Габриел в страхе прижимался ухом к замочной скважине. Зейде плакал. Но мужчинам не полагалось плакать, и дед сам это говорил по меньшей мере раз в неделю.
– Ах, Рейчел, все пропало! О-о ужас! Тысяча проклятий на их голову!
– Но… но они английские джентльмены, – прошептала бабушка. – Они должны заплатить. Обязаны.
– Что, из Франции? – с горечью в голосе откликнулся дед. – Пойми, ради бога, их нет. Они разорены. Мы лишились всего – и, боюсь, даже дома.
– Нет! – задохнулась бабушка. – О, только не моего дома! Малахия, прошу тебя!
– Неплатежеспособные не могут жить в Финсбери, Рейчел. Нам лучше опять снять лачугу в Хаундсдиче.
– А майор Вентор? – спросила пожилая дама. – Не согласится ли он помочь нам?
– Помочь! Рейчел, ты о чем? Здесь никто никому не поможет!
– Но я напишу ему, хорошо? Он, возможно, пришлет нам денег.
Габриел увидел, как она идет к небольшому письменному столу каштанового дерева.
– Что, из офицерского жалованья? – Голос деда теперь напоминал глухой стон. – Нет, Рейчел, нет. Такова воля Божья. Все кончено.
Перед тем как войти в утреннюю гостиную, Гарет пригладил рукой еще влажные волосы. В другой руке он держал документы, которыми снабдил его Кавендиш. Большинство из них он еще не прочитал. С момента неожиданного визита поверенного прошло всего два дня, но Гарет уже устал изображать того, кем не был. Он не стремился к этой встрече, но с неприятным делом необходимо покончить без промедления, чтобы решить, как жить дальше…
Решительно постучав в дверь и услышав разрешение войти, он переступил порог гостиной.
Комнату заливал неяркий послеполуденный свет, играя на золотистой обивке и мебели кремового цвета. У широких раздвижных окон стояла женщина и смотрела в сад. Стройную фигуру облегало элегантное платье пурпурного цвета, такого темного, что казалось черным; в волосы, сияющие золотом, были искусно вплетены узкие черные ленты; тонкая черная шаль, соскользнув с плеч, мягко лежала на локтях. Дама являла собой пример воплощения королевского высокомерия, но Гарета это ничуть не удивило.
Лишь когда он громко и резко поздоровался, она обернулась и удивленно распахнула глаза. Почему – он не понял, поэтому холодно представился:
– Я Уорнем. А кто вы?
Женщина присела в грациозном и таком глубоком реверансе, что едва не коснулась лбом пола, и спокойно ответила:
– Я Антония. Добро пожаловать в Селсдон-Корт, ваша светлость.
– Антония?..
– Антония, вдовствующая герцогиня Уорнем.
Мгновенно все поняв: о господи, какой же он идиот! – Гарет смущенно уточнил:
– Вы… вы были второй женой Уорнема?
Дама, слегка скривив в подобии улыбки губы, скептически поправила его:
– Четвертой, насколько мне известно. Покойный герцог был неутомим.
– Боже правый, настойчив в чем? В том, чтобы убить себя?
Герцогиня отвела взгляд, и Гарет мгновенно все понял. Когда умер Сирил, Уорнем процветал, и ему отчаянно нужен был наследник вместо мальчика-кузена, которого герцог не просто не любил, а люто ненавидел всеми фибрами своей души, и чтобы тот не стал наследником, избавился от него в надежде на то, что он не выживет и никогда больше не увидит Англию, но увы…
А эта леди… Боже правый, она оказалась еще прекраснее, чем он подумал, и, похоже, очень молода – вряд ли намного больше тридцати, – то есть вполне могла подарить ребенка озлобленному старику. Но если у нее и есть дети от Уорнема, то наверняка это девочки, иначе Гарет не стоял бы сейчас здесь и она не смотрела бы дипломатично в сад, чтобы не смущать его. Пропади пропадом ее сочувствие – Гарет в нем не нуждался.
– Позвольте выразить вам соболезнование в связи с тяжелой утратой, – произнес он ровным голосом. – Как известно, мы с кузеном не общались, поэтому я не знаю…
– Мне ничего не известно о делах мужа, – поспешила перебить его герцогиня, – поэтому нет необходимости мне что-то рассказывать.
– Прошу прощения?
– Наш брак был коротким, ваша светлость, – ответила она раздраженно. – И заключен с единственной целью… Уорнема не интересовали мои личные дела, а меня – его.
Она предельно ясно дала понять, что говорить не о чем. Несколько мгновений Гарет почти тупо смотрел на женщину, на вид хрупкую, как китайский фарфор, но в то же время холодную, равнодушную и надменную.
– Скажите, мадам, есть ли в этом доме хоть один человек, у которого не возникает желания послать меня ко всем чертям? – с усмешкой спросил Гарет. – Неужели все настроены так агрессивно?
– Не имею ни малейшего представления. – Она вскинула изящно очерченные брови. – Но лично я, ваша светлость, не желаю вам ничего дурного. Мне просто хочется жить своей жизнью: такой, какая она есть, – обрести свободу. Вот и все.
– Свободу? – повторил он эхом. – Да, понимаю, я заставил вас ждать.
– Это судьба заставила меня ждать, – поправила его герцогиня. – И если мы заговорили об ожидании, ваша светлость, у меня к вам просьба: окажите милость и больше не унижайте слуг, вынуждая стоять под дождем. У миссис Масбери слабые легкие.
– Поверьте, мне совершенно ни к чему помпезные церемониалы. – Гарет нахмурился. – Должно быть, это Коггинсу пришло в голову их выстроить.
– Но вы же их не распустили, – возразила Антония, вздернув подбородок.
– А что следовало сделать? – огрызнулся Гарет. – Просто пройти мимо? Это было бы для них оскорбительным, мадам, потому что подразумевало бы, что их труд для меня ничего не значит. И если бы вы, мадам, когда-нибудь работали, то понимали бы, что подобное отношение способно нанести жестокий удар.
– Простите, что перебила вас, и за просьбу тоже простите, – тихо, но твердо сказала герцогиня, и слабый румянец, который еще сохранялся на ее щеках, совсем пропал.
– Нет, вы не должны извиняться, – резко произнес Гарет. – Вы можете говорить, когда хотите и что хотите. И пока мы с вами беседуем, мадам, я все же позволю себе отдать еще одно распоряжение: будьте добры немедленно вернуться в свои апартаменты в южном крыле.
Антония побледнела.
– Думаю, вряд ли это пристойно, ваша светлость.
– Пристойно? – повторил Гарет, слегка обескураженный. – О господи! Вот вы о чем… Я займу комнату в другом крыле.
– Но я все равно не уверена, что это правильно. – Ее смущение перешло в замешательство.
– Позвольте на ваше мнение по этому поводу не обращать внимания, – заявил Гарет.
– Боже, но вы ведь кузен Уорнема, – возразила герцогиня.
– Да, и, к сожалению, другого у него не было, – бросил Гарет раздраженно.
– И что это означает? – поинтересовалась Антония.
– Неважно. – Гарет кашлянул и внезапно смутился, осознав, что до сих пор не предложил даме сесть. Жестом указав герцогине на стоявшие у окна кресла, он с легкой иронией заметил: – Я вижу, вам очень нравится вид на парк, так что прошу вас, присаживайтесь.
Герцогиня восприняла его предложение как приказ, хоть и высказанный в форме предложения. Напряженно выпрямив спину под пурпурным шелком и не отрывая взгляда от окна, с видом королевы она села и расправила юбки.
Заставив себя отвести от нее взгляд, Гарет смотрел на изумительный вид под окнами, на зеленое пространство аккуратно подстриженного самшита, на посыпанные мелким гравием дорожки, которые, несомненно, каждое утро расчищали скребком, и на величественный фонтан, выбрасывавший в воздух струи воды почти на десять футов. Сирил и Гарет называли фонтан рыбьим, потому что вода извергалась из ртов мифических существ, окружавших скульптурную фигуру Тритона. Мальчишками в теплые летние дни они очень любили здесь резвиться.
Нахлынувшие воспоминания снова напомнили Гарету, что все это должно было принадлежать Сирилу. Он был рожден для того, чтобы править, его готовили к этому. Его, а не Гарета, которому даже в самых диких снах это не могло присниться.
Он сел в кресло напротив герцогини и заставил себя спокойно взглянуть на нее. На этот раз у него странно перехватило дыхание. Что за ерунда! Он не знал эту женщину, и она, очевидно, тоже не имела никакого желания знакомиться с ним.
– Какие у вас планы на будущее, мадам? – поинтересовался Гарет. – И нужна ли вам помощь?
– Пока никаких реальных планов. Мистер Кавендиш сказал, что я сначала должна заручиться вашей поддержкой.
– Поддержкой? – Гарет нервно постучал о бедро краем папки. – Возможно, речь идет о совете или, так сказать, пожелании? Вы же обладаете всеми правами вдовы, разве не так?
– Мне причитается одна двадцатая часть дохода от владений герцога, – ответила она, – так что голодать не буду.
– Одна двадцатая? – Гарет в изумлении уставился на герцогиню. – Господи, что заставило вас согласиться на такое?
– Вы, должно быть, действительно долго отсутствовали, ваша светлость, – заметила Антония, слегка приподняв мягкие дуги бровей. – В Англии все еще патриархальный строй.
Разумеется, она права. Гарет просто привык к независимости Ксантии, но большинство женщин не имели права жить так, как им хочется.
– Брачные соглашения заключал мой отец, – пояснила герцогиня, – а я ничего о них не знала до тех пор, пока после похорон мужа не пришел поверенный. Кавендиш должен был передать вам копию. Но даже одна двадцатая дохода от Селсдон-Корта вполне может обеспечить жизнь семьи из десяти человек, если не шиковать. Так что голодная смерть мне не грозит.
– Ваш отец поступил неразумно – похоже, слишком спешил выдать вас замуж, – сделал вывод Гарет, перебирая бумаги в папке. – По гражданскому английскому праву вы получили бы одну треть, не так ли? – Она не ответила – только побледнела еще больше, – хоть и убитой горем не выглядела – скорее подавленной. Постепенно к ней вернулся румянец, и она, расправив плечи, сказала:
– Этот брак обсуждался со всех сторон, ваша светлость. Мой отец считал, что я должна быть благодарна Уорнему за предложение, так как у меня не было никаких перспектив.
– Вот как? – пробормотал Гарет.
Что за ерунду она плетет! Такие, как она, не без основания могли считать, что мужчины всегда будут у их ног.
– Как вдовствующая герцогиня, мадам, вы имеете право остаться в своем доме, – кашлянув, продолжил новоиспеченный герцог. – Никто не может насильно выселить вас отсюда. Я буду приезжать нечасто, так что вряд ли мы помешаем друг другу.
– Спасибо, – сдавленно произнесла герцогиня, и он заметил, как ее плечи чуть-чуть расслабились, а на лице отразилось нечто похожее на облегчение. – Я… благодарю вас, ваша светлость, но не вполне уверена, что…
– Что хотите остаться здесь? – подсказал Гарет. – Да, это место, несмотря на все его великолепие, похоже на мавзолей. А ваш отец? Быть может, вы переедете к нему?
– Нет-нет, – ответила она слишком поспешно. – Он… сейчас путешествует.
Гарет понял, что лучше не говорить на эту тему, и спросил:
– У вас есть дети, мадам?
Ее взгляд на секунду метнулся к нему, и Гарет увидел, как в глазах герцогини полыхнула боль.
– Нет, ваша светлость, – ответила она едва слышно, – Бог не дал.
Господи, о чем можно говорить с этой женщиной, чтобы не причинить боли?
– Что советует Кавендиш?
– Он считает, что мне следует перебраться в Нолвуд, – во вдовий дом, и вести скромную жизнь вдали от любопытных глаз. – Она сцепила руки в замок и положила на колени. – Он считает, что в сложившейся ситуации это будет… лучше всего.
Вдовий дом? У Гарета все внутри сжалось, но он не подал виду.
– По-моему, вы еще слишком молоды, чтобы жить затворницей, если только сами того не пожелаете. Прошу простить меня за неосведомленность, но разве у нас нет дома в городе?
– На Брутон-стрит, но он сдан.
– Я могу отказать наемщикам, – предложил Гарет.
– Вы очень добры, – сказала герцогиня, – но я не могу вернуться в Лондон. К тому же не уверена, что светская жизнь пойдет мне на пользу.
Гарет был иного мнения. Она молода и умопомрачительно красива, и впереди у нее целая жизнь. Хоть у нее и не слишком большой доход, но, благодаря своей красоте, несомненно, она могла бы удачно выйти замуж, как только стихнут пересуды по поводу смерти Уорнема (конечно, если нет чего-то такого, о чем она умалчивает). Быть может, у нее скандальное прошлое?
В задумчивости Гарет взглянул на герцогиню. Нет. Похоже, что она больше страдает от клеветы, которую нелегко опровергнуть. Утихнут ли когда-нибудь эти сплетни? Возможно, еще не скоро: ведь и года не прошло, как умер Уорнем. Общество быстро подхватывает сплетни, но медленно забывает. Ну что ж, каждый несет свой крест. Ее прошлое его не касается.
Гарет быстро перелистал бумаги в поисках договора о сдаче внаем дома на Брутон-стрит, но ничего не нашел и снова взглянул на герцогиню:
– Что ж, думаю, мадам, нет необходимости решать все в спешке. Вы можете продолжать жить в Селсдон-Корте сколько пожелаете, но если предпочтете Нолвуд… мы можем это обсудить.
– Мне говорили, что он в ужасающем состоянии и что потребуются огромные средства для ремонта. Насколько я знаю, им никто не занимался много лет.
– Это правда. – Гарет почувствовал, как у него сводит скулы. – Знаете, я жил там в детстве, и уже тогда он был ветхим и насквозь прогнившим.
– Я… не знала. – Она вскинула голову и удивленно взглянула на него. – Хотя, конечно, слышала, что вы жили здесь.
– Я никогда здесь не жил, – возразил Гарет, – то есть в этом доме.
– О-о! – Герцогиня отвела взгляд. – А я никогда не была в Нолвуде.
– Там не на что смотреть, да и дом сейчас, безусловно, непригоден для жилья. Там нет дренажа, и в подвале настолько сыро, что уже тогда лестница, что вела вниз, была покрыта плесенью.
При этих словах герцогиня скорчила такую гримасу, что сразу стала похожа на девочку, а Гарет едва не расхохотался, на секунду позабыв о холодных и безрадостных ночах, которые провел в том мрачном старом доме, и о том, что было потом.
– Честно говоря, издали он выглядит привлекательным, – как бы извиняясь, сказала герцогиня, – и напоминает небольшой сказочный замок.
– Наверное, из-за башенок, – заставил себя улыбнуться Гарет. – Снаружи они смотрятся неплохо. Но если вы действительно хотите там жить – а не потому, что так решил Кавендиш, – то нужно сделать необходимый ремонт, поменять мебель и все остальное. Я не сомневаюсь, что замок того заслуживает.
– Ваша светлость, теперь вы, разумеется, один из самых богатых людей Англии. Конечно, я вовсе не хочу сказать, что до этого вы не были богатым, не стану также делать вид, что не знаю ваше положение… – Герцогиня покраснела, а Гарет усмехнулся:
– Интересно, какие еще страшилки рассказывал обо мне этот старый пройдоха Кавендиш? Что я жулик из темного переулка, или вор-карманник, или, может, гробокопатель? Я уже начинаю сожалеть, что не являюсь никем из них. Я бы с удовольствием посмотрел, как он, зажав нос платком, бегает взад-вперед по докам.
На мгновение ему показалось, что герцогиня, того гляди, рассмеется, и он поймал себя на том, что очень хочет услышать ее смех.
– Ну что ж… – Отложив папку в сторону, он задумчиво произнес: – Пожалуй, пока это все. В котором часу здесь подают обед?
– Обычно в половине седьмого, но сегодня понедельник, ваша светлость.
– Понедельник… и что?
– Обычно по понедельникам наши соседи Ингемы в Селсдоне обедают, – пояснила герцогиня, едва ли не испуганно. – И еще, как правило, доктор Осборн, приходской священник с женой. Супруга его сейчас отдыхает в Брайтоне, а доктор будет… Вас это не смущает?
– Еще как смущает! Я бы тоже предпочел отдыхать в Брайтоне.
– Я имела в виду присутствие соседей и мистера Осборна, – уточнила герцогиня, едва заметно улыбнувшись. – Это наш деревенский доктор из Лоуэр-Аддингтона. А сэр Перси и его жена – просто замечательные люди. В это ужасное время они все были со мной.
– Что ж, буду рад познакомиться с ними, – вставая, ответил Гарет, а про себя решил, что ему повезло и не придется опять целый час провести наедине с этой дамой.
Со сдержанной улыбкой он подал руку герцогине, она встала с кресла и направилась к выходу, но у двери задержалась.
– Ваша светлость, хочу вас предупредить, что уже сегодня вы услышите сплетни.
– Сплетни? Да Селсдон просто кишит сплетнями. О чем именно вы говорите?
– Кое-кто убежден, что смерть моего мужа не была несчастным случаем, – тихо сказала герцогиня и посмотрела на него с той же болью в глазах. – Ходят разговоры, что я не была счастлива в браке, вот и…
От слов, столь эмоционально вырвавшихся из уст герцогини, у Гарета по спине побежали мурашки.
– Вы хотите сказать, что вас обвиняют в убийстве?
– Обвиняют? – Она грустно улыбнулась. – О нет, это было бы слишком. Гораздо проще очернить меня перешептываниями и намеками.
– А вы не убивали его? – Гарет взглянул ей прямо в глаза.
– Нет, ваша светлость, не убивала, но он мертв.
– Я по себе знаю, какую безжалостную, разрушительную силу могут нести сплетни, – сдержанно произнес Гарет. – В таком случае, полагаю, всему этому следует уделить ровно столько внимания, сколько оно заслуживает, то есть нисколько.
Гарет ушел, оставив герцогиню у дверей, но в том, что высказал правильное суждение, уверен не был. Ему казалось, что в герцогине есть что-то необычное и немного таинственное: затаенный испуг в глазах, но чтобы она была убийцей? Нет, в это Гарет поверить не мог.
К сожалению, в светском обществе слухи такого рода могут погубить безвозвратно. Пожалуй, Гарет начинал понимать, почему герцогиня готова спрятаться в старом отдаленном поместье, лишь бы не возвращаться туда, где придется заново строить собственную жизнь.
Но какое ему до всего этого дело? Он приехал сюда лишь для того, чтобы осмотреть имение и удостовериться, что оно приносит доход. Он здесь не для того, чтобы спасать мир или даже его маленький уютный уголок, принадлежащий герцогине.
– Вы вернулись! – воскликнула Нелли, дожидавшаяся Антонию у дверей спальни, словно полагала, что ее хозяйка будет съедена заживо. – Ну, какой он, мадам?
– Высокомерный, – грустно сказала Антония и бросила на кровать черную шаль. – А теперь уложи мои вещи, Нелли. Мы переезжаем…
– О, мадам! – запричитала горничная, не дав герцогине закончить. – У него, наверное, нет сердца! Правда!
– …обратно в герцогские покои, – с улыбкой закончила Антония.
Нелли открыла рот от изумления, а через секунду воскликнула:
– Слава богу! Значит, обратно в ваши прежние апартаменты? Вот это правильно, уже за одно это он вполне заслуживает уважения.
Антония молча прошла к окну. Было очевидно, что Нелли жаждала услышать больше, но говорить не хотелось и, отдернув прозрачную гардину, она устремила взор вниз, на посыпанный гравием двор.
Что же произошло только что в утренней гостиной? Антония чувствовала какие-то непонятные, странные изменения, в ней словно что-то встрепенулось… Появилось ощущение, будто ее встряхнули и внутри у нее что-то пробудилось к жизни.
Ей почему-то казалось, что новый герцог Уорнем окажется высокомерным хлыщом, хотя ее это мало заботило. Да он с первого момента показался ей в принципе таким. В хорошо подогнанном по фигуре сюртуке и облегающих бриджах он выглядел аристократом до мозга костей. Золотистые проницательные глаза словно сверлили ее, твердый подбородок свидетельствовал о решительности и упрямстве, нос выглядел орлиным, а густая грива – львиной. И в какой-то момент Антония вдруг почувствовала гнев, что было на нее совсем не похоже. Уже давно в этой жизни не было ничего такого, что вызвало бы такие эмоции.
Откуда же взялась эта вспышка гнева? Антония уже очень давно ни на кого не повышала голос, но в герцоге что-то возмутило ее. Может самоуверенность, с какой он держался, явно довольный своей новой ролью? Но странное дело: к концу встречи и ее несказанному удивлению, он стал почти добрым знакомым. Антонии показалось, что он поверил ей.
Новый герцог совершенно не соответствовал ее представлениям, и это не то чтобы пугало, а… возбуждало. И вот это обстоятельство вызывало недоумение.
– Я не думаю, что новый герцог рубаха-парень, но вроде бы справедливый, – заговорила, наконец, Антония.
– Но вы сказали, он высокомерный… – с тревогой в голосе напомнила Нелли, легонько дотронувшись до локтя Антонии.
– Да, но вполне возможно, что в его жилах действительно течет благородная кровь. Думаю, он остался бы джентльменом, даже если воспитывался бы в коровнике.
– Но, мадам, мы же ничего о нем не знаем, – заметила Нелли. – По слухам, он убил своего маленького кузена и разбил сердце старому герцогу. Правда, я сомневаюсь, что оно у старика было.
– Нелли, это слишком, – мягко пожурила горничную Антония. – Между прочим, он говорит, что жил вовсе не здесь, а в Нолвуде. Ты когда-нибудь об этом слышала?
– Нет, мадам. – Горничная принялась складывать вещи. – Здесь все говорят, что родился он в Селсдоне.
– Но это не одно и то же, верно? Скажи, а что еще говорят слуги внизу?
– В основном молчат, словно онемели, – призналась горничная. – Правда, кухарка сказала, что новый герцог не пожалел времени и познакомился с каждым, причем говорил понятно, простым языком. Конечно, есть парочка таких, что не собираются работать на этого выскочку – так они говорят.
Антония с укором взглянула на горничную, и та пожала плечами.
– По словам Меткафа, ходят слухи, будто новый хозяин как-то причастен к смерти старого герцога, мадам.
– Это все россказни! – возразила Антония. – Болтливый язык – орудие Сатаны, Нелли. И не забывай, что, пока не откроется истина, считается, что именно я совершила этот подлый поступок.
– Никто в это не верит, мадам, – заверила хозяйку Нелли, но Антония понимала, что горничная так говорит по доброте душевной. – Между прочим, Меткаф что-то затевает.
– Да? – удивилась Антония. – И что же именно?
– Не знаю точно, но вроде бы кое-кого из слуг подстрекает уйти.
– Ради бога, если хотят превратиться в попрошаек или вовсе умереть с голоду. В Лондоне уже не хватает продуктов, а сырость окончательно погубит и этот урожай. Они должны быть счастливы, что имеют работу.
– Прошу прощения, мадам, – после небольшой паузы заговорила Нелли. – Как вы себя чувствуете?
– Да все хорошо, Нелли. – Антония обернулась. – А почему ты спрашиваешь?
– Вы какая-то странная сегодня. И цвет лица… Впрочем, неважно. Если с вами все в порядке…
– Все просто замечательно, – бодро заверила служанку Антония.
– Тогда я продолжу укладывать вещи.
– Да, только, будь добра, сначала приготовь мне платье для обеда.
– Платье, мадам? – удивилась Нелли, открывая гардеробную. – И какое?
– Реши сама, – рассеянно ответила Антония, рассматривая свое чуть заметное отражение в стекле.
Нелли была права: она и правда сама на себя не похожа: порозовела, даже вроде помолодела.
– Знаешь, – резко обернулась она к горничной, – достань что-нибудь поярче. Может, синее жаккардовое? Как ты думаешь, не слишком ли рано?
– Безусловно, нет, мадам. – Нелли вытащила нужное платье и как следует встряхнула. – Прибыл новый герцог, и ваш долг радушно принять его.
– Да, ты права. – Антония машинально подняла руку и слегка коснулась незнакомки в стекле. – Мой долг – все дело в этом, верно?
Ожидал гостей Гарет с некоторой тревогой, но в то же время с облегчением. После знакомства с герцогиней Уорнем у него не было уверенности, что ему опять захочется остаться с ней наедине. Внешне дама была очень милой, но походила на тяжелый десерт, который хочется разбавить чем-нибудь легким, например холодным кофе.
На эту роль подошел сэр Перси Ингем. Если герцогиню сравнить с шоколадным печеньем со сливками, то сэр Перси напоминал слабозаваренный чай. Гарету было интересно узнать, что семья Ингем относительно недавно обосновалась в Лоуэр-Аддингтоне, потому что надоело слушать шепот за спиной. Нельзя сказать, что сэр Перси и его жена были выше этого, но по крайней мере Гарет не знал их раньше. Те же достоинства его привлекли и в докторе. Мартин Осборн, которому на вид было лет сорок, порадовал Гарета изысканными манерами, а еще он с удовольствием обнаружил, что в Селсдоне прекрасный повар. Его изумлению не было предела, когда после третьей смены блюд подали наивкуснейший фруктовый торт и мороженое.
– Позвольте, ваша светлость, сказать, что мне очень приятно обедать с вами в этот самый первый ваш вечер в Селсдоне, – торжественно произнес доктор Осборн. – Благодарю вас за то, что великодушно согласились продолжить нашу скромную традицию.
– Безусловно, это очень великодушно, – поддержал его и сэр Перси, выбирая на блюде кусок торта. – Как, ваша светлость, в целом прошел ваш первый день здесь?
– Как сказал преподобный Ричард Хукер, «даже изменения от плохого к хорошему очень волнительны». – Гарет жестом подозвал лакея, разносившего вина, и тот наполнил его бокал.
– Ах как это верно! Именно так! – удивленно воскликнул сэр Перси. – Вы, случайно, не читали шедевр Хукера «Законы церковного устройства»? Это одно из любимейших произведений приходского священника.
– Читал, – с некоторой опаской ответил Гарет, подумав, не скрывается ли за словами баронета еще какой-нибудь подвох или, того хуже, способ что-то выведать. К счастью, его ответ остался без внимания и Гарет расслабился.
– Быть может, ваша светлость, эти изменения вам не понравились? – прочирикала леди Ингем. – Но, честное слово, в Селсдон-Корте вроде бы нет ничего такого, что может не нравиться.
– Дорогая, ты неправильно поняла мысль его светлости, – заметил мистер Перси.
– Дело вовсе не в том, нравится или не нравится, мадам, – спокойно солгал Гарет. – Просто меня беспокоят дела, которые пришлось срочно оставить в Лондоне.
– Но у вас, несомненно, есть клерки? – ослепительно улыбнулась леди Ингем.
– У нас дюжина клерков, мадам, но не для столь ответственных дел, – пояснил Гарет, ощутив внезапную непомерную усталость. Эти люди были очень любезны, но плохо представляли себе реальную жизнь. – А мой основной партнер по бизнесу и вовсе собирается в свадебное путешествие. И она…
– Она? – ухватилась за возможность посплетничать леди Ингем. – Расскажите же о вашем деловом партнере… или правильнее сказать – вашей? Кто она?
У Гарета было огромное желание сказать, что он совладелец одного из исправительных домов миссис Беркли, но это было бы слишком непристойно – такого ответа дама, очевидно, и ожидала, – поэтому он удержался и пояснил:
– Речь о маркизе Нэш. Мы равноправные партнеры в компании «Невилл шиппинг».
Герцогиня никак не отреагировала на услышанное – разве что ее глаза шире распахнулись.
– «Невилл шиппинг», – пробормотал доктор. – Ваша контора располагается на Уоппинг-хай-стрит? Мне кажется, я ее видел.
– Во время одной из ваших поездок в Лондон, наверное? – нарушила молчание герцогиня.
– Да, я помню, что видел вывеску, – признался Осборн, – когда заезжал в аптеку возле Уоппинг-Уолл. До чего же мир тесен.
– Ну, надеюсь, не настолько, чтобы «Невилл шиппинг» оказалась не удел, – пошутил Гарет.
– Но, ваша светлость, вы ведь не собираетесь продолжать свою деятельность?
В тоне миссис Ингем прозвучала легкая укоризна, и Гарет, почувствовав, что его терпению подходит конец, с вызовом спросил:
– А почему нет? Разве плохо собственным трудом приносить пользу?
– Конечно нет, напротив! – опять воскликнул сэр Перси.
– Для кого-то работа, леди Ингем, необходимость, а для кого-то увлечение. – Доктор наклонился вперед, стараясь подчеркнуть значение своих слов. – Быть может, для герцога это как раз увлечение?
Взглянув через стол, застеленный белоснежной скатертью, на герцогиню, Гарет заметил, что она пристально смотрит на него, словно в ожидании ответа.
– Сначала это была необходимость, но со временем превратилась в увлечение. Быть может, оставим эту тему?
Спустя некоторое время с десертом было покончено, подали портвейн, и мужчины удалились, но когда вышли к дамам в гостиную, леди Ингем уже подавали накидку.
– Я слышала гром, – пояснила она. – Думаю, Перси, нам пора, а то попадем в грозу: дождь уже накрапывает.
– Жена боится грозы, – пояснил сэр Перси, взглянув на Гарета.
– Ее светлость тоже, – тихо добавил Осборн.
Герцогиня, которая в этот момент расправляла воротник на накидке леди Ингем, застыла, но не взглянула ни на кого, даже на доктора, и тогда Осборн, поняв, что допустил оплошность, залепетал что-то о погоде вообще.
– Осборн, мы можем подвезти вас до деревни, – предложил сэр Перси. – Боюсь, жена не ошиблась насчет дождя.
– Нет, благодарю вас, – отказался доктор. – Я взял с собой зонт.
Гарет пошел проводить Ингемов, а когда возвращался в гостиную, увидел, что Осборн почти у самой двери слегка сжимает в ладонях руки герцогини и пристально смотрит ей в глаза.
– И немного снотворного… – услышал Гарет. – Обещайте, Антония, что будете следовать моим предписаниям.
Герцогиня закусила пухлую нижнюю губу, и у Гарета внутри что-то перевернулось.
– Мне очень не нравится состояние после снотворного, – помолчав, сказала герцогиня. – Я неважно себя чувствую.
– Антония, это необходимо, – настаивал доктор, поднимая ее руки, словно собирался поцеловать. – Вы же знаете: вам может быть нехорошо во время грозы.
– Хорошо, я подумаю, – потупилась, опустив темные ресницы, герцогиня.
Отрывисто кашлянув, Гарет вошел в комнату, и собеседники, как заговорщики, отпрянули друг от друга. Герцогиня медленно пошла к остывшему камину, растирая предплечья, как будто ей было холодно, а доктор Осборн принялся благодарить его светлость за обед.
Когда, проводив доктора, Гарет вернулся и обнаружил, что герцогиня уже ушла, то вздохнул с облегчением и даже обрадовался.