– Штрафной, Ковалева! – крикнул тренер. – Так держать, Маргарита!
Фехтовальщица, которую назвали по фамилии, рассерженно цокнула языком, и выпады её стали ожесточённее. Соперница, однако, посмеивалась и не боялась вести с той диалог:
– Осторожней, Викуля, с такими темпами ты быстро устанешь и проиграешь!
Маргарита уклонилась от кончика рапиры, при этом корпус её не дрогнул ни на миг, а заведенная за спину левая рука продолжала твёрдо подпирать поясницу.
– Укол! – воскликнула Маргарита, застав Ковалёву врасплох. – Это уже второй. Ещё один, и тебе конец!
– Молодчина, Марго! – присвистывали девушки и юноши. Все они, также как и участницы спарринга, были в фехтовальной экипировке. Приспустив сетчатые маски, они считали секунды до конца поединка.
Тренер – он же судья – шикнул на учеников и сделал недвусмысленное замечание:
– Девочки, во время боя нельзя разговаривать! Какими бы вы талантливыми не были, а хамства на областной игре не потерпят.
Ковалёва задохнулась в обиде:
– Тренер! Это она первая…
– Вот тебе! – Рапира кольнула Ковалёву в бок, и та остолбенела, будто бы остриё и в самом деле пронзило её насквозь.
Болельщики завопили от восторга и принялись прыгать вокруг победительницы.
– «Ура!» нашей непобедимой Марго!
– Да здравствует, Фролова Рита!
Маргарита, смеясь, сняла маску. Щеки её пылали, волосы прилипли ко лбу. Вся в мыле и, возможно, даже смешная в своей объемной экипировке, с растрепанным пучком на затылке, – она сияла изнутри. Синие глаза разили энергией, силой, смелостью! Девушка расчесала пальцами чёлку и торжественно рассекла рапирой воздух:
– Первое правило победителя – сосредоточься на сопернике. Освободи своё сознание от предрассудков, будь уверена в том, что делаешь, и ни в коем случае не слушай никого и ничего, кроме своего сердца.
– Даже своего тренера? – Тренер прошёл сквозь толпу молодёжи и саркастично улыбнулся Маргарите.
– Виктор Михайлович! – наконец вышла из оцепенения Ковалёва. – Давайте… давайте ещё раунд! Я не… я не проиграю! Сами же сказали, Маргарита болтала!
– Вы обе болтали.
Ковалёва едва не переломила рапиру напополам.
Маску она не спускала, потому что знала, что её гневное лицо никому не придётся по нраву. Ковалёва Виктория была сильнейшей в своей группе и думала, что одолеет любого. И Бог бы с ними, с областными соревнованиями, если бы не тот уничижающий факт, что сегодня на позор Ковалёвой смотрели её товарищи. Те, кого она считала друзьями, в голос болели за незнакомую девчонку, а не за неё.
Тренер сочувственно вздохнул. Виктор Михайлович был замечательным учителем. Никто не знал его точный возраст, но, судя по залысинам на голове и седым бровям, ему уже давно перевалило за полтинник. Кажется, Виктор Михайлович и сам был сведущ в своих недостатках, потому что почти никогда не расставался с кепкой. Был он мужчиной статным, а тех, кто сутулился, любил бить по спине, напоминая , что фехтование – это не просто спорт, но ещё и искусство: «Люди приходят на соревнование как в картинную галерею. Важно, чтобы спортсмены держались соответственно и не нарушали эстетику боя», – говорил он. По этой причине Виктор Михайлович был очень строг в отборе учеников. Лентяев он не терпел, а те, кому всё же удавалось зачислиться в группу, около года занимались гимнастикой, то есть – «учились владеть своим телом». Немногим хватало на это терпения. Так и ни разу не взяв в руку рапиру, они уходили ни с чем. Тренер комментировал это так: «Раньше воины годами совершенствовали тело прежде, чем выйти на бой. Современная молодёжь обленилась. Может и к лучшему, что они отчислились. С таким упорством им только в компьютерных играх сражаться».
– Простите, тренер, – сказала Маргарита, – впредь я больше не буду разговаривать во время спарринга.
– Надеюсь на это, – кивнул тот и жестом поманил Маргариту и Викторию за собой. – Итак, девочки, вы отлично сражались. Я уже говорил, что вы мои лучшие спортсменки. Мне известно, что вы обе мечтали попасть на областные соревнования, но, увы, я могу выбрать только одну из вас.
Ковалёва осмелилась открыть лицо. Она не промолвила ни слова, лишь вперила огромные слезливые глаза на Виктора Михайловича, видно, не до конца растеряв надежду.
Повисла пауза.
Тренер прокашлялся и – о Боже! – снял кепку, чтобы проветрить затылок. Решение было очевидным, но произнести его вслух оказалось не так-то просто.
– Гхм, в общем, на соревнования поедет… Маргарита Фролова.
– Йес! – в голос возрадовалась та.
Маргарита расцвела румянцем, словно молодой бутон по весне, и у Ковалёвой в голове крутилась одна единственная мысль: «Как бы повырывать ей все лепестки?»
Виктория ничего не могла поделать со своей завистью. Она тоже вся рдела, но рдела в лихорадочной ненависти, и это ни капли не красило её.
Виктор Михайлович заподозрил неладное и добавил:
– А ты, Вика, будешь в запасных. Если вдруг по какой-то причине Маргарита не сможет поехать на соревнования – выступишь ты.
Эти слова должны были утешить Ковалеву. Борясь с бешенством в грудной клетке, девушка криво улыбнулась.
«Ну что ж, – подумала она. – Моя судьба зависит от того, сможет ли эта дура поехать на соревнования. Отлично».
Ковалева поплелась к дверям спортивного зала, пытаясь пропускать мимо ушей предательские восхищения её подруг.
Маргарита чесала голову и улыбалась, стойко выслушивая комплименты. Слава её кончилась со свистком, которым тренер распустил группы по домам. Она нашла Викторию в женской раздевалке. Девушка сидела на скамье в одной майке и колготках, многострадально положив подбородок на кулак. Остальные спортсменки уже либо мылись, либо одевались за ширмами. Маргарита прикусила губу, шлепнула себя по щекам, чтобы добавить своей активной натуре еще больше тонуса, и присела на скамейку напротив.
– Вик, ты что, обиделась?
– Тебе-то что с того, позлорадствовать решила? – злобно покосилась на ту Ковалева.
– Вовсе нет. Я пришла извиниться и сказать, что ты была достойной соперницей. Я ещё ни с кем так долго не сражалась. Тренер сказал, что мы не уложились в десять минут. Знаешь, были бы мы на настоящих соревнованиях – сыграли бы вничью.
– Не делай вид, что тебе жаль меня.
– Но мне правда жаль. – Маргарита расстегнула замок куртки, обнажив белые ключицы . – Ты должна понимать, что без поражения не бывает побед.
– Как будто ты когда-то проигрывала! – едко буркнула Ковалева, сдирая с соломенных волос тугую резинку.
– Представь себе!
– Да ладно! Чтобы непобедимая Марго и проиграла! Да ты же типичная «Мэри Сью»! Умница… красавица…
– Что ж, спасибо, конечно, – рассмеялась Маргарита, вешая экипировку на крючок, – но всё не так радужно, как ты думаешь. Да, я умею фехтовать и сегодня меня осыпали похвалами, но это не значит, что я живу так каждый Божий день. За пределами спортивной школы я обычная старшеклассница. У меня, как и у всех, проблемы в школе…
– Я тебе не верю!
Маргарита снова присела, но на этот раз рядышком с Викторией:
– Мои родители очень консервативные. Они не одобряют этот спорт, считают, что фехтование – не то, чем должна заниматься культурная девушка. Я трачу слишком много времени на тренировки, из-за этого плохо учусь. И родителям это не нравится. Они не против хобби, но до тех пор, пока оно не влияет на мою учёбу. Я боюсь говорить им о соревнованиях, потому что они растолкуют это, как: «Наша дочь забила на экзамены».
– Ну вот, видишь, у тебя появилась причина отказаться выступать!
– Ни за что в жизни!
– Стоило попытаться…
– Вик, что б ты знала, я лучше умру, чем оставлю спорт! – вскочила Маргарита, выдергивая рапиру из эфеса, который всё ещё висел у неё на поясе. – Я чувствую себя собой только с рапирой в руках! Кроме того, если я сумею доказать родителям, что способна совмещать хобби и учёбу, они, возможно, смягчатся и разрешат мне фехтовать сколько душе угодно! Я уверена, у меня всё получится!
– Значит, мне можно не рассчитывать на твоё место?
– Прости, Вик, но я обязательно поеду на областные соревнования.
– И ничто тебя не остановит? – читала мысли Ковалёва.
– В точку! Разве что конец света!
***
– Это конец света!
Маргарита металась по комнате с широко раскрытыми глазами, рвала волосы и приговаривала:
– Это конец! Конец света! Моя жизнь разрушена!
Она была готова провалиться под землю, только бы не встречаться с действительностью. Календарь над рабочим столом насмехался над ней улыбкой рисованной девочки в японской матроске. В типичной игривой позе она стояла на фоне пляжа и показывала два пальца. В диалоговом облачке с иероглифами, наверное, было написано что-то вроде: «Всё супер!».
– Всё ужасно! Что я скажу родителям? Они меня убьют!
Слезы застилали глаза, и Маргарита терла их, терла так настырно, до боли. В конечном счёте, они распухли, превратившись в два красных фингала.
Девушка рухнула на кровать лицом в подушку и затихла: горло больно стеснял слезливый комок, а сердце одержимо стучало в непостижимой муке.
– Это несправедливо… – пробормотала она. – Господи, почему ты так несправедлив?..
Кое-как успокоившись и приведя себя в порядок, Маргарита вышла из комнаты, настраиваясь на серьёзный разговор с родителями. До кухни было всего ничего, но её то и дело останавливала всякая мелочь вроде икебаны в коридоре, которую незамедлительно нужно было поправить, или открывшейся ключницы в прихожей, мозолившей глаз.
Ни отец, ни мать не станут идти на компромиссы. Отец засядет за газету, спрячется за ней как за кирпичной стеной, не высказав ни словечка поддержки. Мама начнёт трясти половником и не уймется, пока хорошенько не выбранит дочь. А сама Маргарита… Сама Маргарита, как обычно, убежит из дома и будет бездельно шататься по улице, вместо того, чтобы готовиться к экзаменам.
– Вот ты где, Рита! – Ксения Андреевна – мама Маргариты – отвлеклась от кастрюли с супом. – Что-то случилось? Выглядишь бледно. Ты плакала?
Ксения Андреевна была женщиной пышной и румяной, выглядящей старше своего возраста из-за лишнего веса и ранней седины. Любительница носить безвкусные хлопчатые халаты дома и бесформенные платья за его пределами – вот, какой образ она выбирала. И казалось, что изнутри эта женщина такая же мягкая и теплая, столь же светлая, как её большие сапфировые глаза, передавшиеся по наследству дочери. Но это была обманчивая обертка. И Маргарита знала это, как никто другой. Ксения Андреевна выходила из себя также быстро, как на море одна волна ненасытно поедает другую. Она могла бы запросто стать капитаном военного судна и топить своим голосом вражеские корабли.
– Саш, отвлекись от журналов! Твоя дочь чем-то расстроена!
Отец семейства поднял на Маргариту незаинтересованный взгляд. Он всегда выглядел больным и хмурым, но осведомляющихся о его самочувствии порицал своей коронной фразой: «А вам-то что?»
– Рита, – заговорил он с неохотой, – как дела в школе?
– Какой школе, дурья твоя башка! У детей каникулы!
– Да, дорогая, точно. Я и забыл.
Ксения Андреевна пригубила суп из ложки и бросила презрительный, лишенный любви взгляд на мужа, восседающего за кухонным столом в позе расслабленного барона, каким тот, к сожалению, не был и вряд ли когда-то будет – с его-то зарплатой простого водителя!
– Всё нормально, – ответила Маргарита, придвигая стул. – Я была на фехтовании сегодня.
– Хм, и как успехи? – спросил отец.
– Отлично. Меня похвалили.
– Хорошо.
– И ещё… Ещё меня пригласили на соревнования. Областные! Круто ведь, правда? Но есть одна проблема, которую я всё же надеюсь решить.
– Что за проблема? – подала строгий голос Ксения Андреевна.
– Дело в том, что соревнования назначены на тот же день, что и …
– Да?
– … Что и вступительный экзамен в колледж.
– Что?!
Маргарита открыла рот, чтобы вставить слово в своё оправдание:
– Но…
– Никаких «но», Маргарита! – прервал её отец. – Разве может быть что-то важнее учёбы? Ты не поедешь на соревнования. И точка!
– Вы не…
Мать тоже заворчала:
– Или ты думаешь, что станешь олимпийской чемпионкой? Забудь, Рита, забудь! Это утопия.
– Да выслушайте меня, наконец! – вскрикнула Маргарита. – Я также, как и вы осознаю, что ситуация не простая. Я и сама хочу поступить в колледж! Поэтому у меня есть идея. Пап, у тебя же завтра выходной, верно? Может, съездим в колледж и поговорим с ректором о переносе вступительных, а?
– Нет, – отрезал отец.
– Вот ещё! Переносить экзамены из-за какого-то там соревнования!
– Мама, милая, пойми же ты, это не «какое-то там соревнование», а спарринг по области! Если я одержу первенство, то выступлю на соревнованиях по России!
– Пусть лучше соревнования перенесут, – хмыкнула та. – Тогда я не против.
– Это невозможно.
– Тогда и смысла нет дальше сотрясать воздух!
– Да, дочка, какому мужчине понравится женщина с саблей? – пожал плечами отец.
Мать поддакивала:
– Именно! Лучше сходи в магазин и купи хлебу. Со вчера – одни крошки.
Маргарита проглотила язык.
– Как скажешь, мам, – отозвалась она осипшим голосом и потопала к себе наверх, чтобы переодеться.
Категоричная часть Маргариты не планировала возвращаться домой так скоро, поэтому, на всякий случай, она собрала рюкзак, не преминув захватить «снэков». Однако та сторона, что отвечала за прилежание, в конечном итоге передернула ниточки совести на себя, и вместо того, чтобы пойти куда глаза глядят, девушка пошла в супермаркет.
Погода стремительно портилась. Пока Маргарита неспешно бороздила прилавки, на асфальт пикировали чёрные тени от дождевых туч.
– Пакет? – спросила продавец, когда на кассе подошла очередь Маргариты.
– Нет, спасибо, – ответила та и забросила хлеб в спортивный рюкзак.
Глазастый охранник, положивший глаз на Маргариту ещё в отделе кондитерских изделий, пристал к той возле ящиков хранения.
– Девушка, пожалуйста, покажите сумку.
Охранник выглядел внушительно, и взгляд его был грозным, волчьим.
– Что случилось? Вы же не думаете, что я что-то украла? – стушевалась та.
Вероятно, охранник не оценил «прикид» Маргариты, потому что объяснил своё настороженное отношение следующим образом:
– У нас на прошлой неделе уже попались двое воришек твоего возраста. Тоже в худи. Давай открывай-ка по-хорошему, – кивнул он на рюкзак. – Не наживай себе проблем.
Маргарита покраснела от волнения, но причин противиться не нашла. Как-никак, она не сделала ничего дурного! И лишь от звука расстёгнутой молнии, её посетило озарение… Печенья, взятые из дома, были куплены в этом самом магазине. Ничего преступного, правда? Но попробуй доказать это плечистому охраннику с дубинкой!
Самое плохое в том, чтобы быть подростком – так это то, что все твои оправдания – сколько бы ты не вкладывал в них искренности, – для взрослых звучат по-прежнему как детский лепет.
День не задался с самого начала. Маргарита прорычала что-то нечленораздельное, оттолкнула охранника и, стремглав, выбежала на улицу. Ливень стоял стеной, он так напористо прибивал к земле пыль, что едва не прибил и саму Маргариту.
Она бежала между домами несколько минут. Излюбленное чёрное худи вымокло насквозь и потяжелело раза в два.
– Вот, блин, теперь мне каюк! – сетовала она, чувствуя, как наполняются водой кеды.
Люди на светофоре облили её короткими неприязненными взорами, будто знали, что на душе у неё груз совести.
Маргарита отдышалась, стыдливо отвернулась от фигур под тентами и стала рассматривать носки собственных кед, сожалея, что у неё нет зонта, чтобы укрыться от сурового мира. Всё, что она могла – это набросить на волосы капюшон да затянуть его как следует, чтобы были видны одни только глаза и ничего больше!
Ну, нет!
Маргарита надула щеку. С чего ей вдруг краснеть перед незнакомыми людьми? Она никому ничего плохого не сделала. Размышляя об этом, девушка по воле случая углядела в луже, куда чуть не угодила, что-то приметное и блестящее.
Перстень?
Действительно. Чёрный, хромированный и довольно увесистый на вид. Дождь загадочно рисовал вокруг него круги, размывая отраженные водою электрические провода и слетающих с них крылатыми силуэтами птиц, а заодно и удивление, в каком изменилось лицо девушки при взгляде на вещицу.
Маргарита достала перстень из лужи и вертела его в руке до той поры, пока светофор не переключился на зеленый. Тогда, совершенно бездумно, она сунула находку в карман джинсов, не подозревая, какой опасности только что себя подвергла.