением по эпохе Тюдоров. Дедуля, спускаясь в Дедушкин клуб Королички Флорус, частенько играл в покер с одной из кухарок Генриха VIII и теперь с удовольствием выбалтывал подробности про обжорские пиры короля – большого любителя потрапезничать. Как выяснилось, достойной пищей он считал любое мясо – лишь бы оно было большими кусками и зажарено на вертеле, ну а в качестве особого изыска годился запечённый в перьях лебедь. Овощи? Овощи он считал едой для черни.
Одним словом, все были при деле. И слишком увлечены, чтобы обратить внимание на Антипатию-Розу – младшую сестрёнку Малисы, которая тихонько карабкалась на огромную груду сокровищ, занимающую целый угол в обветшавшем бальном зале. Никто не заметил, как она взбирается по сверкающей драгоценными камнями круче, минуя пыльные канделябры на пути к сводчатому потолку зала. Никто не видел, как она сучила пухлыми ножками, находя опору на золотых кубках и бриллиантовых тиарах, или как она вцеплялась острыми зубками в ржавые рукояти древних мечей, подтягиваясь все выше, все ближе к тускло поблёскивающей вершине золотой горы.
Зато все услышали чудовищный грохот, когда лавина драгоценных металлов и самоцветов обрушилась на пол. Звон, лязг и дребезжание скопившегося за две сотни лет ворованного добра, раскатившегося по истёртым мраморным плитам, эхом разнеслись по обшарпанным тёмным коридорам фамильного особняка Злобстов. Эта терзающая уши какофония запросто могла бы поднять мертвецов из могил – если бы призраки и так уже не кишели по всему дому.
Адский шум мигом заставил Малису, Ма и Па бросить все дела и бегом мчаться в зал. Дедуля, который был привидением и не испытывал нужды пользоваться ногами, если ему не хотелось, просто поплыл за ними по воздуху. Добежав до распахнутых дверей зала, Малиса уткнулась в спины родителей и остановилась, заглядывая в проём.
– Антипатия-Роза, врединка моя зубастенькая, где ты? – визгливо позвала дочурку Ма.
Бальный зал оказался сплошь завален фамильными сокровищами примерно по колено. Куча добытых неправедным путём драгоценностей росла в его углу уже так давно, что даже Дедуля не мог припомнить время, когда бы её там не было. А теперь она сверкающим морем затопила весь пол, заплёскивая на стены и собираясь волнами в углах.
Семейство Злобстов застыло в дверях, напряжённо всматриваясь в океан сокровищ в поисках Антипатии-Розы. Откуда-то из середины зала донеслось тихое побрякивание, и по сверкающей золотом поверхности пробежала легкая рябь – как по ряске водоёма, в котором водятся крокодилы. Дрогнул, заваливаясь набок, серебряный соусник, звякнули золотые браслеты. Вздулась и опала небольшая волна, и из груды старинного драгоценного хлама вынырнула Антипатия-Роза с позолоченной чашей для пунша на голове. Острые зубки отразили искристые блики сотен бриллиантовых колец.
– Вот где её черти носят! – с облегчением выдохнула Ма.
– Вот ты где, мой опарыш проказливый! – воскликнул Па.
– А что это у тебя в руке? – спросила сестрёнку Малиса.
Дедуля, прищурившись, взглянул на медового цвета шар, зажатый в липких ручонках Антипатии-Розы, и простонал:
– Ох, усохни мои старые почки!
– Что это, Дедуля? – насторожилась Малиса. – Что-то плохое?
Тут Ма и Па наконец разглядели то, что уже успел заметить Дедуля, и дружно ахнули. Переглянувшись, они стали медленно пробираться через горы сокровищ к Антипатии-Розе, негромко приговаривая что-то успокаивающее и не делая резких движений, словно надеясь изловить застигнутого в лесу оленёнка.
– Стой тихо, поганочка моя бледная, – ворковала Ма.
– Дай эту штуку папочке, паршивка чесоточная, – ласково улыбался Па, жадно протягивая руки к девочке.
Надо сказать, улыбка Па могла успокоить лишь тех, кто очень хорошо его знал. Для непривычного зрителя картина была скорее пугающая: кривые зубы с коричневым налётом и слишком много дёсен, которые занимали, казалось, добрую половину лица.
– Ну же, ползи сюда, мой липкий слизнячок, – продолжал уговаривать малышку Па. – Отдай гадкий шарик папе, и взамен получишь сочную мозговую косточку, даже с жилочками.
Антипатию-Розу все эти посулы, похоже, не убеждали. Она приподняла шар, который вызвал у её семьи такое смятение, и залюбовалась отблесками сверкающих вокруг драгоценностей в его гладких боках. Малиса внимательно пригляделась к шару – и тоже ахнула, тут же зажав себе рот ладонями: в толще янтаря безошибочно угадывались контуры карманных часов.
– Это же не… – Малиса смолкла, не договорив.
Дедуля мрачно кивнул.
– Хочешь сказать, это действительно часы Подлеца Злобста? – свистящим шёпотом уточнила Малиса.
Дедуля снова кивнул.
– Я думала, они спрятаны в каком-нибудь надёжном месте, – сказала Малиса.
– Так и было, – шёпотом отозвался Дедуля. – Если хочешь, чтобы чего-то никогда не нашли, спрячь его на виду – это самый надёжный способ. За целых двести лет никто ведь и не подумал разобрать эту кучу!
Подлец Злобст был, вероятно, единственным из Злобстов, чьи выходки оказались слишком вредоносными даже для семейства, в котором склонность к злым розыгрышам почиталась главным достоинством. Он прославился как своего рода гений гнусной изобретательности. Обычно изобретения Подлеца приносили ему самому куда больше неприятностей, чем успеха, но даже самым неудачливым изобретателям иногда везёт. Именно так и случилось с его карманными часами.
Подлец пытался создать часы, которые позволяли бы управлять погодой, в частности напускать густой туман. Идея заключалась в следующем: когда Подлецу придётся в очередной раз спасаться от погони (что можно считать неотъемлемой частью деятельности профессионального пакостника), ему достаточно будет нажать на заводную головку часов, чтобы они выпустили шлейф непроницаемого тумана, который собьёт преследователей с толку и позволит пакостнику скрыться без единого заслуженного синяка.
Но, как и большинство изобретений Подлеца, это тоже наотрез отказывалось работать. Правда, вскоре он обнаружил, что ухитрился создать ещё более вредоносную вещицу. Как оказалось, если Подлец направлял на кого-то эти часы и нажимал головку, его жертва мгновенно цепенела, замерев во времени. А уж это открывало возможности для самых вопиющих в своей подлости проделок.
Подлец стал напропалую использовать свои часы, стравливая между собой всех жителей Подмирья – страны призраков, страшилищ и злодеев. Вот, допустим, безголовая Мэри стоит себе и дружески болтает со Стариной Джо Фестером о премьере новой оперы в театре «Фантом». Тут мимо проходит Подлец Злобст и, щёлкнув своими часами, останавливает время. Подойдя к своим оцепеневшим жертвам, он вынимает голову Мэри у неё из рук и вкладывает в руки Старине Джо. А ведь всем известно как дважды два: НИКОГДА, НИ ПРИ КАКИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ НЕ ПРИКАСАЙСЯ К ГОЛОВЕ ДРУГОГО ПРИВИДЕНИЯ! Это просто недопустимо. Есть же, в конце концов, правила вежливости!
Ну и представьте себе, что начинается, когда Подлец снова щёлкает своими часами, запуская ход времени, и Старина Джо обнаруживает себя с двумя головами вместо положенной одной. Хоть и принято говорить, что одна голова хорошо, а две лучше, в мире привидений это правило действует не всегда. Особенно в такой ситуации, в какой оказался бедолага Фестер.
Вот так Подлец шастал со своими часами по всему Подмирью больше года, заставляя соседей и друзей ополчаться друг на друга в смертельной вражде. Кончилось тем, что царивший в Подмирье дух незлого озорства и лукавых проказ сменился мрачной атмосферой всеобщего недоверия, обид и подозрительности, ведущих к полному падению нравов и утрате какого-либо порядка. Среди подмирских летописцев этот период получил название Демонической Эпидемии. Что-то нужно было предпринять, и срочно.
То, что случилось дальше, в роду Злобстов избегали не только обсуждать, но даже и упоминать без особой надобности – ведь это вполне тянуло на «доброе дело», а потому считалось откровенным позором. На общем семейном сборе был разработан план, как остановить Подлеца и положить конец его беспутной власти над миром мёртвых. Торнада Злобст и её сестра Турбуленция выследили своего злокозненного дядюшку в Дремучем Ведьмином Лесу, где Подлец как раз исхитрился вызвать лютый раздор между двумя ведьминскими шабашами, выкрав у одного главную книгу заклинаний и подложив её в библиотеку другому.
Сёстры сумели отговорить ведьм от войны и, восстановив спокойствие, созвали их всех на тайное сборище, где поведали им о гнусных проделках Подлеца со временем. Как правило, разглашать шалости членов своей семьи категорически запрещалось, но отчаянные времена, как известно, требуют отчаянных мер. Заручившись помощью ведьм и местных пещерных упырей, Торнада и Турбуленция расставили Подлецу Злобсту западню.
Подслушав, как две ведьмы увлечённо обсуждают рецепт нового зелья, Подлец не мог удержаться от того, чтобы их не поссорить. Он тихонько шмыгнул за деревья позади ведьм и уже направил на них свои часы, но щёлкнуть ими не успел: ведьмы обернулись и разом ударили по нему цепенящим заклинанием, от которых тот замер на месте как столб. Сёстры Злобст выхватили часы из его онемевшей руки и помчались в пещеры, где упыри запечатали коварное изобретение Подлеца в оболочку из янтаря.
Подлеца же доставили прямиком в Верховный подмирский суд. Рассмотрев его злодеяния, судья запретил ему впредь баловаться со временем и изгнал его из Подмирья на сто пятьдесят лет. Торнада и Турбуленция Злобст спрятали янтарный шар, не обмолвившись о тайнике ни единой душе. И хотя впоследствии немало особо пройдошливых и упрямых Злобстов пытались отыскать часы, их местонахождение оставалось тайной. До нынешнего дня.
Ухмыльнувшись, Антипатия-Роза пробежала язычком по своим острым как иголочки зубкам. Янтарь штука твёрдая, особенно если это гладкий шар толщиной в полторы ладони. Но уж что-что, а кусать Антипатия-Роза умела: в конце концов, она прогрызла себе путь из колыбельки, будучи всего двух дней от роду. А в годовалом возрасте уже легко расправлялась не только с кабелями, но и со стальными трубами, поэтому никто из находящихся в бальном зале не сомневался, что Антипатия-Роза способна впиться в янтарь как в прогорклое масло.
Семейство дружно ахнуло, когда малышка поднесла шар к лицу и раскрыла ротик. А потом укусила.
Толстый янтарь разлетелся с хрустом, от которого задрожали пыльные люстры. Шар распался на две половинки, и среди медовых осколков блеснул золотой корпус часов.
Мгновение ничего не происходило. А потом обветшавший дом заполнился пронзительным истерическим хохотом, эхом прокатившимся по сумрачным коридорам и отразившимся от облезлых стен. По мере того как он приближался, громкость его нарастала – а с ней и звучащее в нём злобное безумие.
Малиса и Дедуля дружно зажали уши руками. Ма и Па ринулись, спотыкаясь о сокровища, к Антипатии-Розе. Налетевший вихрь толкнул их назад, а Малисину сестрёнку сбил с ног. Малютка шлёпнулась, выпустив из рук свою добычу. Половинки шара и часы взмыли над её головой. Зал наполнился затхлым, зловонным, как от нечищеных зубов, душком, и в воздухе проступили очертания призрака, которого Малиса сразу узнала по висящему в холле портрету Подлеца Злобста.
С торжествующим воплем, похожим одновременно на визгливый хохот гиены и рёв обезьяны-ревуна, Подлец выхватил часы из воздуха и, с хлопком проскочив сквозь стену, исчез на глазах у потрясённого семейства.
Где-то в доме гулко пробили часы, вернув ошарашенных Злобстов к действительности. Антипатия-Роза перевернулась на живот и сноровисто поползла к родителям, которые, проваливаясь по колено в драгоценности, неловко заковыляли ей навстречу. Ма подхватила дочурку на руки.
– Бедная ты моя гнилая падалица! – жалостливо прохныкала она, ощупывая малютку.
– Как там её зубки, Ма? – ворчливо осведомился Па. – Целы? Не треснули, не выщербились? – Па возлагал большие надежды на челюсти Антипатии-Розы, рассчитывая, что когда дочурка подрастёт, он сможет с её помощью взламывать сейфы и банковские хранилища. Обломанные клыки угрожали крушением его далеко идущим грабительским планам.
Ма, прищурившись, заглянула в дочуркин ротик.
– Целёхоньки, – сообщила она, к большому облегчению Па. – Даже ничуть не затупились.
Ма и Па кое-как пробрались через заваленный сокровищами зал обратно к двери, где при виде сестры Антипатия-Роза тут же потянула к ней ручки. Малиса приняла сестрёнку у матери.
– Какое гадкое, противное привидение! – сказала Малиса, и Антипатия-Роза энергично закивала в ответ. – Ты не ушиблась? – Малютка замотала головой. – Вот и хорошо, – заключила Малиса. – А всё остальное не так уж важно. – Кроха широко раскрыла рот и указала пальчиком на свои зубки. – Хочешь ещё что-нибудь погрызть? – спросила Малиса. Сестрёнка захихикала, и Малиса закатила глаза. – Вообще-то, я хотела приберечь тебе это на сладкое, – сказала она, доставая из кармана сарафана деревянный башмак. – Но после такого потрясения, думаю, тебе стоит немного утешиться.
Просияв, Антипатия-Роза выхватила башмак из её руки и с довольным хрустом впилась в деревянный каблук.
– Неприятно такое говорить, – процедила Ма с таким видом, словно только что хлебнула прокисшего молока, – но тебе, пожалуй, придётся спуститься в Подмирье и предупредить дядюшку Язву.
Уязвитель Злобст, он же дядюшка Язва, был частным сыщиком Подмирья и абсолютно «славным парнем», что делало его безусловной паршивой овцой в семействе Злобстов, считающих склонность к добрым делам недостойным и даже опасным чудачеством.
– Ма права, – буркнул Па. – Придется тебе попросить его о п-п-п… ох, просто язык не поворачивается произносить такое. Во имя катышков в моём пупке, не вынуждай меня марать язык этим словом!
– Ты хочешь, чтобы я попросила дядюшку Язву о помощи, да, Па? – уточнила Малиса, передавая родителю сестрёнку, которая, энергично работая зубками, уже успела сточить башмак примерно наполовину. Малиса отряхнула сарафан от опилок.
– Тут уж речь идёт не о желаниях, – покачал головой Дедуля. – Подлец снова на свободе со своими карманными часами, так что нам понадобится вся помощь, которую мы сможем получить. Мы ведь все знаем, что случилось, когда Подлец в последний раз баловался со своими пакостными изобретениями. Его необходимо остановить. Поэтому тебе лучше сразу позвать на подмогу Сета.
– Этого жалкого белобрысого добрячка? – бросила Ма, словно плюнув ядом.
– Сет мой лучший друг! – повысила голос Малиса. – И, между прочим, отличный сыщик-любитель.
Лицо Ма перекосилось, словно она с трудом сдерживала рвоту.
– Стыд-то какой, а, Па? – пожаловалась Ма, промокая своё морщинистое декольте увядшим листом шпината. – Конечно, я люблю её – Геката свидетельница, как я люблю нашу старшенькую, – но клянусь Цирцеей: знать, что она водится с этими Вершками… Что мы сделали не так?
Па сокрушённо покачал головой, глядя в пол.
– Разве мы плохо её воспитывали? Разве мало кормили её всякой гнильцой? А я ведь смекнула, что с девочкой что-то не так, уже когда застукала её в ванне с душистой пеной!
– Тут уж ничего не поделаешь, спорынья моя ненаглядная, – вздохнул Па. – Надеюсь, у неё это просто гримасы переходного возраста, но со временем она выправится и начнёт пакостничать как все.
– Эй, что за вздор вы несёте! – вспылил Дедуля. – Да если бы не Малиса, я бы до сих пор томился в колдовской ловушке в Подмирье! И не говорите мне, будто вы не рады иметь такую умницу-дочку, которая обвела вокруг пальца того разбойника, который снимал сливочки с вашего агентства по зафантомливанию!
Вид у Ма и Па был весьма раздражённый, однако они были вынуждены признать, что находчивость и сообразительность Малисы не раз пригождались. Неохотно пробурчав что-то в том смысле, что деятельность Малисы и впрямь порой очень даже полезна, они развернулись и, шаркая, побрели прочь, унося с собой Антипатию-Розу, изглодавшую башмак до размеров кошачьей лапки.
Агентство «Злобстные Привидения» было семейным предприятием Ма и Па и занималось тем, что зафантомливало самые благопристойные дома Верхнего Мира, то есть заселяло их привидениями, нарочно выбирая самых противных и вредных. Верхним назывался мир, населённый живыми людьми; несколько менее живые обитатели Подмирья именовали их Вершками. Семейство Злобстов принадлежало к числу междумирцев – это означало, что они могли видеть мёртвых, говорить с ними и вести всяческие дела. Имея возможность существовать и в Верхнем Мире и в Подмирье, междумирцы обычно выбирали для жительства тот мир, в которым могли заколотить побольше деньжат.
У Малисы и впрямь оказался талант к разгадыванию всяких тайн и головоломок, о чём она и не догадывалась, пока её Дедуля однажды не пропал при самых загадочных обстоятельствах. Тогда Малиса с помощью своих дедуктивных способностей и при содействии дядюшки Язвы и Сета не только отыскала Дедулю, но и сумела разрушить чары, которые удерживали его в плену. С тех пор она стала учиться у своего дяди сыщицкому делу (к большому огорчению родителей), а Сет стал её верным напарником в расследованиях.
– Ладно, пожалуй, мне пора идти, – сказала Малиса Дедуле. – Пока Подлец не перевернул всё Подмирье вверх дном.
– Будь осторожна, Утёночек, – сказал Дедуля, воспаряя к потолку. – И если тебе вдруг понадобится моя помощь – только кликни погромче!
– Спасибо, Дедуля, – сказала Малиса.
Дедулины ноги ещё не успели просочиться сквозь потолок бального зала, а Малиса была уже за порогом фамильного особняка Злобстов и шагала на поиски дядюшки Язвы.
