Она всегда танцевала только для него.
В этот вечер в Лондоне в последний раз давали балет Стравинского «Жар-птица».
В прошлый свой приезд в Лондон она танцевала одну из царевен и значилась дублершей исполнительницы главной партии.
Теперь, когда по просьбам публики этот потрясающий балет возобновили, Аня уже стала примой балета Татьяной, и те, кто собрались в зале, пришли сюда, чтобы посмотреть именно ее.
Театр был полон, ей сказали, что сегодня вечером среди зрителей будет герцогиня, но Аня все равно танцевала только для него. Для Романа Зверева. Первой и единственной любви в ее жизни.
Не считая балета.
Многочасовые занятия, абсолютное владение своим телом, жесточайший репетиционный режим и бесконечное стремление к совершенству – все это она делала для себя.
Но, выходя на сцену, она танцевала для него.
Теперь она пользовалась отдельной гримерной. Подобно большинству артистов Аня была суеверна, и стол в ее гримерке напоминал алтарь. Он был заставлен безделушками-талисманами, собранными за долгие годы. Специальный грим и кисточки были тщательным образом разложены в особом порядке.
Она уже разогрелась. Забинтовала израненные пальцы ног и отбросила в сторону разбитые пуанты – новая пара уже приготовлена. Свои каштановые волосы Аня убрала в высокий тугой пучок и выбелила лицо. Осторожно наложила золотые тени и подвела черной тушью светло-зеленые глаза.
Все делалось строго по порядку. До начала оставалось полчаса, и Аня, выпив кокосовой воды, медленно сжевала половинку банана. Вторую половинку прима аккуратно завернула и отложила в сторону, ее она съест в антракте вместе с маленькой шоколадкой.
Аня любила шоколад. Он напоминал ей о Романе.
Покончив с едой, она вытерла рот салфеткой и водрузила на голову убор из красных и золотых перьев. Потом тщательно закрепила его на волосах множеством заколок и шпилек. Наконец, довольная тем, что он держится крепко, Аня накрасила губы алой помадой и позвонила своей костюмерше.
Выскользнув из шелкового халата, она надела костюм – плотно облегающий темно-красный лиф с оранжево-золотым узором и пачку из десяти слоев ткани, расшитую шелковыми перьями. Аня подняла руки и проверила молнию. Костюм сидел идеально, открывая стройные линии ее длинных рук и ног.
За порогом театра в реальном мире ее миниатюрная фигура притягивала взгляды и вызывала удивленный шепот своей худобой. Однако все ее маленькое тело состояло сплошь из стальных мышц и отличалось удивительной силой.
О да, она работала над этим каждый божий день. Многочасовые занятия у станка, бесконечные репетиции и строгое самоограничение позволяли ее телу исполнять па, о которых другие могли только мечтать. Но, несмотря на годы, проведенные на сцене, сейчас, когда раздался второй звонок и костюмерша в последний раз осмотрела ее с головы до ног, Аня ощутила нервную дрожь.
Теперь она больше не Аня, она Татьяна.
– Merde! – бросила костюмерша балетный аналог напутствию «ни пуха ни пера» – и Татьяна кивнула, но ничего не ответила, потому что у нее слишком сильно стучали зубы.
Она набросила на голые руки и плечи тяжелую шелковую шаль, купленную в подарок для матери. Катя, мать Ани, вырастила дочь одна. Она работала в России поваром в детском доме. Недавно мать умерла, но успела увидеть свою дочь на вершине славы, за что Аня не переставала благодарить судьбу.
Аня помнила, как делала свои первые танцевальные шаги на кухне детского дома, где работала мама. Вместо того чтобы идти домой, в их маленькую холодную пустую квартирку, она шла в детский дом и отрабатывала шаги, чувствуя в желудке голодную боль из-за запаха тушеного мяса, которое готовила мать.
Иногда ей удавалось тайком попробовать его, но, если мать замечала, Аня получала увесистый подзатыльник.
– Ты что, хочешь стать такой же толстой, как я? – приговаривала Катя.
Конечно, иногда они ссорились, но только в те годы, когда Аня была подростком.
– Никаких мальчиков, – предупредила Катя, заметив, как Аня пялится на Романа. – Особенно таких, как Роман Зверев. От таких одни неприятности.
– Нет, – возражала Аня. – Он просто скучает без своего брата-близнеца.
– Близнеца, которого он колотил и запугивал.
– Нет, – снова заступалась Аня, – это потому, что Даниил отказывался идти в приемную семью без своего брата, и Роман только так смог его заставить.
– Не пререкайся. – Катя опустила рулонную штору и отправила Аню в дальнюю часть кухни. В этот вечер дома мать провела с дочерью строгую воспитательную беседу. – У тебя не должно быть никаких мальчиков. Чтобы добиться успеха в балете, ты должна думать только о танце.
Аня подчинилась – никаких мальчиков. Но через несколько лет она снова встретила Романа.
И к тому времени он стал мужчиной.
Сейчас, готовая выйти на сцену, Аня смотрела на свои талисманы, поочередно дотрагиваясь до каждого. Она открыла маленькую шкатулку, но не стала доставать скомканный кусочек фольги. Это подождет до антракта. Вместо этого она провела пальцами по выцветшей бирке. Эту бирку она оторвала от простыни, на которой они с Романом впервые занимались любовью. Рядом с ней лежала маленькая золотая сережка в форме кольца.
Поднеся к губам бирку, Аня поцеловала ее и, снова положив в шкатулку, захлопнула крышку.
Раздавшийся стук в дверь сказал ей, что пора идти, и Аня двинулась по лабиринту коридоров старого лондонского театра. «Merde», – снова и снова неслось ей вслед, но она не отвечала.
Аня нелегко заводила друзей. Ее единственной целью было подняться на вершину, и все считали ее холодной. Такой она и была. Снежной королевой. Пока не начинала танцевать.
Мика уже стоял в кулисе. В своем красном костюме и маленькой шапочке, на которую ему предстояло приколоть перо, подаренное Жар-птицей. Они лишь кивнули друг другу. Перед выходом на сцену каждый был поглощен собственным внутренним ритуалом.
Пресса упорно старалась представить их парой. Мика пользовался репутацией покорителя женских сердец, и ту химию, которая возникала между ними на сцене, невольно переносили за пределы зрительного зала.
На самом деле между ними ничего не было. Аня не сближалась ни с кем. Такое случилось только однажды. Роман ее бросил, и жизнь, наполненная радостью и страстью, осталась в прошлом.
Публика начала аплодировать, и Аня, сбросив с плеч шаль, сделала финальную разминку. Зал затих, раздались звуки оркестра.
– Merde, – бросила она Мике, когда тот подхватил свой лук и стрелы – реквизит для первой картины – и в образе Ивана-царевича вышел на сцену, представлявшую собой сказочный сад.
Аня сделала несколько глубоких вдохов, стараясь справиться с подступившей дурнотой и перестать стучать зубами. Даже после стольких лет она страдала от жуткого страха сцены, становившегося тем сильней, чем успешнее становилась ее карьера.
Сегодняшняя партия считалась очень сложной, и внутреннее напряжение достигло невероятной силы. Аня сделала несколько шагов назад, остановилась, закрыла глаза и сделала еще несколько медленных, глубоких вдохов, ожидая выхода.
Когда момент настал, она уже не была ни Аней, ни даже Татьяной. На сцену она вылетела Жар-птицей. Всполох золота в ореоле света промчался по сцене, и она услышала, как зал затаил дыхание. Жар-птицу заметил Иван-царевич.
Он спрятался за деревом, а Жар-птица с другой стороны сцены делала очередные глубокие вдохи, готовясь снова потрясти зрителей. И ей это удалось.
Теперь царевич прятался в саду и караулил Жар-птицу, чтобы поймать ее, а она, снова выпорхнув на сцену, сорвала с дерева золотое яблоко.
Жар-птица так прекрасна, танцуя, думала Аня. Она стройна, изящна и грациозна. Немногие знали, каких отчаянных усилий стоит воплотить эту красоту на сцене. Сегодня, в этом финальном спектакле она танцевала для него.
Для Романа. Для человека, которого она по-прежнему горячо любит.
Долгое время Аня боялась, что он умер. Но, к счастью, это было не так. Он ни разу не сказал, что любит ее. Да и любил ли? И увидит ли она его когда-нибудь? Жар-птица снова и снова задавала себе этот вопрос, когда царевич поймал ее, и началось pas de deux.
Где-то в душе теплилась надежда, что это случится – скоро труппа будет в Париже, где, как знала Аня, теперь живет Роман. «Станет ли он искать встречи со мной на этот раз?» – задавалась она вопросом, когда царевич поднял ее высоковысоко к самому небу.
Все шло хорошо. Наступил антракт, и она, не обращая внимания на болтовню коллег, заперлась в своей гримерке. Первые десять минут ушли на то, чтобы просто восстановить дыхание. Эта партия была одной из самых сложных. Потом Аня съела вторую половинку своего банана и, положив в рот маленькую шоколадку, закрыла глаза.
Чувствуя на языке сладкий вкус шоколада, она вспомнила свое первое выступление. Аня всегда репетировала у матери на кухне. Но однажды, когда она уже стала подростком, мама сказала, что не надо танцевать, когда обедают мальчики. Это их отвлекает.
Вместо этого она должна надеть фартук и подавать им еду. А ей так нравилось отвлекать одного из них. Романа. У них с братом-близнецом обнаружились способности к боксу, и завхоз Сергей пытался их тренировать, утверждая, что однажды братья Зверевы прославятся в мире бокса.
Маленькой девочкой Аня смеялась над их тренировками, утверждая, что она куда сильнее и ловчее их. Так оно и было.
Аню приняли в знаменитую балетную школу, но на каникулы она снова возвращалась в детский дом.
Они всегда ходили вместе – четверо неразлучных друзей: Роман, Даниил, Николай и Сева. Воспитатели называли их ходячей проблемой. Аня так не считала. Но накануне того дня, когда Даниила собиралась забрать богатая семья из Англии, Роман затеял поединок с братом, из которого вышел победителем.
Она помнила, как Даниил сидел на кухне, а ее мать делала все, что могла, чтобы привести в порядок его щеку.
– Богачам не понравится это безобразие, – говорила ему Катя, пока Аня бегала за аптечкой.
Она смотрела на Даниила и видела в его глазах недоумение. Как брат мог сотворить с ним такое? «Это потому, что Роман хочет тебе добра», – хотелось ей сказать. Она понимала, что Роман просто хотел ему внушить, что без него сможет легче пробиться в боксе.
Но Аня слишком волновалась и побоялась сказать это в присутствии матери.
После того как Даниил уехал в Англию, маленькая группа друзей быстро распалась. Сева начал ходить на занятия в престижную школу, а потом и вовсе перешел туда. Николай исчез и, как выяснилось недавно, просто сбежал.
В детдоме остался только Роман. Теперь он приходил в столовую во вторую смену со старшими, самыми проблемными ребятами. Он стал красавцем. Темные волосы, светлая кожа и черные глаза, взгляд которых иногда ловила на себе Аня. Она всегда ждала его появления и остро ощущала его присутствие. Даже в самые холодные дни, когда он приходил на завтрак, у нее начинали пылать щеки только оттого, что он был рядом.
Вечерами, когда она подавала ему ужин, их пальцы иногда соприкасались, когда он забирал тарелку. Аня жила ради таких моментов и мечтала поговорить с ним. Но он жил в закрытом крыле, и мечта оставалась недостижимой. Иногда она пыталась убедить себя в том, что ей только кажется, будто Роман чувствует то же, что и она. Но однажды вечером их пальцы снова встретились и он сунул ей что-то в руку. Аня невольно нахмурилась, ощутив маленький плоский предмет.
Волнуясь, как бы мать не заметила, она сунула его в карман фартука. Но потом, когда ее отослали на кухню есть суп, она его достала.
Шоколадка. Бельгийская. Целая плитка! Откуда он ее взял? И почему вместо того, чтобы самому съесть такую редкостную вкуснятину, Роман сохранил ее для Ани?
Мать все узнала. Она открыла дверь и увидела, как Аня засовывает шоколадку в рот. Катя страшно ругалась и дала ей затрещину. И не только из-за сладкого вкуса. Если Роман отдал ей эту шоколадку, значит, он думал о ней. Все эти годы она хранила обертку из фольги и сейчас, дотронувшись до нее, улыбнулась своим воспоминаниям.
Подошло время возвращаться на сцену. Завернувшись в материнскую шаль, Аня подкрасила губы алой помадой и снова пошла по лабиринту коридоров.
Жар-птица взлетала еще выше. Танцуя с чудищами, притаившимися во мраке, она думала о любимом, который ее бросил. О том, как он разбил ее сердце, когда ушел, даже не попрощавшись.
Но она поднялась. Свое горе, свою злость, свою тоску она изливала в балете – ее второй любви. И похоже, он вознаградил ее, раз теперь она порхала здесь в свете прожекторов. Теперь она – прима-балерина и знала, что сегодня весь зал будет у ее ног.
Жар-птица смеялась над чудищами, заставляя их танцевать до изнеможения, а сама продолжала летать, словно не знала усталости.
И как всегда, Аня представляла себе, что Роман видит, как Иван-царевич ловит ее, кружит ее, а она – воплощение совершенства – падает в его объятия. Она представляла себе, как Роман страдает, жалея, что оставил ее.
Когда на сцене разбилось волшебное яйцо, Жар-птица с болью вспоминала его улыбку.
Как-то в детском доме началась эпидемия гриппа, и воспитанникам запретили выходить из своих комнат. Однажды, незадолго до того, как Роман, окончив школу, вышел из детского дома, Аня относила ужин в его спальню, и они впервые на мгновение остались одни. Как ей хотелось поцеловать эти шелковые губы.
– Где ты взял шоколадку? – спросила она.
Роман не ответил, но от его улыбки она вся наполнилась теплом.
И вот сегодня она горела огнем, вспоминая об этом. Но потом все кончилось.
В финальной сцене Жар-птица не появлялась, она сидела на полу за кулисами и жадно хватала ртом воздух. У нее совсем не осталось сил. Когда спектакль окончился, услышав крики «браво» и аплодисменты, она заставила себя встать. Жар-птица вылетела на поклон. Все такая же прекрасная, такая же ослепительная, она принимала аплодисменты.
При ее появлении весь зал встал. Зрители понимали, что сегодня вечером они видели потрясающий спектакль. Татьяна сделала несколько глубоких реверансов, наклонилась и подхватила брошенные на сцену розы. Она знала, что заслужила признание публики, и улыбалась в ответ на непрекращающиеся крики зрителей.
Овация продолжалась десять минут, ее вызывали снова и снова, но, только когда шум постепенно начал стихать, она услышала это.
– Браво, красавица!
На миг Татьяна застыла на месте, потом повернулась направо и уставилась в темноту, но так и не смогла его разглядеть. И все же она узнала голос.
Это был Роман.