– Полковник Кнур, – представился он с порога.
Размотал узел галстука, расстегнул верхние пуговицы на рубашке, снял пиджак и попробовал вместить свой объемный зад в кресло.
Удобно не получилось. Зад входил в кресло туго, как пробка в бутылку, и с большим трудом потом вынимался.
– А стульев нет? – огляделся полковник.
Медея расхохоталась. Полковник обиженно засопел.
– Докажите, что вы – Моцарт.
– Только по ДНК, – пожала она плечами.
– А отпечатки?
– Не смешите, – отмахнулась Медея. – Я полностью изменила свой облик, неужели вы думаете, что изменить кое-что на пальцах…
– Я вам не верю, – перебил Кнур.
– А я к вам не работать напрашиваюсь. – Она улыбнулась – нежно, засасывающе, от души: так приятно было говорить по-русски.
– Что же вам нужно? – удивился ее искренней улыбке Кнур.
– Выбраться отсюда. – Медея на американский манер выставила большой палец, потом – указательный. – Не дать англичанам рассмотреть меня как следует и отчитаться о последнем задании. – Она показала три пальца. Подумала и пошевелила средним. – Если, конечно… это мое задание вас еще интересует спустя столько лет.
Полковник Кнур попробовал пошевелиться в кресле, достал платок, чтобы вытереть пот со лба, и покосился на глазок видеокамеры под потолком. Потом пожал плечами и заметил:
– Вы засветились.
– Ерунда. Засветиться может действующий агент. А Моцарта давно не существует. Заметьте – он не законсервирован, просто реально не существует! И потом, тридцать процентов фотомоделей провозят на себе из одной страны в другую наркотики или бриллианты. Еще пятьдесят – подкладываются под нужных людей на благо разведки своей страны. Пять-шесть процентов работают вообще как киллеры, устраивая «несчастные случаи» для своих заказанных поклонников, и ничего!
– Четырнадцать, – сказал Кнур. – Осталось еще четырнадцать процентов.
Медея отвела глаза.
– Так, по мелочам, – заметила она. – Женские секреты.
– А вы?
– А я – произведение искусства.
– Ах, ну да, – спохватился Кнур совершенно серьезно. – Я видел съемку, где вы на каком-то биеннале плавали в аквариуме в костюме рыбы.
– Это не костюм. Это была перламутровая чешуя. Три тысячи двести шестьдесят наклеенных чешуек от низа живота до пяток.
Кнур посмотрел Медее на низ живота. Она сидела напротив, закинув ногу на ногу. Его взгляд скользнул как раз между колен, чуть прикрытых алым шелком туники.
– Ладно. Вы не беспокоитесь о своей деловой репутации фотомодели…
– Не путайте, – перебила его Медея. – Я не беспокоюсь о своей судьбе секретного агента. А вот репутация фотомодели в данном инциденте не пострадала. Что я сделала? Помешала сорвать с меня драгоценности. Не допустила физического насилия.
Она помолчали.
– Все так серьезно? – спросила Медея.
– Как сказать, – вздохнул Кнур. – Для пущей секретности там, у нас, я приехал сюда неофициально, как частное лицо. Отстранимся от нюансов по делу пропавшего несколько лет назад агента Моцарта. Слишком много накладок в данном инциденте, как вы выражаетесь. Напавший на вас мужчина – бывший офицер американских военно-воздушных сил. В отставке он занялся бизнесом, особо не процветал, но офис имел в самом престижном месте – в деловом центре Нью-Йорка.
– То есть… – задумалась Медея.
– То и есть, – кивнул Кнур. – Аккурат в одной из башен-близнецов. А когда они рухнули, его сейф оплавился. Ему, понимаешь, даже предъявили кусок металла. И он этот кусок опознал. И не было в сейфе ничего особо интересного – так, парочка золотых слитков на старость, дюжина бриллиантов – в общем, все это можно потерять без боли, кроме…
– Гарнитура с изумрудами? – осенило Медею.
– Точно. Из-за этого гарнитура он и сейф завел. Представьте, пережил этот бывший офицер кое-как свою драгоценную потерю, почти вылечился от тика и заикания после инсульта, посмотрел на досуге один журнальчик и…
Медея встала, прошлась по спальне. Кнур напряженно ловил каждое движение ее тела.
– Не понимаю, – созналась она, встав у окна. – Гарнитур могли украсть за день, за несколько часов до катастрофы. Нет? Не могли? Тогда – что? Я не понимаю, чего от меня, от манекена, хотят? Нужно найти нового хозяина этих изумрудов, всего и делов-то!
– Вот и я не понимаю – на кой черт тебе нужно было ему шею ломать, да еще так профессионально, – перешел Кнур на «ты».
– Да не получилось бы с ним просто по-бабьи морду расцарапать! И когда я это поняла, сразу сработал рефлекс, будь он проклят!
– Я видел съемку. Это называется рефлекс? Да ты опережала его на секунду! Это трудно назвать самозащитой! – повысил голос Кнур.
– Так получилось! – повысила голос и Медея. – Предчувствие! Я вдруг поняла, что он дернет меня за ногу, и взяла диадему в руки! Еще у охранника кобуру заело, а у американца – был нож сзади за поясом!
– Ага! – выдернулся Кнур из кресла. – Мозги не заменишь пластической хирургией, да?
– Пошел ты!.. – не выдержала Медея. – Будет тут всякий гэрэушный бегемот мне нотации читать!
– Ты меня сама позвала, – развел руками Кнур. – Выбиралась бы в одиночку. Допросы, суд, приговор. Объясняла бы английскому правосудию необходимость такой самозащиты.
– А как же этот жест? – Медея выставила из кулака средний палец. – Я не защиты прошу. И не одолжения. Я предлагаю сделку.
– Да, конечно, – кивнул Кнур. – Последнее задание… Твоего куратора больше нет.
– Это я уже поняла. Иначе бы вас сюда не прислали.
– А я помогу, чем могу! – Тучный мужчина свирепо протащил перед Медеей свой живот туда-сюда, потом направился к туалету.
Не закрывая дверь, он подошел к унитазу и расстегнул ширинку.
Она приблизилась и встала сзади.
– Сведения о твоих странных приемах самозащиты обязательно просочатся, – сказал Кнур, не поворачиваясь.
– Это не самое страшное.
– Англия будет для тебя закрыта.
– Как-нибудь это переживу.
– Наша служба внешний разведки подписала договор о сотрудничестве с американскими коллегами. – Кнур повернулся, застегивая ширинку. – Пару месяцев тебе и в США не стоит соваться. Будет проверяться все по пропавшим из башен ценностям.
– Ценностям? И что, много ценностей пропало?
– Так, ерунда. Тонны три золота из хранилища. Драгоценностей в совокупности – килограммов шестьдесят. А уж бумажной валюты сгорело – не счесть. – Он задумчиво ходил возле кресла, не решаясь снова в него втискиваться.
Медея не стала смывать после Кнура. Соответственно, ждать, что он вымоет руки, тоже не стоило.
– Так что, если бы вы, уважаемая Медея… Забыл, как вас раньше звали по отчеству? – Развернувшись, полковник обнаружил модель позади себя и совсем рядом.
Медея сверху смотрела на Кнура настороженным взглядом приготовившейся к броску кобры. Кнур знал, что бывают такие кобры – в стойке перед броском поднимаются метра на два, раскачиваясь при этом своим гибким изумительным телом и гипнотизируя глазами.
– Я имею в виду те самые четырнадцать процентов, – Кнур отвел взгляд от ее груди, которая как раз находилась на уровне его глаз. – Те в вашем бизнесе, что не подкладываются, не работают контейнерами и не убивают, они ведь тоже имеют свой интерес и азарт в жизни. В опасной ситуации твое тело сработало как автомат. Почему бы не применить такие навыки на пользу, так сказать… А? Похоже, действует слаженная организация. Не оставляет следов и иногда прибывает на место трагедии или катастрофы чуть-чуть раньше, чем они происходят. Понимаете?
– При чем здесь я?
– Если бы вы захотели помочь… Я имею в виду – чисто профессионально. Эти изумруды не первая редкая вещица, всплывшая после обрушения башен-близнецов. И не надо на меня так смотреть!
Кнуру стало противно говорить с этой женщиной-коброй, и стыдно своего заискивающего голоса, и живота, и еще он вспомнил, что не смыл в туалете, и вообще был себе ужасно противен. Как всякий мужчина в подобной ситуации, он разъярился, моментально найдя причину своих комплексов в женщине рядом. Разъяренно прокричал:
– Короче, если ты, как сильно востребованный для этих бирюлек манекен, согласишься поработать на благо американских спецслужб, тебе и границы откроются, и в Россию можешь спокойно…
– Пошел ты…! Никакой России! Никогда!
Ну вот. Она его второй раз посылает.
– Ну и ладненько, – моментально успокоился Кнур. – Пора закругляться. Давай тогда свой средний палец за билет до Парижа. Кстати! Много у тебя подобных заначек на предмет полезного обмена? Это я так, на будущее, спрашиваю.
– Мало, – успокоилась и Медея. Открыла бар, достала виски и минеральную воду. – Слишком мало, поэтому я всегда очень осторожна. Сейчас меня особенности наработки образа подвели.
Она налила ему в бокал чистый виски, а себе разбавила минеральной.
– Особенности – это?.. – Кнур показал на ее обритую голову.
– И наручники, – кивнула Медея. – Наручники, изумруды…
– Приятно, да? – заметил Кнур, отпивая и усаживаясь на кровать.
– Предпочитаю красное вино, – не согласилась Медея.
– Я в смысле – послать кого-нибудь громко и по-русски, да еще два раза.
В аэропорту Кнур позвонил по телефону. По-английски он разговаривал неважно – больше трех лет уже не практиковался, но кое-как задал интересующий его вопрос и понял все, что ему ответили. По показаниям охранника, который находился у подиума, у него действительно заело кобуру. И он, как охраняющий ценности, действительно собирался сдернуть с шеи модели ожерелье и отнести его в безопасное место, а уже потом заняться ее освобождением. А то, что охранники, нанятые для доставки гарнитура из банковского хранилища и последующего его сопровождения, ничего не знали о владельце гарнитура, Кнур выяснил раньше.
Вернувшись в Москву, он первым делом затребовал все документы по агентуре его предшественника из отдела внешней разведки. Медея, то бишь Моцарт, числилась пропавшей без вести. Работать как агент внешней разведки начала в 1995-м. Ладно… Год рождения – 1975-й, мать от ребенка отказалась. Воспитание в приемной семье. Обеспеченное детство, языки, музыка, балет. Здесь все чисто. А что у нас по ближайшим родственникам – по родной матери и отцу? Ничего интересного, кроме странного для тех времен имени женщины – Аделаида. Хотя фамилия – Парфенова – дернула ниточку памяти, и Кнур ближайшую неделю потратил на добывание секретных материалов из другого ведомства – аномальных явлений. И вышел на свою давнюю знакомую – ясновидящую Маргариту Тиглер. Больше всего его развеселило, что эта самая ясновидящая, много раз помогавшая отделу разведки и ему лично в поисках пропавших агентов (в основном их тел) и зарабатывающая на жизнь общением с мертвецами, скорей всего понятия не имела о существовании Аделаиды – кровной сестры по матери. Марго была дочерью обрусевшего немца – мясника Франца Тиглера и женщины, которая вторично вышла замуж за ее отца, а в первом браке носила фамилию Парфенова. За десять лет до рождения Марго та родила девочку Аделаиду от Льва Парфенова и сразу от чада отказалась. Выплыл на свет интересный документик – дополнение к разработке Маргариты Тиглер: «Сведения о наличии кровной сестры по матери». Знак вопроса. Скорей всего сведения эти Марго не сообщили, уж неизвестно из каких соображений, но Кнуру, работавшему в разведке с двадцати шести лет, мотивы начальства были понятны – возможность шантажа зарвавшегося агента всегда приветствовалась.
Работала агент Моцарт по Востоку, ушла красиво, без жертв другой стороне сведения не продавала, ни один из известных ей засекреченных агентов за рубежом не пострадал. В их среде так уйти можно, только погибнув при исполнении или при наличии серьезных секретных материалов. И теперь, когда Кнур знал, что Моцарт жива, он попробовал представить глубину собранного ею компромата на структуру, из которой она улизнула. Вспомнился средний палец.
Систематизировать полученные сведения было рано – маловато данных. Что сложилось: Медея случайно попала в заварушку с изумрудами, похищенными из Нью-Йорка при террористическом акте одиннадцатого сентября вместе с тремя тоннами золота, и так далее. Ее родная мать случайно оказалась близкой родственницей ясновидящей Марго Тиглер. Марго Тиглер могла случайно проговориться заинтересованным лицам о большом количестве потенциальных мертвецов, разгуливающих за девять дней до катастрофы по улицам Нью-Йорка и мешающих ей, к примеру, сосредоточиться на репертуаре театров. Марго в начале нового века частенько наведывалась с этой целью на Бродвей. Тиглер видела потенциальных жертв всегда в промежутке времени: девять дней до момента смерти, девять – после.
Американские коллеги, работавшие по хищениям ценностей с мест катастроф, со страшной секретностью разрабатывали версию влияния на природные катаклизмы с помощью радиоволн. Кнуру больше по душе был человеческий фактор, но о Марго, как о возможном информаторе о предполагаемом количестве жертв катастроф, он до этого дня не думал.
Он составил план-разработку по двум именам – Аделаиды Парфеновой и Марго Тиглер. Отправил план в отдел внутренних расследований – Марго до сих пор числилась в списках «добровольных платных помощников, востребуемых для выполнения деликатных поручений, подразделение АЯ – четвертая степень секретности, подписка о добровольном сотрудничестве, подписка о неразглашении».
Уже к вечеру ему принесли все по Аделаиде Парфеновой, сорок девятого года рождения. У Кнура глаза на лоб полезли – чего только не было в ее насыщенной жизни! Спортсменка, комсомолка, вот только не красавица: нос длинноват, судя по фотографиям шестидесятых – папин. Стрельба из лука, бег на длинные дистанции, высшее образование, статьи в журналах по истории, книжки о выращивании цветов и разведении собак – все, что угодно, кроме воспитания ребенка. Что ж, тому есть некоторое объяснение на уровне наследственной патологии: ее саму мать отказалась воспитывать, оставив младенца отцу, господину Парфенову. Подросшая Аделаида поступила так же со своим чадом, только расширила круг возможных воспитателей, отказавшись от ребенка в родильном доме.
Что касается Марго Тиглер, то здесь Кнура ждало разочарование: место жительства в России – неизвестно, гражданство – двойное, место постоянного проживания – Рим, Италия, возможность контакта – не установлена. За последние три года удалось составить некоторые приблизительные схемы передвижения Марго по миру на основании зарегистрированных на ее имя по паспорту авиабилетов: Рим – Нью-Йорк, цель приезда: «театральная неделя на Бродвее»; Москва – Дели, туристическая поездка; Мюнхен – Стамбул, в графе «Цель приезда» – шопинг! Кнур только досадливо крякнул.