С самого утра на центральной площади яблоку было негде упасть. Люди изнемогали на солнцепеке, устало опираясь друг на друга. Они изредка поглядывали то на старинные башенные часы, то на балкон с трибуной – тот самый балкон, с которого вещает ее величество, Регина Де Люта. До полудня оставалось чуть больше двух часов. Несмотря на это, стояло настоящее послеобеденное пекло. Жадное до облаков небо раскалилось добела, а гигантский солнечный диск уверенно застыл в зените.
С минуты на минуту ожидалось появление нового вестника – его речь открывала праздничную неделю. Зеваки шептались, что в этом году роль глашатая досталась совсем молодому парнишке – слухи об этом давно облетели весь Лютумвиль. Чего ждать от предстоящей недели – могла сказать лишь Регина. Все, что было известно наверняка – монархиня почтит подданных визитом. С последним словом герольда дворцовая стража разомкнет щиты, и монархиня, словно львица, уверенно двинется к самому краю площадки, откуда поприветствует народ безмолвным кивком.
Эта часть – тоже традиция. Не произнося и слова, королева срывает овации. Словно буйные морские волны, они бьются о каменное возвышение, не стихая до тех пор, пока правительница не подаст знак. Тогда собравшиеся замирают. Они знают, что в следующий миг Регина бросит по ветру белый шелковый платок. Он достанется самому высокому, проворному или везучему лютумвильцу… Тому, кто волей случая сможет просить монархиню о чем угодно, за исключением бессмертия.
Еще до рассвета к площади стягивались десятки безумцев. Они занимали удобные места близ трибун, желая попытать счастье. Ослепленные стремлением заполучить личную вещь королевы, а вместе с тем исполнить мечту, они много часов проводили в лучах беспощадного солнца. Уставшие и голодные авантюристы беззвучно повторяли тихую, лишь им известную молитву, едва шевеля потрескавшимися от жары губами и высасывая последние капли влаги из опустевших фляжек.
Так представители «авангарда» занимали несколько первых рядов у балкона. Не всем однако удавалось выстоять до конца. Лениво переминаясь с ноги на ногу, лютумвильцы, то и дело, падали без чувств. На помощь им никто не спешил. Напротив, слабаков дружно и не без удовольствия выталкивали из толпы, избавляясь тем самым от конкурента в борьбе за ценный трофей.
Удивительным было то, что завладеть вещицей мечтали все от мала до велика! И даже знаменитое «проклятие королевского платка» не страшило безумцев. Число счастливчиков, в разное время завладевших фетишем, перевалило за сотню. Но далеко не каждому он принес счастье. Странное стечение обстоятельств нередко становилось причиной трагических смертей. Это порождало темные легенды и суеверия.
Впрочем, того, кто углублялся в обстоятельства несчастий, ждало разочарование. Никакой чертовщины и темной магии. Владельцы платков просто не справлялись с обрушившейся на них удачей. Без малого каждый просил столько золота, сколько мог унести в мешке, но спина его ломалась совсем не поэтому. Отринувший нужду голем пускался во все тяжкие, растрачивая деньги на алкоголь, однодневные романы и азартные игры. Эта дьявольская воронка удовольствий засасывала все глубже, не давая и шанса опомниться. Бывший оборванец не замечал, как падает на самое дно… Итог у подобных историй был, как правило, один: кровь проливалась на пол дешевой таверны, или брусчатку темного переулка. Счастливец погибал, даже не успев толком истратить внезапно нажитое.
Одна из самых жутких историй приключилась с местным кузнецом. Никто не знал, каким чудом хромой на обе ноги, подслеповатый старик обошел толпу долговязых юнцов. Но именно ему довелось урвать белоснежную ткань с красной вышивкой. Малус провернул то, что оказалось не под силу другим и оставил ни с чем молодых соперников! Его жена, Камелия, по-доброму смеялась над несбыточными планами. Она бы и во сне не поверила, что отец ее детей вытянет счастливый билетик… Соседи же на колкости не скупились. «Этот жеребец свое отскакал!», «он и с кровати без посторонней помощи встать не может!», «шансов у него как у бедолаги Сорбуса, потерявшего обе руки под колесами экипажа!» – хохотали они за спиной у работяги.
Но все случилось так, как случилось. Когда Малус ступил на порог, пошатываясь от количества выпитого, Камелия выдохнула с облегчением. Страх, что несмолкающим комариком увивался за ней весь день, отступил. Тогда ей подумалось, что на дне стакана муж нашел утешение, после вполне предсказуемой неудачи. Как же она ошибалась… Ведь уже через мгновение глава семьи достал из-за пазухи тот самый платок. Он громко икнул и, слегка поморщившись от удовольствия, припал к материи губами. Камелия с ужасом вглядывалась в кипенно-белую ткань. На фоне общей серости, поглотившей дом кузнеца, изящный предмет казался парусом одинокого корабля, заплутавшего в северных водах.
Едва осознав случившееся, Камелия ахнула и попятилась назад, словно предчувствуя беду. Спокойная и покладистая женщина принялась рыдать в надежде образумить супруга. Уже тогда она знала, что вместе с деньгами в ее дом придут несчастья. Мать семейства упала на колени и взялась целовать чумазую ладонь благоверного. Она заклинала его избавиться от вещи.
– Продай, отдай, подари или закопай в землю! Сделай с ним что угодно, только не оставляй себе! – кричала женщина, глядя снизу вверх.
В тайне она ждала, что эти слезы отрезвят Малуса во всех смыслах и он, следуя совету, предаст огню проклятый сувенир. Увы, все случилось с точностью до наоборот.
– Дура! Мне выпала великая честь! Ты должна мною гордиться! Встань сейчас же и приготовь пожрать! – прозвучало в ответ.
Камелия, едва не лишилась чувств. Она схватилась за холодный угол железного стола. Подняться стоило неимоверных усилий. Ноги подкашивались, словно страшная беда уже приключилось с ее семьей, а в ушах звенело, как от выстрела. Осознав полное бессилие перед волей мужа, мать пятерых сыновей утерла слезы рукавом платья и направилась в кухню. Меньше всего ей хотелось быть поколоченной за непослушание.
Женщина наполнила чашу похлебкой и робко взглянула на Малуса, желая распознать в его глазах хоть капельку сочувствия. Мужчина, будто зачарованный, рассматривал чертов платок, на котором алели три заветные буквы: Р. Д. Л. Вблизи они казались искусным узором, но издалека инициалы ее величества представлялись брызгами крови и дурным знамением.
Следующие несколько дней прошли относительно спокойно. Камелия, как обычно, трудилась по дому и воспитывала детей, а Малус, нехило обобрав казну, праздновал свой триумф. На радостях мужчина забросил дела и теперь не вылезал из таверн, где угощал собравшихся. Словно герой эпосов, удачливый старик купался в лучах славы и восхищения. По-крайней мере, он сам в это свято верил, опрокидывая новую кружку пенного. Все это жутко не нравилось Камелии, но права голоса она не имела. Все, что оставалось – подчиняться. В конце концов, пьяный муж – это по-прежнему живой муж, а значит, все наладится, как только в его сердце поулягутся страсти.
Как ни странно, без труда озолотившись, Малус потерял многое. Среди прочего – тепло домашнего очага, рядом с которым в былые времена собиралась большая семья. Нет, мужчину нельзя было назвать романтиком. Каждый, кто его знал, мог подтвердить: кузнечество – его стезя. Ведь Малус и сам походил на кусок железа: твердый, холодный и тяжелый, в гневе он раскалялся докрасна, поразительно долго и неохотно остывая после. Его невозможно было представить где-либо еще, кроме как за наковальней. Ну, если только за шатающимся столом в прокуренной питейной или в дешевом борделе, что открывал свои двери на закате.
Камелия верила, что муж пресытится славой и успокоится. Ведь шальные деньги могут вскружить голову желторотому юнцу, а не тому, чья борода окунулась в серебро… Но даже тут она жестоко ошибалась. Проклятие настигло Малуса внезапно. В один из будних вечеров… За несколько часов до своей гибели мужчина вышел из дома, вместо жены поцеловав истрепанный платок. Он отправился туда, где о его подвиге слышали тысячу раз. Вернуться обратно ему было не суждено.
Изувеченное тело нашли недалеко от любимой таверны Малуса. Пьянчужки, ведомые нуждой, свернули в переулок, чтобы помочиться. Привыкшие к темноте, но все еще хмельные глаза до последнего не различали крупный силуэт прямо у их ног. Поначалу гуляки решили, что это очередной любитель солода упал без сознания, так и не добравшись домой. Товарищи понадеялись узнать мужчину в лицо, но, наклонившись, с ужасом отпрянули. На влажной от дождя и мочи брусчатке лежал обезглавленный труп. Пьяницы подняли страшный шум, на их крики сбежалась вся округа.
Когда свет керосиновой лампы разогнал темноту подворотни и пролился на несчастного, открылась по-настоящему страшная картина. На истерзанной плоти, словно пропущенной через мясорубку, не осталось живого места – сплошные синяки, порезы и ссадины. Головы куда-то исчезла, но искать ее пришлось недолго. Словно поросший мхом валун, она лежала у противоположной стены. Искаженное лицо не давало подсказок. Единственное, что помогло опознать покойника – тот самый платок, что маленьким серым уголочком торчал из разбитых губ.
Рассуждения о последних минутах Малуса приводили в оцепенение даже бывалых хулиганов. Каждый говорил свое, но все сходились во мнении – когда смерть пришла за бывшим кузнецом, он спасал платок, а не себя. Его сгубил не кровожадный прохожий, а одержимость вещью. Почти все собутыльники Малуса находили обстоятельства его смерти весьма символичными. Между собой они кивали: видать, только так и можно было заткнуть неуемного болтуна…
Жизнь некогда успешного мастера оборвалась внезапно и с позором. В беспросветном переулке, рядом с кучей собачьего дерьма, он встретил свой конец. Камелия, почуявшая неладное еще с вечера, от кошмарных новостей едва не лишилась рассудка. Точно в бреду, она лепетала что-то о проклятии королевского платка и билась головой об пол. Пятеро ее сыновей осиротели вмиг. Но и на этом несчастья семьи не кончились.
Одной ненастной осенней ночью, когда соседи Камелии услышали душераздирающие крики и плач детей, никто не поспешил на помощь. Казалось, то был лишь очередной припадок Камелии, коих за неделю случалось с дюжину. Город, по первости ошарашенный бесчеловечным убийством, постепенно забывал о случившемся. Лютумвильцы сопереживали несчастной, но более не могли делить с ней скорбь. Со временем соседи привыкли к тому, что из вдовьего особняка доносятся рыдания. В каком-то смысле та роковая ночь ничем не отличалась от предыдущих… Но именно тогда была поставлена кровавая точка в и без того печальной истории.
Под утро непогода стихла. Ветер перестал гнуть хлипкие деревья, тучи побледнели и расступились, позволив первым лучам солнца пролить немного тепла и света на утопающую в грязной воде землю. Начинался самый обыкновенный день, не предвещавший открытий. С рассветом на улицах Лютумвиля одна за другой появлялись «ранние пташки» – те, кому приходилось вставать раньше соседей.
Среди прочих был и хороший друг покойного Малуса, дворник по имени Стиракс. Заступив на службу ни свет ни заря, он плелся по мирно спящему королевству. Голова еще гудела после вчерашней попойки… Ох и вечерок выдался! Никогда прежде Стираксу не приходилось драться до третьей кружки пива.
С тех пор, как погиб Малус, в его жизни почти не осталось друзей. Зато врагов явно прибавилось. Ведь в отличие от местных пропойц, он не имел привычки сплетничать об ужасной кончине приятеля. Мужчина старался пресекать любые разговоры на эту тему. Только так можно было почтить память друга и выказать уважение его семье.
Так и вчера, не успел Стиракс осушить свой первый бокал, где-то за спиной, совсем близко, послышались знакомые имена. Очередные россказни о беспробудном пьянстве и скверном характере Малуса, приправленные ехидными замечаниями относительно его смерти. Внезапная волна ярости обрушилась на парочку давних приятелей, промышлявших игрой в карты и мелкими кражами.
– Вы только посмотрите на себя! Язык, как помело, хуже баб! – гневно процедил Стиракс. – Обсудите-ка лучше своих жен, или тех, с кем они проводят ночи, пока вы блюете в обнимку на выходе из этой помойки…
Беззаботные лица дружков, буквально, перекосило от злости. Одновременно они поднялись из-за стола и направились к Стираксу, но явно не с целью угостить его пивом. Ждать нападения не имело смысла. Мужчина давно хотел выплеснуть скопившееся негодование в драке. Чем не повод? Схватив табурет, он сделал мах рукой. Деревянное седалище разлетелось в щепки, а один из врагов рухнул навзничь. Этот удар был первым и последним. Второй болтун оказался куда расторопнее. Град пинков, толчков и зуботычин обрушился на Стиракса. Все, что было дальше он почти не помнил – противник бил наверняка и в полную силу. Об этом говорила не унимающаяся боль во всем теле…
«Что же, по крайней мере я вступился за друга, а не стал отсиживаться, как те лицемерные крысы, что пили с Малусом из одной кружки, но даже не пришли проводить его в последний путь…» – рассудил Стиракс, потирая ушибленное плечо.
Утренняя слабость, помноженная на физическое страдание, не прибавляли дворнику энтузиазма в работе, но к полудню вверенная ему территория должна быть чистой. Это означало, что Стиракс возьмет себя в руки и приведет в порядок все улицы… даже те, на которых жили мерзавцы из кабака.
Нахмурившись, мужчина выругался вполголоса и пустил в ход метлу. Далеко не сразу он заметил распахнутую дверь дома, в котором по-прежнему жила Камелия. Совсем на нее не похоже! После случившегося гостей вдова не принимала. Она стала недоверчивой и осторожной – запирала особняк за час до заката и носа на улице не показывала… Чувство тревоги ослабило руки. Рабочий инструмент с грохотом упал на брусчатку, а сам Стиракс быстро зашагал в дом покойника.
Испуганными птицами в голове забились мысли одна хуже другой. Вне всякого сомнения, что-то ужасное случилось этой ночью! Даже завидев царивший в гостиной беспорядок, Стиракс убеждал себя в том, что с семьей Малуса все хорошо. Ему бесконечно хотелось верить, что, перешагнув порог, он увидит Камелию и услышит ее объяснения, а после – выдохнет с облегчением и попросит налить чаю…
За доли секунды, что Стиракс оставался в неведении, он успел измучить душу всевозможными догадками. Что если семью ограбили? Ведь Малус сам подогревал слухи о своем богатстве, оплачивая счета друзей и малознакомых приятелей! Нет-нет, исключено! Даже последнее чудовище не сумеет обидеть тех, кто потерял главное: защитника и единственного кормильца… А что, если помутневший рассудок женщины, лишившейся мужа, толкнул ее на страшный поступок? Добровольно уйти из жизни, оставив пятерых малышей круглыми сиротами – такой исход представлялся худшим из возможных.
Если бы только мужчина знал, что порой реальность превосходит самые изощренные страхи! То, что он увидел, навсегда застыло в его памяти, словно мошка в капельке смолы. Родовое гнездо Малуса поглотил хаос. Будто грандиозная буря ходила по комнатам, сметая все на своем пути. Перевернутые стулья, разбитая посуда, оборванные шторы, укрывавшие собой… тело?
Усилием сдерживая клокочущее нутро, Стиракс вплотную подошел к лежащей на полу фигуре, укрытой полупрозрачной тканью старенького тюля. Очертания знакомого лица заставили губы онеметь. Собрав волю в кулак, мужчина одним движением сорвал нелепый саван с безжизненной плоти Камелии. Ее лицо, перекошенное ужасом, походило на шарж. Широко раскрытый рот, карикатурно большие глаза, раздутые ноздри. На груди несчастной виднелись раны, вокруг которых успела запечься кровь. Ее кулак по-прежнему сжимал поварешку, которой она, вероятно, пыталась отбиться. Вдова Малуса ушла вслед за мужем ужаснейшим из путей.
Едва справляясь с рвотным позывом, Стиракс продолжал смотреть на бледное лицо, покрытое кровавой рябью. Вероятно, человеку искусства это зрелище показалось бы любопытным, по-своему прекрасным, но тому, кто знал Камелию в ее лучшие годы хотелось кричать от боли. Единственное, что сдерживало в тот момент – страх разбудить детей и позволить им запомнить мать такой: скрюченной, седой, в разорванном платье, с воплем, застрявшим в перерезанной глотке…
Отвесив себе хлесткую пощечину, мужчина бросился в детскую. Малышей нужно срочно забрать. Забрать до того, как они начнут спускаться по лестнице, хлопая в ладоши и напевая нескладные песенки. «Лишь бы с ними все было в порядке!» – мелькнуло в голове дворника, пока он мчался на второй этаж, в комнату сыновей Малуса и Камелии.
Дверь в спальню была незаперта. Стиракс зажмурился, ощутив неприятную щекотку в груди. Легонько толкнув деревянную преграду, мужчина вошел. Рухнув на пол через мгновение, он зарыдал, как безумный. Его глазам открылось нечто за гранью добра и зла. Пять кроваток, словно несколько холстов, соединенных в одно целое, рисовали кошмарный сюжет. Гигантский кровавый мазок тянулся через всю комнату, перечеркивая обмякшие тела крох. На ангельских лицах не читалось страха, точно беспощадный ночной кошмар остановил их сердца прежде чем кто-то безумный вспорол им животы. Ослепленный трагедией, Стиракс не заметил, что в кроватках неподвижно лежали только четыре детских тела. Младшего сына четы, смышлёного, но малость неуклюжего Флокса, там не было. В последствие мужчина решил, что кроха стала жутким трофеем для незваных гостей…
Приключившаяся беда оставила уродливый шрам на сердце всего Лютумвиля, ведь равнодушных к этой истории не нашлось. Поначалу люди боялись предполагать, кто способен на подобное зверство. Страх, словно чума, поразил целое королевство. Его обитатели страшились собственных теней, вспоминая о резне в доме Малуса.
Ах, если бы стены могли говорить, они, наверняка, в красках поведали бы детали расправы. К счастью, местной жандармерии не пришлось долго ломать голову. Убийц нашли три дня спустя. Тех самых подонков из пивной, затеявших драку, арестовали по наводке Стиракса. Внезапный обыск в домах у подельников лишь подтвердил догадки. Один из них прятал за прикроватной тумбой именной кинжал Малуса. Вероятно, то была единственная вещь, которую не удалось сбыть. Сомнений не оставалось: виновны, мерзавцы! Работали в паре: один взял на себя Камелию, другой ушел наверх, к мирно спящим детям.
Суд завершился в рекордные сроки. Вопрос «виновны или нет?» казался глупым, а потому – не поднимался в ходе единственного заседания, определившего судьбу негодяев. Все, чего пытался добиться судья – узнать, куда пропал Флокс, младший из детей. Опыт подсказывал, что его уже нет в живых, но дознаватели требовали признания. Напудренный старик в высоком парике лично расспрашивал подсудимых. Он так и не добился ответа, как и признания вины или раскаяния. Его вердикт оказался предельно суровым. Казнь путем четвертования.
В тот же вечер королевство лишилось двух подданных, но справедливость восторжествовала. С тех пор лютумвильцы передают эту страшную легенду из уст в уста, не забывая при этом упомянуть: в годовщину казни неупокоенные души убийц возвращаются! Ночь напролет они рыскают во тьме в поисках незапертой двери, а тому, кто повстречается им на пути, придется заплатить страшную цену…
***
Ровно в полдень трубы затянули свою сиплую песню, и скучающая толпа заметно оживилась. Регина строго верила: точность – вежливость королей, а посему, не позволяла себе опаздывать. Все события в Лютумвиле начинались вовремя и кончались не позднее намеченного. Такова была воля монархини. В канун торжества перемен не случилось. Едва куранты пробили двенадцать раз, в расступившихся вратах королевского замка появился юноша.
Новый глашатай вышагивал горделиво задирая подбородок. Упругое страусиное перо в его шляпе ритмично покачивалось, вторя каждому движению. Ветер трепал копну пшенично-желтых волос, обнажая точеные скулы. Тонкая кость, надменный взгляд и удушающе-сладкий парфюм – юноша явно претендовал на звание одного из лучших творений Регины. И в то же время отталкивал. Едва завидев его, толпа зашепталась, словно ворох осенних листьев, подхваченный ветром. Обжигающая красота мальчишки представлялась оружием, инструментом боли и наслаждения…
Остановившись у перил, Нарциссус выдержал долгую паузу, осматривая тех, кто жужжал и суетился там, внизу, подобно пчелам в тесном улье. На его устах играла улыбка, но тому, кто стоял в первых рядах, не составило труда распознать презрение, сквозившее во взгляде красавца. Откашлявшись, он торжественно произнес:
– Дамы и Господа! Поприветствуйте вашу королеву, единовластную правительницу Лютумвиля, Регину де Люту!
Толпа взорвалась аплодисментами и ликующими возгласами. Регина возникла будто чудесный мираж посреди раскаленной пустыни. Она неторопливо двигалась по узкой бархатной дорожке, соединявшей королевский замок с центральной площадью. Светлая, невесомая, облаченная в сверкающее золото, она явилась подданным во всей красе. Нарциссус покорно дождался, когда овации стихнут и продолжил:
– Имею честь объявить, что первого числа четвертого месяца этого года состоится празднование великого дня! Дня рождения нашей всеобщей матери!
Сотни головных уборов, от затасканных кепок, до изящных соломенных канотье, взметнулись в небеса. Шляпная туча на мгновение затмила солнце, но уже через миг разразилась градом. Народ ликовал так, словно каждому был обещан личный подарок! Гвалт не стихал на удивление долго. Кое-кто продолжал подбрасывать шапки, но теперь это выглядело хаотично, словно несколько разноцветных блох вдруг запрыгали по бугристому телу брусчатки. Нарциссус, выждав новую паузу, поднял указательный палец. Толпа постепенно стихла, ожидая продолжения.
– В этом году сразу три десятка счастливцев примут участие в Королевском Турнире, но и на этом сюрпризы не кончаются… – глашатай намеренно заговорил тише и гудящие зеваки моментально купились на этот трюк. – Победитель этого года не просто удостоится чести быть обожженным, но также сумеет подарить бессмертие еще одному лютумвильцу на свое усмотрение! Будет ли то супруга, близкий родственник или друг – не имеет значения, на все воля триумфатора!
Короткое замешательство толпы сменилось лавиной эмоций. Восторг, умиление, страх… страх упустить подобный шанс! Присутствующие вознесли руки к небу и закружились в радостном танце. В этот раз беснующийся люд разошелся не на шутку. Ни строгий жест Нарциссуса, ни его же призывы к тишине, утонувшие в какофонии звуков, не помогли вернуть порядок.
Оскорбленный мальчишка гневно сжал губы. Казалось, еще немного и он расплачется, словно дитя. В момент, когда напряжение достигло пика, плеча герольда коснулась нежная ладонь. Испуганно вздрогнув, он обернулся. Королева Регина выглядела довольной. Уголки ее губ слегка приподнялись. Все шло именно так, как она задумала. Жест Де Люты остудил пыл юноши. В мыслях он рассудил: первый блин всегда комом, но если сама владычица не против этих беспорядков, кто он такой, чтобы противиться?
Послушно отступив, королевский вестник пропустил вперед ту, ради которой люди часами переминались с ноги на ногу, изнывая от жары и усталости. Мать, которую они обожали, икону, которой поклонялись. Королеву улья. Королеву Регину. Оказавшись у самой перекладины, монархиня остановила время. Словно под гипнозом, сотни человек боялись моргнуть или отвести взгляд. Каждый знал наверняка: вот-вот случится, кому-то из собравшихся небывало повезет! Только один счастливчик в этой оголтелой своре получит личную вещь королевы и право осуществить любое желание.
Готов ли кто-то уступить сопернику добровольно? Думается, будь условием остаться в живых последним, простолюдины без раздумья вцепились бы друг другу в глотки. К счастью для них, задача была иной – раньше всех схватить заветный кусочек ткани. Да, без увечий тут не обойтись, но все точно останутся живы. По крайней мере сегодня.
Монархиня знала, как управлять толпой. Словно ловкий фокусник, она нагнетала напряжение перед тем, как заставить зрителя ахнуть. Всё, конечно же, не забавы ради. Как и любой правитель, Регина была никем без своего королевства. А королевство, в свою очередь, это не стены и не законы. Это люди. Простые, не всегда добрые, порой убогие, частенько невыносимо глупые, они правят улицами, в то время как их лидер заточен во дворце. Задача и главная хитрость монарха – создать правдоподобную иллюзию, в которой простолюдины уверуют в собственную ничтожность и превознесут того, кто рядится в шелка.
Регина не позволяла хвалебным речам затуманивать свой разум. Она прекрасно знала о своем положении и играла по неписаным правилам. Подобно египетскому фараону, она исключительно редко появлялась на публике, но, когда это случалось, подданные бились в религиозном экстазе. Именно этот шум и нужен был, чтобы заглушать недовольство бунтарей, закономерно рождающихся в каждом поколении. Всех не перебить, да и зачем? Проще лишить их голоса, заставив бездумное большинство квакать без умолку о всяких глупостях, вроде того самого платка, выходов в свет, турниров и прочей пестрой мишуры.
Только так возможно контролировать тысячи непохожих друг на друга людей. Да, порой Де Люте хотелось разрушить собственный дворец до основания и сбежать, но что дальше? Ответа не было, а потому, она продолжала тянуть в гору груз своих регалий, каждый раз выдумывая все новые и новые трюки для плебеев, которым во все времена хватает самой малости: хлеба и зрелищ.
Удерживая в руках платок, королева пристально вглядывалась в лица тех, кому сломают запястье или выбьют зуб в ожесточенной давке. Усилившийся ветер пытался вырвать кусок материи из цепких пальцев Регины, но случилось это позже, когда Де Люта сама ослабила хватку. Получив долгожданную свободу, ткань гордо метнулась вверх. Словно птица, вырвавшаяся из лап лисы, она устремилась под самые облака.
Заведенная толпа напряженно замерла. Неужели в этом году удача ото всех отвернулась? Поднимаясь все выше по невидимой лесенке, платок вдруг завис в воздухе. Мертвая тишина поработила «охотников». Готовые к любому повороту они стояли бездвижно, не сводя глаз с белого пятнышка, парившего над головами. Добрых полминуты трофей держался на месте, словно цепляясь за незримый крючок, а после – внезапно ушел в пике.
Тревожные вздохи волной разлились по площади. Мерещилось, будто королевский подарок вот-вот найдет своего обладателя. Но у платка, судя по всему, были свои планы. Вновь застыв на том уровне, куда не допрыгнет ни один взрослый мужчина, он принялся извиваться как индийская танцовщица. Причудливое кружение, словно издевка над оголтелой толпой, длилось целую вечность.
Голодные псы нетерпеливо прыгали, клацая челюстями ладоней, но заколдованная вещица, летела дальше… совсем близко и вместе с тем непомерно далеко. Нарочито медленно, будто высмеивая глупцов, она вплотную приближалась к очередной дрожащей от напряжения пятерне, но уходила в сторону. Наверное, это могло продолжаться весь день, если бы в один миг грубая мужская рука не сделала выпад.
Вздохи разочарования, брань и плач. Люди с досадой глядели на то, как длинная жилистая рука продолжала сжимать платок, утративший былую игривость. Горожане постепенно расступались вокруг счастливчика. Всеобщему взору предстал стройный и мускулистый юноша. Его косая ухмылка упиралась в правую скулу, а длинные рыжие волосы собирались в хвост. Парнишка тяжело дышал, словно только что пробежал марафон.
– Как тебя зовут, о, счастливчик? – манерно вопросил Нарциссус, выводя вперёд левое плечо.
– Люпус, – сухо бросил незнакомец.
Толпа рассмеялась, услышав ответ. Таких имен Лютумвиль еще не слыхал, никто не нарекал детей в честь животных. Ведь, согласно древней традиции, каждый новый человек назывался в честь одного из растений в тайном королевском саду, куда не ступала нога смертного. Легенды гласили, что собой он представлял огромный парк, объятый зеленым многообразием. От благородной орхидеи, до ромашки обыкновенной, каждому цветку там нашлось место. Но, поскольку ни одному лютумвильцу так и не довелось побывать в райских кущах, порой казалось, что их не существует вовсе. По крайней мере, в этой реальности, за одной из высоких каменных стен. И все же, было принято считать, что именно там Регина набирается сил и мудрости для управления королевством.
– Это шутка? Назови свое настоящее и… – Нарциссус внезапно осекся, закашлявшись.
– Мои поздравления, Люпус, – вмешалась Регина, одарив незнакомца улыбкой. – Проси, чего пожелаешь. Теперь это твое законное право.
– Чего пожелаешь, кроме бессмертия, – ехидно процедил Нарциссус.
– Я хочу… – Люпус сделал вид, что задумался. – Я хочу принять бой от главного претендента на победу в грядущем турнире. Хочу встретить самого сильного и яростного противника, с которым мы поспорим за право быть обожженным.
Толпа удивленно загудела. Ведь на протяжении десятков лет желания счастливчиков были как под копирку: деньги, дома, хозяйство… Незнакомец явно отличался от рядового лютумвильца и это приятно удивило Регину.
– Так тому и быть, – развела руками она.
Чудак позволил себе молча кивнуть в ответ, чем пуще прежнего разозлил Нарциссуса. Буря негодования сотрясала его ледяное сердце, но на поверхности царил штиль. Новому вестнику королевы совсем не хотелось показаться истеричной карманной болонкой, тявкающей на волка с балкона хозяйки. Поправив волосы, он остудил закипающую ярость и даже улыбнулся выскочке. Ожидаемо безответно.
Часом позже место сборища опустело и уже ничто не напоминало о встрече королевы и ее подданных, кроме десятка невостребованных шляпок и пары пустых фляг. У горожан, разошедшихся по тавернам, появился новый герой и повод для обсуждений, а у королевы – вопрос, который теперь назойливо крутился в голове. Кто он, этот Люпус и откуда взялся? Попытки разыскать его в памяти не увенчались успехом. Образ юноши был окутан дымкой неизвестности. В то же время некая страшная догадка, казалось, готова озарить сознание.
Впервые за много лет, Регина усиленно рылась в сундуках прошлого, не находя ответов. Ничего, ровным счетом ничего… Де Люта готова была поклясться: это создание – не ее рук дело! А это, в свою очередь, означало две вещи: либо она – не единственная, кто владеет темным магическим искусством, либо все это – часть какой-то хитрой игры.
Что же, правда рано или поздно вскроется. Еще никому в истории Лютумвиля не удавалось обмануть королеву. Лжецов она щелкала как орешки, а значит, и этой запутанной истории найдется логическое объяснение.