Одни называют этот пролив Дорогой Кораблей. Другие – Каттегат, Кошачий Лаз. И те, и другие правы. Ибо нет лучшего места, чтоб вывести драккары из родных фьордов к богатым островам англов.
В добрую погоду идти Кошачьим Лазом – сущее удовольствие. По небу бегут облака, синие волны катятся между островами. А их здесь сотни! Одни побольше, поросшие зеленым сосновым лесом, другие – совсем крошечные, торчащие из моря голые скалы, где находят приют лишь крикливые чайки. Но от кормчего тут нужна воистину кошачья ловкость, чтобы не угодить на скалы. Чуть замешкался – и пропорол днище о коварный подводный камень.
Но уж если морскому богу Ньерду снятся дурные сны, и он ворочается на своем каменном ложе глубоко в морской пучине, то даже рыба уходит поглубже, чтобы спрятаться от буйных волн. А людям во время шторма в такие места, как Кошачий Лаз, лучше и вовсе не соваться. Лишь по выброшенным на берег обломкам весел, может быть узнают, в родных местах, что отправился храбрый ярл со своей дружиной прямиком к Ньерду, на вечную службу….
Так что, как увидишь пену на гребнях волн, как почувствуешь, что ветер набирает силу – сворачивай с Дороги Кораблей, обшаривай взглядом округу, спускай парус, призывай богов на помощь и греби к ближайшему острову.
Если успеешь.
В тот день крутобокому «Погонщику чаек» не повезло. Когда небо грозно нахмурилось, и могучий Тор в гневе запустил свой молот с черных туч, корабль был слишком далеко от берега и не успел укрыться в бухте. Раненая пучина взъярилась, и валы ее понесли корабль так, что весла его без дела вонзались в гроздья пены.
Эгиль, сын Торвальда-ярла, даже не представлял, что бывают такие огромные волны! Словно темно-зеленые горы вздымаются и опадают в хлопьях белой пены. Водяная пыль забивает глаза и не дает вдохнуть, а ветер воет так, что едва-едва слышно, что кричит у рулевого весла его отец.
– Вычерпывай воду!
Корабль снова ныряет между двух водяных гор, погружается в их тень. Эгиль вцепляется в борт. Как же страшно! Кажется, волны сейчас сомкнутся и поглотят его! И отправится вся дружина его отца прямиком на дно морское – Ньерду на вечную службу…
«Боги, мы же только вышли в путь! Неужели мне не суждено стать викингом? Неужели мой первый поход окажется и последним?!»
– Вычерпывай, Эгиль! – ветер вновь доносит крик отца.
Как тяжела бадья с водой! Руки болят, плечи ломит… Но воды, кажется, только прибавляется – она перехлестывает через низкие борта, пенится под ногами… На миг мальчика охватывает отчаяние. Что толку вычерпывать воду жалкой деревянной бадейкой, если на корабль раз за разом рушатся огромные волны?
Эгиль, стиснув зубы, вновь опрокидывает за борт бадью, повторяя про себя строки воинской песни:
«Для храбрых неприлично
При смерти унывать!»
Он оглядывается на воинов из отцовской дружины. На их лицах – ни тени страха. Сосредоточенно гребут, хоть вымокли насквозь и смертельно устали. Что это? Кто-то смеется?!
Вокруг посветлело – корабль морской птицей взмывает на склон водяной горы. Кажется, его ясеневые бока шевелятся, будто дышат. Он скользит плавно и легко, как змея.
Эгиль поднимает голову, расправляет плечи и тоже широко улыбается в ответ гребцам. Ему ли не знать: единственное, чего боится всякий викинг – показать страх? Да и чего бояться? Вот отец, Торвальд, прозванный Трехруким за искусство в бою, сам стоит у рулевого весла, вглядываясь вдаль сквозь ливень. Что бы ни случилось, он не дрогнет.
Мальчик смеется в лицо опасности, как старшие. Ему больше не страшно.
– Остров! – голос ярла заглушает рев бури. – Я знаю этот берег! Держимся левее!
Викинги, славя Одина, с новыми силами налегли на весла, вонзая их в воду, будто копья в свирепого зверя, заставляя нести драккар в едва заметную бухту, зажатую среди торчащих из моря скал.
И вот, когда спасение уже казалось делом решенным, вздыбившийся вал ударил в борт корабля и с силой швырнул его на камни. Раздался оглушительный треск; доски застонали, прогибаясь и ломаясь. Весь корабль содрогнулся. Острые клыки скал вспороли его днище. Вода забурлила и ринулась в пробоину.
– К пролому! – закричал ярл. – Вычерпывайте воду! Следующая волна снимет корабль с камня!
Он с силой налег на рулевое весло.
– Гребите! Гребите что есть силы!
Новая волна приподняла «Погонщика чаек», и в пробоину тут же хлынула вода. Скальд по имени Агнар, грозный воин, поседевший в битвах, схватив щит, бросился к зияющие в борту дыре. Однако едва он зажал щитом рану в деревянном боку морского дракона, следующая волна подбросила корабль, и скальд отлетел в сторону в бурлящем потоке.
Эгиль кинулся ему на помощь. Ангар, оттолкнувшись локтями от мокрых досок, вскочил на ноги. Вместе они вновь навалились на щит, затыкая пробоину.
– Еще совсем немного, – шептал сын ярла, чувствуя, как, набирая воду, все сильнее кренится драккар. Руки и плечи Эгиля гудели; казалось, что вот сейчас вода отбросит его, и больше он не поднимется… Но, стиснув зубы, мальчик продолжал налегать на щит. Наконец он почувствовал, что напор воды ослабел, а волны перестали раскачивать раненый корабль.
«Вошли в бухту, – понял Эгиль. – Мы спасены! Хвала Одину, теперь уже точно!»
Будто подслушав его мысли, драккар вздрогнул. Сын ярла услышал шуршание песка и скрежет киля о камни на дне. Затем корабль накренился и застыл. Они достигли берега.
Мертвым китом остался лежать драккар на холодных камнях. А Торвальд воскликнул:
– Отец богов любит нас! Мы спасены! А теперь оттащим драккар подальше от воды. Кости его деревянной груди целы, и на острове хватит леса, чтобы залечить его раны. А ну-ка, парни, подхватили!
Викинги, как будто и не надрывались только что, выгребая против бури, тут же подставили могучие плечи под шершавые, сизые от морской соли борта раненого драккара. Разом взревев, они приподняли корабль и потащили его вперед, подальше от бьющих в берег свирепых волн.
– Ньордово небо
С небом Мидгарда
Схваткою смешано
В тьму без просвета.
Чаек погонщик,
Ясеня сила –
Грудью ты принял
Йотуновы когти!
Смерть убоялась
пасти драконьей!
Кони фиорда
скачут ретиво
Одину слава,
Тору победа!
Так произнес Агнар, подняв к небу лицо. Ветер трепал его длинные космы и струи воды стекали по острым скулам и седой бороде.
– Агнар, – окликнул его Торвальд, когда отзвучала виса. – Пока парни разгружают «Погонщика чаек», возьми Эгиля и разыщите убежище.
– Здесь есть убежище? – встрепенулся его сын, который сидел поблизости на камне, насквозь мокрый, замерзший до костей и еле живой от усталости.
– На каждом острове в Кошачьем лазе есть убежище для тех, кого буря застигнет в этих местах.
– Я отыщу его, – кивнул скальд. – Наверняка оно где-то поблизости.
– Обратись к духам-хозяевам этого острова, – посоветовал ярл. – Скажи, что мы лишь гости, и поднесем им щедрые дары. Скажи, что мы не хотим им зла – как те, кто отверг богов своей земли и пошел за конунгом Олафом Толстым[2]. А как найдешь, пришли за нами Эгиля – он мальчишка крепкий и шустрый.
– Хорошо, – кивнул Агнар, поглядев на мальчика. Тот, услышав лестные слова о себе, резво вскочил на ноги:
– Да конечно, я готов! Идем скорее!
– Попасть на этот остров – большая удача, – говорил по пути скальд, когда они шагали через прибрежную пустошь в сторону леса. – В отличие от многих других островков Кошачьего Лаза, здесь есть источник доброй воды.
– Откуда ты знаешь? – спросил его Эгиль.
– Всякий, ходивший через Каттегат, знает историю этого места, – сказал старый скальд. – И тебе бы ее узнать не худо, раз уж нас сюда занесло. Ну, слушай. Пока мы будем искать убежище, я расскажу тебе историю острова Спящего Тролля.
– Тролля?! – мальчик быстро оглянулся, нашаривая на поясе нож. – Тут водятся тролли?
Агнар усмехнулся.
– Прежде один водился… Когда-то, – начал он свой рассказ, – два храбрых ярла сошлись на этом берегу, чтобы мечами решить спор, тянувшийся между ними уже много лет. Корабли их стояли поодаль в ожидании, кто же из доблестных воинов выйдет живым из схватки. И вот ярлы сошлись в поединке. Бой был настолько долгим и жарким, что звон их клинков разбудил жившего поблизости тролля. В гневе тот вылез из своей пещеры, заревел – и давай гоняться за ярлами, желая разорвать их в клочья!
– Он их сожрал? – спросил Эгиль, нахмурившись.
– Слушай дальше. Ловкость обоих храбрецов не знала равных. Огромному увальню никак не удавалось схватить хотя бы одного из них. Как только он тянулся к первому ярлу, второй со всего маху тыкал тролля мечом. Хоть каменную шкуру так просто не пронзишь, а все же приятного мало! Он выл, крутился, махал лапищами, но никого не мог поймать. Так они бегали до той поры, пока не начало светать. Завидев край солнца, тролль перепугался, позабыл о нарушителях его покоя и бросился скорее в свою пещеру. Но не тут-то было…
– Дневной свет превратил тролля в камень! – со смехом выпалил мальчик.
– Погоди! – усмехнулся старик. – В то самое время, когда тролль втискивался в пещеру, первые лучи солнца озарили нижнюю половину чудовища, и та окаменела, заткнув пещеру, как затычка – бочку с пивом…
Эгиль расхохотался, хлопая в ладоши.
– Так вот, – продолжил скальд. – Окаменеть-то он окаменел, да только наполовину – той частью, которая торчала наружу. А та, которая в пещере, и по сей день жива. Горько рыдает тролль, сожалея о своей неудаче. Слезы его, просочившись сквозь камень, вытекают наружу чистейшей родниковой водой. А ярлы те с той поры стали наилучшими друзьями. Вместе они ходили в набеги аж в само Срединное море и привозили оттуда много славной добычи. Когда буря стихнет, я отведу тебя к источнику. Говорят, тому, кто сумеет отыскать торчащие наружу троллиные пятки и пощекочет их, тролль готов рассказать все тайны Йотунхейма.
– Да неужто? – завороженно слушая седого воина, протянул Эгиль. – Небось этот тролль и про клады знает?
– Об этом – в другой раз. Гляди, а вот и дом!