Она. Саша Белинская. Та, из-за которой моя жизнь изменилась пять лет назад. Долбаную вечность назад.
У нее сын. Классный мальчишка. Арсением зовут, и он здорово играет в домино. Наверное, как я в его годы, по словам отца.
Когда за лисицей закрывается дверь, я выдыхаю весь воздух, что скопился под грудиной и беспощадно давил на все органы до сплющенного состояния.
Лисица… Я не называл и не вспоминал это глупое прозвище слишком долго, чтобы сердце начало стучать по ребрам как ненормальное.
Телефон на столе оживает привычной мелодией, а я не двигаюсь с места. Прирос к неудобному дивану. Хотя еще утром он казался мне вполне себе комфортным, да и стоил целое состояние. Как хозяин этого клуба мог позволить хорошую мебель себе в тренерскую?
– Ася? Все хорошо? – спрашиваю жену.
Она звонит редко. Я бы сказал, очень редко. Живет Анварова в Питере, как и пять лет назад, и видимся мы не чаще раза в месяц.
– У отца в следующем месяце юбилей. Звоню напомнить, чтобы ты не забыл внести в свое расписание.
Вздыхаю. Устал сегодня до трясущихся ног.
– Договорились, – сухо отвечаю.
Мечтаю распрощаться и, наконец, переодеться.
Ассоль не спешит класть трубку. А я разучился делать это первым.
– Что-то еще? – взгляд бросаю на часы над дверью. Успею заскочить в любимый ресторан и заказать ужин навынос. Голодный, как волк.
– Как… – откашливается. – Как у тебя вообще дела?
Брови взлетают вверх.
Ну, как у меня дела? Только что видел бывшую. Она не изменилась. Хотя нет. Стала еще красивей, а голос тверже. До сих пор в ушах слышу свое имя, произнесенное ею.
Мурашки по спине. И по татуировке, набитой под левой лопаткой.
– Все хорошо, Ась. Устал. Домой хочу.
– Приезжай ко мне. Ты знаешь, я всегда рада.
– Приеду. В следующем месяце.
Прощаемся скомкано.
На улице начинает накрапывать, но хотя бы свежо. Днем стояла невыносимая жара.
К парковке иду не спеша, хотя еще несколько минут назад мечтал усесться в машину и на немыслимой скорости умчаться. Планы – вещь тонкая, как бы ты ни был уверен в задуманном. Уж я-то знаю.
Рядом со своей машиной подмечаю красный «Седан» и аварийные стоп-огни.
Мысленно ругаюсь, потому что это несвежее авто перегородило проезд. Настроение, которое и так не блещет, стремится к уверенному минусу по Цельсию.
Вечерняя прохлада прибавляет озноб в теле, и я дергаюсь.
Лисица обходит красный “Форд Фокус” и что-то разглядывает, пригнувшись. В ее руке телефон. Озабоченный голос Белинской доносится до меня порывом ветра. В очередной раз ежусь и уверенной походкой иду к месту случайного ДТП.
Вот и поужинал любимой лапшой с креветками в кисло-сладком соусе.
– Я думал, самое сложное – параллельная парковка. У меня лично было именно так, – зачем-то с этих слов начинаю наш диалог.
В памяти фразы всплывают из нашей последней встречи: “Никогда тебя не любила, ты не достоин, ты был моей ошибкой…”.
Прошло пять лет. А перетянутые раны начинают зверски ныть.
– Я хотела все свалить на ретроградный Меркурий, – улыбается.
Подросла. Стала женственней, уверенней.
– А я читал, что вспышки на солнце способны снизить концентрацию, – подмечаю, что тоже как-то улыбаюсь, что ль. После стольких лет! – страховка же есть?
Белинская часто кивает.
Между нами критические сантиметры. И пропасть. Глубокая, сухая, с трещинами. Гранд-Каньон, не меньше.
Глаза натыкаются на красный росчерк по левой стороне моего танка. Яркий привет из прошлого, блядь.
Непонятно откуда взявшееся раздражение перекатывается на лисицу. Она стоит, чуть потупив взгляд, и ждет.
– Ты знаешь… Не такой уж и большой урон. Разберусь сам, без страховой, – отрезаю чуть грубее, чем следовало бы.
Мне и так обучать ее сына, значит, встречаться с Белинской. Возможно, чаще, чем нужно.
– Настаивать не буду, – обиженно отвечает. Я еще и виноват.
Раздражение множится.
– Арсюша, в машину.
Арсюша… Хочется поправить. Его зовут Арсений! Упертый, старательный парень. И это в четыре года. Представляю, каких успехов он сможет добиться, если мать позволит и не заберет из секции, испугавшись нагрузки и ответственности.
– Что? – слишком долго пялюсь на ту, о ком не вспоминал больше трех лет. Для первых двух она все же повозилась в моей душе достаточно.
– У тебя классный сын.
Лисица меняется в лице. Против воли глазами по мальчишке прохожусь. Смешной, улыбается сейчас. У нас с ним полный коннект с первого занятия случился.
А потом снова подмигиваю ему. Арсений рад. Еще бы, тренер клуба отметил его.
– Самый лучший, – отвечает.
Саша сажает своего сына в автокресло, пристегивает. Сама садится за руль и выезжает с парковки. Машин и правда много.
Наши взгляды так больше и не встретились. Абсолютно чужие люди. Даже не простые знакомые.
Татуировка на спине начинает жечь. Рисунок крошечный, но печет, сука, так, что свести хочется незамедлительно. Там чертеж лисицы, переходящий в кардиограмму с двумя остриями.
Оставаясь стоять на месте, набираю Исаева. Он единственный, с кем я поддерживал контакт все эти годы. Общались нечасто, но всегда по-дружески.
– Не знал, что у Саши Белинской есть ребенок, – быстро поздоровавшись, перехожу к делу. Исаев стал деловым, каждая минута на счету.
– Ты сам просил ничего и никогда о ней тебе не говорить.
Морщусь, вспоминая разговор по пьяни. Я не шутил тогда, да и Костян воспринял все всерьез, как настоящий, мать его, юрист.
– Ам… ему четыре, – говорю дальше.
– Мы знаем.
Молчание густое. Продолжать трудно, и, кажется, пропадает дыхание.
– От кого, в курсе?
В сердце привычная дыра разрастается. Я чувствую волнение, когда все чувства заперты вроде как на крепкий замок.
– Все случилось после того дня. В наш выпускной, как думает Аленка.
– Ольшанская не в курсе? – удивленно спрашиваю.
– Нет.
Исаев сковырнул еще слой воспоминаний, и моя голова получила удар внезапной мигрени. Кости заныли, рана на брови по ощущениям вновь пустила литры крови по лицу.
Значит, Рам… Что ж, он получил по заслугам.
Если бы Белинская скрыла хоть на один день моего сына, я бы ее уничтожил.
У-нич-то-жил.