Глава 2
Так что жил я один, и мне не с кем было поговорить по душам – пока шесть лет назад мне не пришлось совершить посадку в пустыне Сахаре из-за поломки. Что-то стряслось с мотором. А поскольку со мной не было ни механика, ни пассажиров, я готовился сам, без чьей-либо помощи, устранить серьезную неисправность. Для меня это был вопрос жизни и смерти: питьевой воды оставалось дней на восемь, не больше.
В первый вечер я заснул прямо на песке, в сотнях миль от ближайшего человеческого жилища. Я был куда более одинок, чем потерпевший кораблекрушение на плоту посреди океана. И вообразите же мое удивление, когда на рассвете меня разбудил чей-то тоненький голосок:
– Пожалуйста, нарисуй мне барашка!
– Что…
– Пожалуйста!
Я живо вскочил на ноги, словно ужаленный. Старательно протер глаза – и буквально оторопел: передо мной стоял симпатичный паренек совершенно необычайной наружности, смотря на меня очень строго. Вот его лучший портрет, который мне немного позже удалось нарисовать. Только, конечно, мой рисунок не в силах в полной мере передать его очарование. И в этом нет моей вины. Ведь я отказался от карьеры художника еще в шестилетнем возрасте – и всё из-за взрослых. Я так и не научился рисовать ничего, кроме удавов, снаружи и изнутри.
Итак, я таращился на это чудо круглыми от изумления глазами. Не забывайте – я находился в сотнях миль от обжитых мест. И всё же было непохоже, что мой маленький гость потерялся и умирает от усталости, от голода и жажды или от страха. Он совсем не был похож на ребенка, что заблудился посреди пустыни, в сотнях миль от человеческого жилья. Когда ко мне вернулся дар речи, я спросил:
– Но… как ты здесь очутился?
А он вновь очень вежливо, словно говорил о чем-то крайне важном, произнес:
– Пожалуйста… нарисуй мне барашка.
Когда человек ошеломлен происходящим, у него просто нет сил противиться. И хотя его просьба звучала абсурдной – ведь мы находились посреди голой пустыни, на грани жизни и смерти, – я достал из кармана листок бумаги и авторучку. Но тут вспомнил, что, усердно занимаясь географией, историей, арифметикой и грамматикой, я так и не научился рисовать – о чем с некоторой досадой и сообщил пареньку.
На что он отвечал:
– Это ничего. Ты нарисуй барашка.
Но ведь я никогда не рисовал баранов, поэтому просто повторил один из двух своих рисунков – удава снаружи. Однако меня изумила реакция мальчугана:
– Нет! Нет! Не хочу я слона в удаве. Удавы слишком опасны, а слоны – неуклюжи. У меня дома всё маленькое. И мне нужен барашек. Нарисуй мне барашка, пожалуйста!
Я покорился.
Внимательно рассмотрев рисунок, он сказал:
– Нет – он совсем больной. Нарисуй-ка другого.
Я нарисовал.
Мой дружок по-доброму снисходительно улыбнулся:
– Сам погляди… Это не барашек, а взрослый баран. С такими рогами…
Я попытался еще раз.
Но паренек отверг и этот вариант:
– Этот совсем старый. А мне нужен барашек, который проживет долго.
Тогда, почти потеряв терпение – ведь мне надо было спешить с починкой двигателя, – я нацарапал вот что:
И сказал ему:
– Вот тебе ящик. Там сидит твой барашек.
Как же я удивился, когда увидел, как засветилось от радости лицо моего маленького критика:
– Это именно то, чего мне хотелось! Как ты думаешь, ему нужно много травы?
– А что?
– У меня всего так мало…
– Я уверен, что ему хватит. Я нарисовал тебе совсем маленького барашка.
Он наклонился ближе к рисунку:
– Он не такой уж маленький… Ой, кажется, он спит!
Так я и познакомился с Маленьким принцем.