Саша оторвался от сиденья с некоторым усилием. Что, безусловно, было началом расплаты за неспортивный образ жизни. Он ласково посмотрел на свою серебристую бмв и тихо пробубнил: ничего, делов-то на полдня максимум. Мастера в синих комбинезонах стали подходить издалека, взглядывать оценивающе. Один присвистнул:
– Кузовной…
– Как кузовной?!
Саша оторопел.
– Одна вмятинка на бампере! Откуда тут кузовной? Издеваешься?
– Никак нет! – отрапортовал молодой, взъерошенный, с блистающими черными глазами. Как две надраенные маслины. Саша взглянул на него подозрительно, нахмурился и отправился в офис заполнять бумаги.
В течение часа выяснилось, что машину дешевле будет разобрать на запчасти, чем восстанавливать. Маленькая вмятинка была свидетельством глубоких внутренних изменений. Саша потел и вытирал лоб салфетками. Не зря он отдавал ежемесячно столько бабла за страховку: страховая компания должна была выплатить ему сумму, равную стоимости новой машины. Но ведь предстояло купить новую. Привыкнуть к ней. Полюбить ее. И это второй раз за год!
Много лет мечтая иметь бмв, Саша долго шел к обладанию ею, от самых жигулей. Первая бмв, красная и спортивная, была разбита всмятку, вдребадан – не им, а неизвестными лицами. Он тогда до позднего вечера задержался в гостях и обнаружил свой автомобиль у подъезда в новом фантастическом состоянии: передняя часть сохранилась практически целиком, а задняя сложилась в гармошку. Рядом валялся покореженный бампер от старой волги. Как предположили приехавшие вскорости стражи порядка, какие-нибудь пьяные подростки угнали развалюху и оторвались по полной программе.
Запиликал мобильный.
– Пливет, далагой… – пропищала Хитоми тонким японским голосом, – щаскучирща?
– Эх… – крякнул Саша, – ты не поверишь, я опять без колес остался…
– А?
– Машина уходит на запчасти, надо новую брать… Дура одна затормозила впереди… Я ей рыжую башку ее чуть не оторвал, честное слово!
– О-о… – разочарованно протянула подруга, не посочувствовав, – сто, встлещу пеленещем?
– Да не знаю пока…
Саша задумался.
– Не, давай, все в силе. Домой не хочу идти… Раз такое дело, напьемся сегодня.
– Я не вуду напивачща!
– А тебе и не надо.
Почувствовал себя непонятым и обиженным. За те подарки и деньги, которые она от него получает, могла бы и притвориться – сделать вид, что тоже расстроена. Хотя кто их знает, японцев. Они ведь всегда такие. Чувств своих не показывают.
Вообще-то, именно это в ней Саше и нравилось – помимо раскосых глаз, крошечных грудей и детского тела[4]. То, что Хитоми всегда оставалась бесстрастной. Идеальная женщина: молчит и слушает, смотрит серьезно; если говорит, то по делу. Зато громко кричит и даже визжит во время секса, а после оставляет записку: «Любовь была очень хорошая». (В конце пририсовано сердечко.)
Он сел в машину в последний раз. Вытащил из бардачка разную мелочевку, взял с заднего сиденья журнал. Тут же швырнул его обратно. Тягостно вдохнул воздух, все еще пахнущий кожей сидений и пластиком. Заморгал вдруг глазом, ощутив выкатившуюся из него крупную каплю. Закашлялся так, что расстегнулась на груди пуговица, и полез вон.
Большой, грузный человек Саша, похожий на огромного младенца. Щеки и глаза круглые, а кожа – бело-розовая. Жена говорит, что ходить с такой физиономией неприлично, потому как она смахивает на зимнюю попу после бани. Он действительно выглядел так, будто целыми днями принимал ванну, а после мазался детским кремом и посыпался присыпкой. Невозможно было представить его грязным. А если все-таки поднапрячься, то в этой фантазии он мог быть перепачканным только мороженым или вареньем. Парадокс, но в то же самое время он выглядел дядькой – заматеревшим и намного более взрослым, чем следовало из паспорта. А все потому, что Саша был усат и пузат.
Глядя в зеркало, он и сам не понимал, кого он там видит. Это служило лишним доказательством тому, что жизнь обманчива. Она то примет обличье толстого дядьки, усмехающегося в усы, а то вдруг обернется глупеньким малышом, с которого нечего и спрашивать. Только вздохнешь да разведешь руками: «Вот такие дела…»
Саша ходил в казаках и черной куртке из грубой коровьей кожи. Под нее надевалась рубаха, часто в полоску или даже в горох – при наличии настроения. А под рубахой, подо всей этой усато-младенческой оболочкой, билось и трепетало нежное, теплое. Саша иной раз тыкал пальцем в это мягкое место и пьяно умилялся.
Не то чтобы он много пил. Просто не мог избежать ощущения времени, за которым нельзя успеть. Тридцать четыре года, середина жизни – многие пути уже отрезаны. Саша бурлил и кипятился, перебарывал желание схватить первого встречного и вытрясти из него пустой ленивый взгляд, как бумажник с проездным и скидочными карточками в кармашках. Порой ему казалось, что его вот-вот разорвет на части. Некоторые всерьез считали, что у него не все дома. Это постоянное бурление со временем и привело к тому старому бунгало под пальмовыми листьями. С мальчиком в белой шапочке.
Возможно, все это было следствием Сашиной детской болезни, хотя никакая это была не болезнь, как выяснилось позже. Синдром, как называла его жена. Мама предпочитала на эту тему не говорить вообще. Зоя. Зоя, а не мама[5].
Оказавшись без колес, Саша ощутил странную легкость. Как будто отменили уроки, и у него возникла масса свободного времени. Для начала он позвонил на работу и сказал, что не придет. Пусть разбираются без начальника. Потом решил прогуляться по городу и заодно постричься, потому как давно собирался. И еще потому, что ничего лучше не придумал. Отчего-то куча проблем, требовавших неотложного решения, а также все то, что он давно мечтал сделать, когда будет свободная минутка, позабылось начисто, попросту улетучилось.
Он шел по улице, щурился на солнце, бормотал под нос, размахивал руками; прохожие обходили его стороной. Большущий человек с огромными ладонями.
Настроен он был философски. Вернее, он себя так настроил, чтобы не раскисать. После того, как Сашина первая, красная бмв была списана целиком, он купил эту, серого цвета металлик. Совершенно новую: ее только что пригнали с завода в Баварии, сияющую, прекрасную. Он дрожал над ней, как над ребенком. Мыл и полировал собственноручно и часто, сбрызгивал специальным составом шины. Покупал к ней всякие прибамбасы: «брови», колпаки, спойлеры. А дней десять назад он увидел сон. В этом сне его серебристая красавица попала в аварию, и ее тоже списали за невозможностью восстановить. Тогда он приобрел третью, и во сне это было легко; привез ее домой, ликовал – но тут же разбил вдребезги, не вписавшись в ворота гаража. Во сне он только крякнул с досады и отправился в офис страховой компании, надеясь посмеяться над причудами судьбы вместе со своим агентом. Но… в третий раз компания платить отказалась, и Саша остался безлошадным. Голый и сирый он вышел на улицу, прислонился к тощему деревцу. Мимо проносились шикарные тачки, в которых, запрокинув голову, смеялись чьим-то шуткам блондинки… Он проснулся от ужаса и неделю не выводил машину из гаража: ездил на шкоде супруги. И вот сегодня решил отъехать недалеко. В ста метрах от дома, на перекрестке, его припечатала рыжая стервозина на опеле.
Отирая пот со лба, Саша пристроился к вагочику, в котором выпекали блины. Купил блин с семгой, сыром и зеленью и встал к высокому одноногому столику. За соседним курили и пили сок две молодые женщины. Одна из них жаловалась подруге:
– Я готовлю второе каждый день. Утром собираюсь, говорю: свари себе кашу на завтрак. Ну что, трудно тебе? Он говорит: посмотрим. И смотрю, через пять минут лезет в холодильник, достает макароны, сосиски… И все остальные приходят и тоже начинают их есть. Главное, это расходы какие? Ведь на ужин опять надо готовить. Опять покупать продукты. Я так больше не могу!
Саша покосился на девушку, подивившись проблемам, которые волнуют людей. На лице у нее было написано отчаяние. Подруга понимающе кивала головой. Саша выбросил в урну одноразовую тарелку и пошел прочь.
Над ним, в бело-голубом небе, плыл газообразный медведь. И еще чемодан, набитый мечтами. Морда медведя, достигнув небесного края, растянулась и превратилась в размазню.
Салон Aquarelle занимал угол возле рынка еще с советских времен. Правда, тогда он именовался парикмахерской «Визит» и не отличался высокой культурой обслуживания. Сейчас заведение было чистым и светлым, мастера – молодыми и дружелюбными. Саша стригся здесь уже несколько лет. Маниакально, сказали бы некоторые – и были бы неправы.
У всех свои тараканы, а его таракан был безобидным. Саша терпеть не мог волосы, чужие и собственные.
Он практически падал в обморок, если волос обнаруживался в еде. Закатывал грандиозный скандал.
Если оказывался рядом с человеком с сальной прической и, не дай бог, перхотью, бежал без оглядки.
Женщин заставлял надеть шапку или косынку перед сексом. Прилипшие к влажному телу волосы – бррр!
Он каждый день яростно брился, после душа придирчиво оглядывал себя в зеркале. Отмечал неприятную шерсть, возникшую на спине. На груди появлялись толстые, проволочные волосины. Кроме того, Саша был весь покрыт родинками, из которых в последние годы стали произрастать антенны. Как будто крошечные существа до поры до времени сидели у него внутри, а теперь решили произвести рекогносцировку. Саша охотился на них, атакуя антенны пинцетом. Волосы из носа он выдирал специальным приборчиком, и слезы текли у него по щекам. Неделю назад он сделал ужасное открытие, нащупав растительность в ушах. Хуже Саша ничего не смог бы придумать – разве что волосы выросли бы у него во рту.
Усы его тоже бесили, но без них он выглядел гигантским пупсом. Так что приходилось терпеть.
В Aquarelle он стригся всегда у одного и того же мастера. Они с Владом стали, можно сказать, приятелями. Саша любил поболтать с ним о том о сем и даже это общение предвкушал.
– Здороˆво!
Они пожали друг другу руки, и Саша уселся: так, что задребезжало зеркало и флаконы с муссами и лаками для волос стали друг об друга постукивать. Кресло ему жало, бумажный ошейник был слишком тесным, но к этому он заранее готовился.
Он проследил за тем, как Влад вымыл ножницы и расческу и несколько раз нажал ногой на педаль, опуская кресло. Роста он был для мужчины миниатюрного. Плюс блестящие черные волосы, смазанные гелем, быстрые черные глаза – вся его внешность словно бы говорила об экзотическом латиноамериканском происхождении. Он, несомненно, об этом знал и подчеркивал образ повадками мачо: играл желваками, посасывал зубочистку, заправлял футболку в штаны. Наверняка занимался спортом: все тело его было слеплено из маленьких крепких мускулов, юрких и отжатых от жира. Правда, в начинаниях Влада ему немного мешали уши. Они по-чебурашьи торчали в стороны.
– Как жизнь?
– Так себе… Тачку разбил, блин!
И Саша поделился горем. Влад сочувственно цокал ножницами вокруг его головы. Саша не скупился на детали, приукрашивал. Влад реагировал невнятно, вглядывался ему в затылок. Саша распалялся. В момент, последовавший за кульминацией, Влад отправился к музыкальному центру, чтобы сменить радиостанцию. Тогда Саша вытащил козырную карту, которую приберегал напоследок. Вещий сон.
– …Ты прикинь! Мне это приснилось две недели назад. Выезжаю сегодня – и хренак! Как тебе?!
Влад промямлил:
– Да, бывает же…
Саша не удовлетворился и уточнил:
– Если бы мне кто-то рассказал такую историю, я бы не поверил. Потому что на самом деле так не бывает. Но это реально произошло!
Влад мягко повернул его голову к зеркалу. Саша был трудным клиентом: вертелся, кряхтел, чесался, оттягивал бумажный воротник – словом, всячески испытывал терпение парикмахера. Однако Влад всегда оставался невозмутимым.
Саше нужна была хоть какая-то реакция.
– Вот если б это с тобой случилось, ты бы что подумал?
Парикмахер махнул рукой куда-то назад:
– Там журнал лежит, вчера читал… В нем статья про паранормальные явления. То есть как: это нам кажется, что они паранормальные, но если подумать, всегда можно найти объяснение. Смотри, если бы аварии не случилось, ты бы про этот сон забыл. Но ты тачку разбил и думаешь, что сон вещий. На самом деле это совпадение, и таких совпадений в жизни до фига.
– Да ладно, до фига. У тебя такое было?
– Не совсем такое, но было. И еще, в этой статье грамотно объясняют, что, если это с тобой происходит, ты этому придаешь огромное значение. А все, кому ты рассказываешь, думают, что это ерунда… Хочешь почитать?
– Давай.
Саша надолго задумался, и Влад, позабыв, видимо, о пострадавшей машине, начал свою историю об очередной девушке.
– Мы с ней сначала в кино ходили, гулять – ну, все как обычно. Потом она ночевать у меня осталась – один раз, другой, третий. А потом берет и вроде как жить у меня начинает. Я думаю, ладно: хоть готовить и убираться будет. Так ни фига! Прихожу с работы: жрать нечего, везде бардак, колготки ее валяются… Я говорю: знаешь, красавица, так не пойдет, ищи себе другое жилье. Она, короче, устраивает скандал, но выметается. И давай мне по телефону названивать, хамить. Я ее послал. Так она брата своего на меня натравила. Захожу в подъезд – а тут фигак сзади! Но я отбился.
Влад, разумеется, преувеличивал: с его комплекцией отбиться он мог разве что от женщины, притом небольшого размера. Но это была его история, и в ней он мог хозяйничать как угодно.
Сегодня они были явно не на одной волне – у одного колготки, у другого полжизни вдребезги. Саша вздохнул и посмотрел на постер с лицом артиста Хью Джекмана, поблекший от солнца, попадавшего на него из окна-витрины. Выцветшего Джекмана Саша давно выучил наизусть. Шевелюра его лоснилась, а оскал был белоснежным.
– А как вообще жизнь? Работа?
Влад ругнулся.
– Короче, вводят новую систему. Будут следить, кто сколько клиентов обслуживает. Собираются камеру в зал повесить. Каждый месяц что-нибудь новенькое… Скоро тут как в тюрьме будем. Еще обыскивать станут на выходе – не стащил ли ты лак для ногтей.
– А чего ты в другой салон не пойдешь? Есть и покруче, там и платят побольше.
– Да я где только не работал. И там, где покруче, тоже. Везде свои минусы.
Мозг Саши немедленно начал работать в заданном направлении.
– Слушай, я давно собираюсь новый бизнес начать. Может, салон открыть? Щас на этом кучу бабла можно поднять! Обычных до фига, а я, например, открою чисто мужской… Маникюр, педикюр, массаж… Говорят, сейчас мужики следят за собой по полной программе.
Влад замер – ножницы в воздухе, – и смотрел на него недоверчиво.
Сашина мысль устремилась дальше, стала разливаться рекой, затапливая по пути сложности и несостыковки.
– Ты бы ко мне работать пошел… Можно еще такую фишку устроить – я это не сам придумал, а где-то читал… Обслуживать будут голые девки с шикарными сиськами. То есть я читал, что они топлес обслуживают, а у нас будут голые. Прикинь!
Влад ответил:
– Тогда у меня совсем клиентов не будет… если голые девки с сиськами.
Саша замолк. Об этом он как-то не подумал.
С детства Саша имел мечту. Доказать им всем – вот как можно было бы сформулировать ее вкратце. Об этом мечтают многие, но довольно невнятно. Саша же видел зримое ее воплощение в картинке, постоянно вертевшейся у него в голове и с течением времени дополнявшейся.
Сначала это была дорогая машина. Саша выходил из нее вместе с красивой девушкой, и непременно на виду у тех, кому он хотел доказать. Излишне упоминать, что «они» при этом рты разевали от изумления и сожалений различной природы – ради этого, собственно, все и затевалось.
Позже в его фантазиях появилась конкретика: Саша теперь представал в образе солидного бизнесмена. Образ этот отыгрывался в разных ситуациях с обязательным включением статусных символов. Последнюю вариацию картинки можно было вульгарно обозвать «виллой на Карибах». Во всяком случае, там точно была недвижимость, пальмы и океан. И Саша – в шляпе и с сигарой. Он немного стеснялся этой мечты даже перед самим собой, но был, тем не менее, ею, такой тривиальной, ведом.
Он начал зарабатывать, еще учась в институте. В это время другими делались настоящие состояния, но Саша был неотесан и робок – и всего лишь торговал джинсами на рынке. Вскоре, однако, он завел дружбу с корейцем Витей, который преподал ему главный урок. Нужно, говорил он, найти плодотворную идею. В съемной квартире они стали резать ночами морковку и мариновать ее в уксусе, а с утра таскаться по магазинам и продуктовым палаткам. И умолять, блефовать, канючить – словом, делать все, чтобы пластиковые коробочки с морковкой взяли на реализацию.
Так было положено начало империи корейских салатов, небольшой, но с годами окрепшей и приносившей теперь стабильный доход. На данный момент от Саши уже не требовалось ни рук, ни нервов, ни головы: он был просто хозяином и имел право подписи, а бизнес шел сам собой. Ну или почти сам собой. А душа его просила гораздо большего.
Наладив механизм производства и продажи салатов, они с Витей сунулись было в замороженные десерты, но из этой затеи ничего не вышло. Затем открыли небольшой ресторан в спальном районе. Едва стало понятно, что он будет приносить хорошую прибыль, как на пороге возникли люди в погонах, и ресторан был продан им за бесценок. Тогда неунывающий Саша приобрел маленький автосервис, состоящий из трех работников и гаража. Расшириться в этой сфере он, правда, не смог из-за большой конкуренции и угроз азербайджанской мафии, державшей неподалеку шиномонтаж. Заскучав, Саша даже нанялся в фирму, продающую башкирские лампочки, но не вынес рутины.
Чем он только не пытался заняться! В любой момент времени в его голове роились проекты в количестве не меньше пяти. Среди них он искал тот самый, единственный, который превратит его в миллионера. Он прочитал уже добрую сотню книжек о том, как быстро разбогатеть, и сделал для себя вывод: нужно найти идею, которая всем кажется бредом. За нее никто не берется, но она-то и выстрелит! Так что он всегда был на стреме и искал полезную информацию в подслушанных разговорах, газетных сообщениях, фильмах, надписях на заборах и в интернет-форумах.
К примеру, на прошлой неделе Саша узнал, что один провинциальный завод делает штангенциркули и продает их вдвое дешевле, чем они стоят в Москве. Тут же возник дьявольски ловкий план, хотя Саша понятия не имел, что представляют собой штангенциркули. Он как раз намеревался узнать. Но ему уже виделись огромные трансокеанские суда: они везли в США контейнеры, груженные штангенциркулями.
Торговлей его интересы не ограничивались. Сейчас он размышлял над еще одной гениальной идеей. Ему удалось обнаружить не занятую пока нишу на рынке прессы: журналов для мужчин за рулем было море, а для женщин – ни одного. Автомобилисток же становилось все больше, и кто-то неизбежно должен был прийти к этой же мысли. Надо было спешить.
Влад смахнул кистью волосы и снял покрывало. Затем помыл Саше голову и просушил ее феном. Саша терпеть не мог, когда волосы заваливались под одежду и кололи его оттуда. Расплачиваясь, он напомнил:
– Ты вроде журнал обещал…
– Ага. Только верни – казенный.
Влад, маленький и ставший отчего-то очень печальным, протянул ему руку, прощаясь. Саша тут же решил, что обязательно что-нибудь для него сделает. Пока ему было неясно, как примирить автожурнал и трансокеанские суда с цирюльным ремеслом Влада. Но он был уверен, что все в итоге получится.
В ресторане Саша сразу заказал текилу, кофе и сок. И выпил по очереди, ожидая подругу. По сути она была ему никакой не подругой, но Саша терпеть не мог слово «любовница». Познакомились они случайно, в японском супермаркете на «Менделеевской». Саша хотел выбрать саке и пытал продавщицу. Та, юная и беспомощная, лепетала какую-то ересь и заикалась. Подмога возникла в виде Хитоми, и тем же вечером саке было распито Сашей вместе с крошечной азиатской женщиной.
Теперь они встречались регулярно; Саша к ней очень хорошо относился, но совсем ее не любил. По одной простой причине: он не понимал и не знал ее. Хитоми была совершенной инопланетянкой. Это проявлялось во всем. В том, как она почти никогда не смотрела в глаза, и в том, как смеялась в кулачок по поводу и без повода. Ела она маленькими кусочками и рот прикрывала рукой. Одевалась в яркие тряпки и носила под мышкой плюшевого мышонка. В постели кричала: «ебать, ебать!» (Он понял не сразу: это звучало как «еватч, еватч!») Со временем она выучила и другие глагольные формы.
Хитоми изучала русский в Японии, а в Москве поступила в аспирантуру и писала диссертацию по Юрию Олеше. Саша даже специально прочитал повесть, из которой запомнил колбасу, футбол и «поет по утрам в клозете». Это была очередная загадка: что в этом произведении могла найти японка?
Когда они в первый раз оказались в гостиничном номере, Хитоми присела на него, не раздеваясь, просто отодвинула в сторону трусики. Напрягла мышцы, глядя куда-то мимо Саши, и за две-три секунды выжала из него, как из тюбика, захлебывающийся оргазм. Саша не успел понять, что произошло, только возникли откуда-то слезы и попали ему в ухо. А Хитоми уже грациозно встала, поправила юбку и ушла в ванную. Он был ошеломлен.
Дальнейшие их встречи тоже заканчивались знаком вопроса. Даже теперь, год спустя, Хитоми казалась ему чужой. Хотя время от времени у него возникало чувство, будто этот крошечный человечек – самое близкое ему на свете существо. Но если бы у Саши спросили, зачем он нужен ей, он не сумел бы ответить. Потому что с ее талантами Хитоми вполне могла стать любовницей, а то и женой кого-нибудь покруче.
Она появилась вовремя, как всегда. Надела очки, чтобы прочесть меню. Фиолетовая оправа. Гладкий лоб, никогда не морщится. Редкие брови. По отдельности – ерунда, а все вместе – красавица. Саша приосанился и тоже начал читать.
Когда официант в длинном фартуке растворился, приняв заказ, она улыбнулась. Хитоми по большей части молчала; чтобы услышать ее голос, следовало задать вопрос. Вопрос Саша не придумал и отчего-то робел. Они съели по стейку, выпили бутылку красного. Обменялись междометиями типа «м-м!». Потом она погладила его ногу мыском розового сапожка, и Саша оттаял.
Он пересказал ей сначала свой сон об аварии, затем то, как сон магическим образом сбылся. Выслушав его до конца, Хитоми сказала:
– Мама вчела мне звонира. Бортари, так. Потом она говолит: твой длуг, у него класная масына была? Я говолю, была. Плавирьно?
Саша:
– Ну да, бэха была красная. Мы с тобой на ней ездили, когда только познакомились.
– Мама говолит: я ее виджера. Спласывает: она попадара в авалию? Я говолю, попадара. Она опятч: а длугая, новая попадара недавно? Я говолю, не знаю тощно, сплосу. Она: а я виджера, что попадара.
Ну вот. Сначала сон, а теперь оказывается, что японка на другом конце света заранее знала про несчастье с его серебристой красавицей… Хитоми не раз говорила ему о матери, якобы ясновидящей, и еще о бабушке, которая каждый день варила ядовитую змею для употребления в пищу. И дожила поэтому уже до девяноста трех лет в своей потной, жаркой стране.
– Мама говолит: в его класную масыну пощелирась веджма и плыгает за ним из одной масыны в длугую масыну. Стобы ее плогнатч, нужно помытч новую масыну с сорью. И сам ты доржен помытча с сорью. Да?
Раньше Саша во все эти сказки не верил, но тут у него пробежал мороз по коже. Он вообразил эту ведьму: японская старуха с клюкой и космами до пола. В детстве у него был диафильм «Погонщик быков и ведьма Ямамба»; Ямамба была именно такой, и он ее хорошо запомнил. Сашу передернуло, когда он представил, что никогда не был в машине один, а все время с этой мерзкой старухой. Наверное, она сидела на заднем сиденье и выглядывала оттуда. А когда он смотрел в зеркало заднего вида, быстренько пряталась – как в фильмах ужасов.
– Так, а… что теперь мыть? Машины у меня уже нет. Сегодня забрали…
– Новую мой, когда купис. А то она в нее плыгнет.
Если бы его жена наняла сыщика, тому бы не пришлось особенно напрягаться. Саша не парился и всегда снимал номер в одной и той же гостинице. Там их все знали, относились как к постоянным клиентам и периодически награждали бонусами за лояльность. Сегодня подарили бутылку дорогого шампанского.
Они его быстренько выпили, и секса в результате не получилось. Саша был очень уязвлен.
Хитоми погладила его по щеке, чтобы он не расстраивался.
Эта хрупкая азиатка никогда не пьянела, хотя пила больше него. Саша не понимал, как это возможно с точки зрения физиологии: в нем было сто пятьдесят килограмм, а в ней – от силы сорок. По рассказам Хитоми, вся ее родня спиртное употребляла как воду. Причем все подряд: вино, пиво, водку, виски, коктейли. Та самая девяностотрехлетняя бабуся ежедневно выпивала бутылку саке, настоянного на змее. И после этого еще говорят, будто японцы спиртное не переносят… Ага, как же. Саша расстроился окончательно. Сегодня явно был не его день, и следовало завершить его поскорее. Но Хитоми предложила:
– Может бытч, погуряем? Щколо хородно буджет… Потом зима – фу.
Она заранее поежилась.
И Саша, вопреки своему настроению, согласился.
В час ночи улицы были пусты. Никто не горланил песен, не бил стеклотару и не припадал к тротуару сблевнуть. От прохладного воздуха Саша быстро протрезвел, и мысли его снова вернулись к проектам. Вообще-то он не хотел о них думать именно сейчас, но не умел расслабляться. В его голове будто тикали часы, отсчитывая Время, Потраченное Зря. И словно бы спрашивали мерзким будильничьим голосом, что он успел за сегодня сделать. Того, что имел в виду будильник, Саша всегда делал довольно мало. Но голос к этому привыкать не желал, и Саша всегда чувствовал себя виноватым.
К тому же: дурацкая история с машиной. К концу дня от трагедии осталось лишь чувство досады и ощущение какой-то помойки и глупости. Предстояло еще увидеть злорадную улыбку жены… Саше стало очень одиноко, и он даже забыл, что сейчас он вдвоем. С обеих сторон проспекта нависали многоэтажки, и все было неподвижно и заперто, и витрины были темны. Изредка проносились машины и проносили кого-то мимо. Мимо Сашиной жизни и его одиночества[6].
К счастью, поднялся ветер, и у Хитоми взлетели волосы. Тогда Саша вспомнил, что он не один, и вообще. Он сжал ее руку, обнял покрепче. А потом удивился и сказал:
– Кто-то идет нам навстречу. По-моему, карлик.
Хитоми, будучи близорукой, оттянула уголок глаза и попыталась рассмотреть, кто же там впереди.
Вскоре им стало ясно, что это ребенок. Он шел медленно, будто прогуливаясь. Саша тоже замедлил темп. Приблизившись, они увидели мальчика лет восьми в джинсах и тонкой куртке, большеголового, светлого. Он посмотрел на них с любопытством. Во рту у него были два чрезвычайно больших заячьих зуба и дырки на месте соседних, недавно выпавших.
Саша остановился:
– Привет.
Мальчик тоже остановился. Секунд десять он разглядывал их безмятежно, будто слонов в зоопарке. Затем почесал около уха и спросил:
– А она японка?
Саша все ожидал, что откуда-нибудь из-за угла выйдет взрослый, сопровождающий. Хотя он своими глазами видел, как ребенок шел издалека и совершенно один.
– Японка. А ты как узнал?
Мальчик пожал плечами:
– Видео в интернете смотрю.
И снова спросил:
– Вы поженитесь, да?
Саша притворился, что не расслышал. Или что он не Саша. Или что спрашивали не его. А Хитоми захохотала, прикрыв рот рукой.
– Понятно, – улыбнулся ребенок. – А если б вы поженились, у вас были бы красивые дети-метисы. Так говорят… Поэтому есть смысл.
– Вот ты какой, значит, – сказал наконец Саша. – За словом в карман не лезешь. А тебе можно задать личный вопрос?
– Пожалуйста. Только я знаю, что вы сейчас спросите.
– Что?
– Вы спросите: что ты здесь делаешь в такое время?
Саша только руками развел:
– Было бы странно, если б я не спросил.
– Ну да.
Мальчик разглядывал Хитоми и вопрос игнорировал. Тогда она тоже спросила:
– Сто ты джераес тут следжи нощи?
Он прыснул, услышав ее акцент, и они стали смеяться вместе. Потом мальчик сказал:
– Я просто гуляю. Вы ведь тоже гуляете.
– Мы взрослые, – возразил Саша. – И к тому же гуляем вместе. А ты – один.
Тогда мальчик стал смотреть в сторону – туда, где иногда проезжали машины. Где ветер трепал по асфальту и поднимал в воздух клубок из оберточной бумаги. Где было написано РЫБА, Нотариус, Венеция.
Хитоми порылась в сумочке и достала упаковку жвачек:
– Хощещ?
– Японская? Вообще-то, дети не должны брать жвачки у незнакомых людей.
Но протянул руку и взял.
Наблюдая за тем, как он разворачивает фантик, Саша крякнул:
– Ну ты даешь. Мало того, что разгуливаешь ночью один, так еще и жвачки берешь у кого попало. Все делаешь наоборот, да?
Мальчик громко жевал; рот его ходил ходуном.
– Да нет, просто я вижу, что вы – нормальные.
Он поднял на них большие глаза и надул огромный пузырь, который тут же лопнул, облепив его губы, нос и немножко щеки.
– Мы правда нормальные. Ты скажи, ты сбежал от родителей, что ли? Мы не будем тебя сдавать.
Саша в этот момент постарался собрать всю свою нормальность в кулак и выглядеть очень нормальным. Он чувствовал по дыханию Хитоми где-то рядом с его локтем, что она тоже совершенно нормально стоит и знает: следует соответствовать. Это был щедрый и пока не заслуженный комплимент – то, как назвал их мальчик.
Вздохнув, ребенок сказал:
– Ни от кого я не убегал. Просто гуляю, потому что мне не спалось. А родители уехали на байдарках.
– Как? – не поняла Хитоми.
– Ну, на байдарках – на лодках таких. С друзьями поехали.
– И ты хочешь сказать, что ты один дома остался?
– Ну да.
Он даже пожал плечами, как будто это само собой разумелось. Саша ему не поверил.
– Так не бывает, – сказал он печально. Потому как он тоже считал, что встретил нормального человека, правильного и искреннего. А теперь придется расстаться с иллюзией – в очередной раз.
Но мальчик заглянул ему в глаза, убеждая:
– Я правду говорю. Ко мне бабушка приходила и делала на ужин омлет. А потом ушла… Ей кошку надо кормить.
И добавил:
– Родители часто уезжают… Я привык уже. Только заснуть иногда не могу – вот и гуляю, пока спать не захочется.
У Саши в голове застучали. Ему показалось, что он задушил бы сейчас и кошку, и бабушку, и этих родителей, если бы они оказались тут, перед ним. И он даже не стал бы раскаиваться. И еще…
Продолжить мысль он не успел, потому как ребенок спросил:
– А можно я с вами пойду?
В голосе его были: надежда, тревога и стыд. Саша почувствовал, что вот-вот забьется в припадке и кинется убивать бабушку прямо в ее уютной клоповьей квартирке. Мускулы его напряглись, на лбу выступила испарина. Над ним висело обозначение: он был нормальным и не мог подвести человека. Но забрать чужого ребенка он тоже не мог.
Саша сказал:
– Давай так: мы проводим тебя до дома, и ты ляжешь спать. Я дам тебе свой телефон. И если тебе не с кем будет поговорить, ты мне звони. Хоть среди ночи.
Они взяли его за руки с разных сторон и повели домой. Мальчик показывал дорогу.
– Тебя как зовут-то?
– Булка.
– Как?!
– Да это кличка такая. Потому что фамилия – Булкин. А вообще-то я Дмитрий.
– Понятно. Я – Саша. А она – Хитоми.
– Значит, ее можно называть Томи. Да?
– Наверное. Я как-то не догадался… Так намного короче.
Ребенок застенчиво посмотрел на японку и пробормотал, обращаясь к Саше:
– Она как игрушечная, правда?
Хитоми была одета в белую мини-юбку; из-под юбки торчали тонкие ножки, обутые в розовые круглые сапоги. Сверху – желтый, будто кукольный, пуховик и мышонок под мышкой. Ну точно игрушка. А диссертация по Юрию Олеше – так, прикол от производителей.
Посадив игрушечную Томи в такси, Саша поймал себе развалюху с разбитой фарой. Назвал адрес и притворился спящим, чтобы водитель, взъерошенный старичок, не развлекался за его счет болтовней.
В общем и целом Саша мало думал о детях и об их воспитании. Он считал, что в этом процессе нет ничего особенно сложного и все происходит само собой. Дети, казалось ему, сами знают, что перед сном следует чистить зубы, а после школы делать уроки. Во всяком случае, ребенок, который жил вместе с Сашей, производил на него именно такое впечатление. Он задал себе вопрос: что же это за мальчик, который вместо того, чтобы смотреть телевизор или играть в какую-нибудь приставку, предпочитает бродить ночью по улице? И нашел на него ответ: это был не совсем нормальный мальчик. Ребенок, у которого не все дома. Ха-ха.
Они могли просто не знать. Те придурки, уехавшие в поход на байдарках.
Интересно, а если бы они обнаружили, как именно Булкин-младший проводит ночь в их отсутствие?
Саша вспомнил, как прошлой весной пил в парке пиво с одной знакомой. Была ранняя весна, когда уже пригревает солнышко, но воздух еще очень холодный. Они расположились на бревне у водоема. Прямо перед ними на воде раскачивался плот, а на нем – группа мальчишек лет десяти-одиннадцати. Пацаны курили и матерились, толкались, смеялись, падали в ледяную воду прямо в кроссовках и куртках, залезали обратно – и все это продолжалось час или полтора. Знакомая Саши зачарованно смотрела на них и наконец сказала:
– Если бы появилась волшебница и предложила исполнить желание, знаешь, чего бы я попросила? Чтобы родители, и бабки, и тетки вот этих детей оказались вдруг здесь, и я бы смогла увидеть их лица.
Если бы только все мы знали, чем занимаются наши близкие, когда мы не видим.