Аналогичная стратификация может быть прослежена по такому параметру, как количество учебников и учебных пособий, изданных по социогуманитарным предметам. Больше всего таких изданий относится к правоведению (с 1990 по 2000 гг. – 455 учебников и 488 учебных пособий) и экономике (соответственно 153 и 321). В области психологии за эти годы было издано 64 учебника и 109 учебных пособий (Нефедова, Пахомов, Розин, 2001).
Л. Хьел и Д. Зиглер, анализируя психологические теории личности, подчеркивают: «Все мыслящие люди имеют определенные аксиоматические представления относительно человеческой природы. Теоретики личности не составляют исключения из этого правила» (Хьелл, Зиглер, 1997, с. 40), – и выделяют 9 полярных оппозиций, выражающих эти представления: свобода–детерминизм, рациональность–иррациональность и др.
Следует отметить, что подобные представления об обществе характерны не только для психологических теорий. Например, целый ряд социально-философских концепций трактуют государство как средство защиты чрезмерно агрессивных граждан друг от друга, т. е. как производную от человеческой природы.
Вообще следует отметить, что для социогуманитарной науки, в отличие от естественной и технической, более характерно не столько практическое применение, сколько «социальное разыгрывание» знания в разных, а не только в чисто практических, направлениях.
В то же время существуют и исключения из этого правила. «О ценности теории можно в конечном итоге судить по ее полезности, которая доказывается результативностью методов воздействия на психологические изменения», – писал А. Бандура (Bandura, 1986, р. 40). Он же подчеркивал, что психологическая наука должна участвовать в «изменении функционирования социальной системы» (Bandura, 1973, р. 323). Более локальные, но тоже достаточно существенные социальные задачи ставил перед психологией Б. Ф. Скиннер – такие, например, как реформу пенитенциарной системы на основе знания о принципах научения, личности и психопатологии (Skinner, 1978).
Вместе с тем эта функция социальной теории и вообще социогуманитарной науки представляется важной и в «спокойном» обществе, не помышляющем о революциях. В частности, гражданское общество предполагает достаточно высокий уровень политической мобилизации граждан. Важной задачей выглядит и мобилизация нашего общества на его очищение от разнообразной «скверны» в виде криминализации, коррупции, деградации морали, наркомании и т. п., которое, возможно, вскоре станет нашей национальной идеей.
Подтверждением может служить опыт всех социальных наук. В учебниках политологии, например, регулярно отмечается, что все социальные теории можно разделить на две группы в зависимости от лежащего в их основе представления о том, какова природа человека, можно ли ему доверять, а стало быть, какую степень свободы ему можно предоставить. В основе одной группы концепций, восходящей к Т. Гоббсу и Дж. Локку, лежит представление о том, что человек по своей природе агрессивен, стремится монополизировать общественные ресурсы, увеличивать свои выигрыши за счет окружающих и поэтому нуждается в подавлении и контроле со стороны общества, основным инструментом которых служит государство. В основе либеральных теорий общества лежит прямо противоположное представление о человеке (Political psychology, 1986). Среди психологических теорий яркий пример концепции первого типа – теория З. Фрейда, концепций второго типа – теория К. Роджерса. А примером столкновения соответствующих взглядов на природу человека может служить признание К. Роджерса о том, что «когда такой фрейдист, как Карл Меннингер, говорит мне в дискуссии по этому вопросу, что он воспринимает человека как „врожденное зло“ или, более точно, „врожденную деструктивность“, я могу только в изумлении покачать головой» (цит. по: Хьелл, Зиглер, 1997, с. 534). При этом идея Роджерса о том, что человек рационален, а «абсурдность многих его поступков, столь очевидная в повседневной жизни (например, убийства, изнасилования, жестокое обращение с детьми, войны), проистекает из того, что человечество пребывает «не в согласии» со своей истинной внутренней природой» (там же, с. 552), выглядит довольно странной.
Высказывается, например, представителями европейской психологии (см.: Андрева, Богомолова, Петровская, 1978) и представление о том, что образ общества в целом – это абстракция, поскольку любое конкретное общество обладает уникальной спецификой, выражающей его социокультурные особенности, и поэтому, скажем, психологические закономерности, выявленные американскими психологами, нераспространимы на другие культуры. Не отвергая эту точку зрения, все же трудно отрицать, что имеются и универсальные, надкультурные психологические закономерности, а различные общества имеют надкультурные инварианты. В противном случае сама возможность существования наук об обществе оказалась бы под вопросом.
Следует подчеркнуть, что парадоксальная участь марксизма в России, о которой писали С. Л. Франк, Н. А. Бердяев и другие «пассажиры Корабля философов», пострадавшие от превращения этого учения в «руководство к действию», прослеживается и сейчас. Так, например, когда у нас не было никаких антагонистических классов, нас заставляли штудировать учение о классовой борьбе, а теперь, когда наша страна, достигнув рекордных значений децильного индекса (выражающего соотношение доходов 10 % наиболее богатых и 10 % наиболее бедных слоев общества), буквально трещит от классовых противоречий, о ней заставляют забыть. Заслуживает упоминая и то, что марксистская критика буржуазного общества вполне применима к современному российскому обществу, что неудивительно. Ведь у нас «новое общество» строили преимущественно люди с марксистским стилем мышления, в прежние времена критиковавшие капитализм за его «хищнический», «бесчеловечный» и т. п. характер. Вполне естественно, что, воспринимая капитализм подобным образом, они, придя к власти, именно такой капитализм у нас и построили, ибо другого попросту не знали.
Вообще, о социальных функциях социогуманитарной науки см. Юревич, 2004.
Куда более оригинальным, хотя тоже симптоматичным, вариантом нашей национальной идеи стала всерьез обсуждавшаяся в одной из телепередач идея всеобщего похудания населения России: дескать, мы слишком толстые, и от этого все наши беды, а как только похудеем, все у нас будет замечательно.
К примеру, славяне, как суперэтнос, могут быть западными и восточными. Русские, являясь, этносом, включают в себя русских, традиционно проживающих в северо-западной, северо-восточной и центральной Европейской части России. Кроме того, часть русских, проживающих на Юге России, называют себя казаками (донскими, кубанскими и терскими). Русские, проживающие на севере, относят себя к поморам, а в Сибири – к сибирякам.