Бабушкин коттедж «Подснежник» – маленький домик с парой комнат на первом этаже и парой на втором. Он стоит посреди Нижней улочки, тянущейся от другого конца гавани до самой «Гирлянды маргариток».
От магазина до дома рукой подать. Я ухитряюсь на несколько минут перекрыть движение, пока достаю вещи из внедорожника, припаркованного перед коттеджем.
Рассыпавшись в извинениях перед целой очередью водителей, я отгоняю машину на стоянку и возвращаюсь, чтобы распаковать багаж.
Много времени на это не уходит. Кое-что из вещей я притаскиваю в спальню, которую в детстве мы делили с братом. Застилаю одну из парных кроватей и наскоро осматриваю дом.
Внизу все, как мне и запомнилось: тихая спаленка в задней части дома, рядом с крохотной ванной. Уютная кухня в светло-голубых тонах, с окнами, выходящими на улицу; черная плита и стол с четырьмя стульями. Не изменилась бабушкина спальня наверху: массивная старомодная кровать с лоскутным покрывалом из гагачьего пуха, беленая мебель, которой стоять бы в комнате побольше. Напротив светлая гостиная с мягким алым диваном, на котором навалены пестрые подушки, креслом-качалкой, маленьким телевизором и книжным шкафом, полным книг, журналов и бумаг. Едва переступив порог, понимаешь, почему бабушке понадобилась гостиная именно на втором этаже. Через французские окна с балконом открывается превосходный вид на залив, живо запомнившийся мне с детства.
Я выглядываю из окна. Увы, бо́льшую часть пейзажа скрадывает густой туман, к тому же льет дождь. Но, стоя на балконе, глотая капли дождя, я вижу охапки поникших желтых нарциссов и пестрых тюльпанов в деревянных кадках.
Урчит в животе, и я спохватываюсь, что после остановки на заправке так ничего и не ела. Спускаюсь вниз, снимаю с вешалки у кухни тяжелое синее непромокаемое пальто с капюшоном и надеваю его. Тереблю висящую рядом зюйдвестку, но решаю, что вид у меня и так дурацкий и незачем дальше выставлять себя на посмешище.
Затем беру сумку, отпираю дверь и отправляюсь в город на поиски пропитания.
Вскоре мои ноздри улавливают запах рыбы и чипсы, и я сворачиваю в припортовый рыбный магазин, по-собачьи стряхнув с себя как можно больше воды на пороге.
Внутри уже есть пара человек. Я становлюсь в очередь и жду.
– Всего одну порцию? – спрашивает круглолицый добродушный кассир. – Не похоже на тебя, Джейк! С твоим-то выводком ты обычно оптом затариваешься.
Ох, нет, только не это!
Но это именно оно.
– Планы на ужин изменились, Мик, – отвечает знакомый голос. – Дети уже поели, теперь я один остался.
Я прижимаюсь к стенке и сосредоточенно изучаю доску объявлений: встреча с городским советом, благотворительная распродажа, кошка пропала…
– Ага, тогда понятно.
– Только дети вряд ли будут в восторге, если я заявлюсь домой с угощением, а они не при делах. Пожалуй, поем в фургоне.
– Хороший план, – одобряет кассир. Слышится шорох оберточной бумаги. – Нет-нет, приятель, это от меня. Жене так понравились твои цветы, что я перед тобой в долгу.
– Счастливо, Микки! – говорит Джейк. – Пока, Лу.
Это уже сказано женщине в очереди передо мной. Джейк выходит, и колокольчик над дверью звенит ему вслед.
Ффух, он меня не заметил!
Лу, стоящей передо мной, приходится ждать, пока для нее поджарят цыпленка, и подходит моя очередь.
– Что вам, красавица? – Микки широко улыбается, и зубы на загорелом лице кажутся еще белее, чем они есть.
– Треску и чипсы, пожалуйста.
– Конечно, красавица. Треску покрупнее?
– Да, если можно, и чипсы тоже большие.
Микки ухмыляется, стоя за кассой.
– Аппетит разыгрался? – весело спрашивает он.
– Немножко. – Я улыбаюсь в ответ.
– Треска будет через пару минут, – говорит Микки. – Но свежая и хорошая. Пойдет?
– Конечно.
Я отступаю в сторону и улыбаюсь Лу. Это немолодая женщина, закутанная от дождя в пальто вроде моего.
– Такие дни здесь редко выдаются, – говорит она, кивая на дождевик. – На завтра уже хороший прогноз.
– Это хорошо.
– В городе сегодня тихо, покупателей почти не было.
– А у вас какой магазин? Может, она работает с «Гирляндой маргариток» по соседству?
– Я заведую почтовым отделением, и еще у меня газетный киоск, – говорит она. – Апрель – странный месяц. Местные-то всегда на виду, а туристы в такую пору бывают разные, в зависимости от погоды. Мы торгуем мороженым, напитками, сладостями, всем таким. В солнечную погоду все идет нарасхват, а в дождь продажи падают.
Я киваю, гадая, зачем столько подробностей.
– Я смотрю, сейчас много магазинов закрыто.
– Да, и это очень печально. Но такое только за последний год началось, обычно здесь жизнь бьет ключом. А сейчас просто стыд.
– Лу, твое готово, – окликает Микки из-за кассы. Он протягивает большой пакет с упакованным цыпленком. – И откуда вы все взялись такие оголодавшие?
И он смеется.
– Это же не все для меня! – оправдывается Лу. – Брат на несколько дней приехал из Бирмингема, а он такое любит.
Микки кивает.
– Приятного аппетита вам обоим!
Лу улыбается ему и направляется к дверям.
– До встречи, Поппи! – говорит она мне с порога.
Я уже поднимаю руку, чтобы помахать, и тут до меня доходит. Погодите! А откуда она знает мое имя?
Я смотрю на нее через залитое водой окно: Лу отвязывает бассет-хаунда, привязанного под навесом магазина напротив, и они вместе уходят по улице.
– Вот! – отвлекает меня Микки от раздумий. – Крупная треска и чипсы.
Он снимает рыбу с плиты, кладет на бумагу и посыпает чипсами.
– Вы-то, надеюсь, не будете есть в фургоне в одиночку? – спрашивает он.
Я тупо смотрю на него.
– Как Джейк, в смысле?
И тут же горько жалею, что это брякнула.
– Ну да, бедняга. Он так до сих пор и не оправился, верно?
Микки решил, что раз я знаю имя Джейка, то мне известно и все остальное.
– Нет, – осторожно говорю я, покачав головой. – А вы думаете, оправится?
Надеюсь, ответ все прояснит.
Микки высыпает остаток чипсов и заворачивает мою покупку.
– Не знаю. Вот так потерять жену – это кого угодно подкосит. Хотя он еще молодцом – благодаря детям держится.
– Да… – Я торопливо киваю, подначивая Микки продолжать.
Так Джек вдовец? Или жена его бросила?
– Самая ухоженная могила на церковном дворе.
Микки протягивает мне чек.
– Семь фунтов, пожалуйста, моя красавица. Каждую неделю свежие цветы, без пропусков.
Вдовец… Вот теперь мне совсем погано.
– Да, это хорошо, – произношу я, забирая сверток. – Спасибо.
– Не за что, – отзывается он, разглядывая меня с любопытством. – А вы здесь раньше бывали? Лицо знакомое.
– Бывала очень давно, – говорю я истинную правду. – Я здесь ненадолго, по делу.
Микки явно доволен объяснением.
– Меня память на лица не подводит, – подмигивает он.
– До свидания! – говорю я, направляясь к выходу. – Буду еще захаживать.
Я закрываю за собой дверь, надеваю капюшон – и едва не припускаю бегом со своей треской, когда замечаю белый фургон, припаркованный возле гавани.
На нем выведено красной краской: Джейк Эшер – цветы.
Я задумываюсь на мгновение, а потом, не давая себе времени, чтобы струсить, меняю направление и иду к гавани и к белому фургону…