– Я храпел? – интересуется Кин, сидя напротив меня в рубке.
Сегодня на нем голубая футболка и шорты, и протез он пристегнул раньше, чем я проснулась.
Кин дает мне сэндвич с яйцом и сыром, завернутый в бумажное полотенце.
– Спасибо. Нет, ты не храпел. Просто я не могла уснуть.
– Тоскуешь по нему?..
– Мы с Беном должны были вместе выйти в это плавание, и в день, когда планировалось наше путешествие, я просто… отплыла. А теперь…
Я умолкаю, пытаясь подыскать подходящие слова.
– А теперь ты на яхте с незнакомцем, который тебе не любовник и не друг, и все это как-то неправильно, – подхватывает Кин
– Ты проницателен.
Кин откусывает огромный кусок сэндвича и поднимает палец, призывая меня подождать. На солнце в его глазах мелькают зеленые и золотистые искры.
– Я не хочу причинять тебе неудобства, Анна, – прожевав, продолжает он. – Если тебе будет удобней, чтобы я спал на палубе, то я буду спать на палубе. Если хочешь, я могу как можно меньше мелькать перед тобой.
При мысли о том, сколько всего он для меня сделал за столь короткий срок, к глазам подступают слезы.
– Почему ты так добр ко мне?
Кин недоуменно сводит брови, словно вопрос кажется ему нелепым.
– А почему я должен вести себя иначе?
Глубоко вздохнув, чтобы сдержать слезы, я откусываю торчащий из сэндвича кусочек яйца.
– Тебе явно хуже, чем мне. Хочешь верь, хочешь нет, но я знаю, что такое потеря близкого человека. – Он встает. – Поешь – и можем отплывать. Если не захочешь сойти на берег и прогуляться.
– Лучше поплывем дальше.
За моей спиной встает солнце. Кин варит кофе, а я, доев сэндвич, чищу зубы, одеваюсь и заплетаю косы. Затем мы убираем наши постели и подготавливаем каюту к плаванию.
– Ветер сегодня встречный, так что будет немного потряхивать, – говорит Кин. – Пойдем на двигателе или попытаемся идти под парусами?
– Под парусами.
– Ты ж моя умница!.. – Он краснеет. – Это… м-м… просто речевой оборот. Я подниму якорь?
Из зеленых вод, столь прозрачных, что можно разглядеть дно с рыбами и морскими звездами размером с тарелку, мы выходим на синий простор. Прямо в Язык океана – впадину длиной почти в милю. Я сфотографировала удаляющийся Чаб-Кей. Фотография вышла красивой, но оригинал все равно красочней.
– Разве может это приесться? – удивляюсь я вслух. – Не представляю, чтобы я когда-нибудь устала от синевы океана или зелени вокруг островов. Здесь так безмятежно!
– Когда долгое время проводишь на одном месте, то привыкаешь. А если продолжаешь путь, все кажется удивительным. По крайней мере, у меня так.
В этом отношении Кин напоминает мне Бена. Он тоже предпочитает продолжать путь и не терять леса за деревьями. От нахлынувших воспоминаний перехватывает горло, и я глубоко дышу, чтобы снова не расплакаться перед Кином – и не расплакаться вообще. Вместо этого я начинаю думать о будущем. В Нассау заходить не планировалось, но Кин постоянно пополняет список того, что я не удосужилась взять в плавание: тонкий линь, радиолокационный отражатель, замок для шлюпки… В общем, нужно пополнить припасы.
– Ты уже бывал в Нассау?
– Один раз. Там оживленней, чем в Бимини. Постоянный круговорот судов, не так пасторально, и гораздо больше туристов. Зато в Нассау мы сможем купить все, что нужно.
– Я не хочу надолго там задерживаться.
– Понимаю. У тебя большая семья?
– Мать, старшая сестра и двухлетняя племянница. Отца я не видела с тех пор, как он ушел. А у тебя?
– О, у меня типичная ирландская католическая семья. Родители женаты почти пятьдесят лет. Я – младший из семи детей. Мама называет меня арбитром, потому что у меня три сестры и три брата. И в детстве каждая троица грозилась мне наподдать, если я не встану на их сторону.
– Забавно.
Он ослепительно улыбается.
– О да.
– Вы часто видитесь?
– Обычно на Рождество. Отец держит паб, так что туда на праздники съезжается вся семья: братья, сестры и около дюжины племянников и племянниц. Это мое любимое время года.
– Ты, наверное, крутой дядюшка.
Кин со смехом разводит руками.
– Детей убедили, что я супергерой. Теперь моя нога их не смущает.
– Как мило.
Ветер крепчает, волны сильнее бьются о борт, и соленые брызги оседают на волосах и лице. Мы надеваем штормовые куртки.
– Сдается мне, нужно зарифить парус. Знаешь, как это делается? – спрашивает Кин.
– Нет.
– Берись за румпель. Когда я выйду на палубу, разворачивай яхту против ветра.
Он взбирается на крышу рубки. Яхта качается на волнах, и я испытываю смутное беспокойство за Кина. На нем специальные кроссовки с рифленой подошвой, к тому же он держится за мачту, но насколько хорошо он умеет держать равновесие? Балансируя на скользкой от брызг поверхности, Кин приспускает грот-парус и осторожно слезает на палубу.
– Не волнуйся обо мне.
– Я как раз пытаюсь решить, нужно ли за тебя волноваться, – признаюсь я.
Кин смеется. Он часто это делает. Бен тоже смеялся, но бывали дни, когда он вообще не вылезал из кровати и почти не разговаривал. Мне было трудно – хотелось лечь рядом и обнять его, чтобы ему полегчало, и в то же самое время хотелось сбежать, словно я могла заразиться унынием. Нужно было больше времени проводить с ним в те дни…
– Я уже выяснил, как мое тело реагирует на определенные ситуации на судне.
Слова Кина возвращают меня в настоящее. Он берется за румпель, а я сажусь рядом. Нассау еще не виден, и возникает ощущение, будто мы плывем в никуда.
– Я сумел приспособиться. Пришлось стать внимательней, чем раньше. Я безногий, а не недееспособный.
– Что ж, когда придет моя очередь зарифить парус, надеюсь, ты будешь обо мне беспокоиться, потому что из нас двоих именно я могу свалиться за борт.
– Ну, я тебя спасу. – Он толкает меня локтем. – Однако давай все же внесем умение зарифить парус и вытащить человека из воды в список навыков, который ты должна освоить.
Мы несемся по ухабистым волнам еще несколько миль, прежде чем Кин говорит:
– Мы понапрасну тратим время. Лучше остаток пути проделать на двигателе.
Он спускает грот-парус, а я сворачиваю кливер. Тряска не уменьшается, и волны все равно бьют в нос яхты, но с включенным двигателем мы плывем быстрее. Хрустя банановыми чипсами, которые Кин нашел в кармане куртки, мы наблюдаем, как мимо нас проносятся рыбацкие лодки и большие яхты.
После обеда Кин радирует в Нассау, чтобы нам предоставили место в доке.
– Я не особо силен в том, чтобы перевозить продукты и припасы на стоящий на якоре корабль. А оставлять незапертую шлюпку на берегу – все равно, что оставить ключи в замке и надеяться, что за время твоего отсутствия машину не угонят.
Несмотря на предстоящие расходы, я с предвкушением ожидаю, когда можно будет сойти на берег и нормально помыться. Может, даже сходить в ресторан.
Еще через несколько миль Кин радирует в гавань Нассау, сообщая, что мы прибыли из Бимини, нам нужно разрешение войти в гавань и у нас зарезервировано место для стоянки на одну ночь.
Между волнами уже виднеются кораллово-розовые башни курорта «Атлантис». Вскоре показались белый песок и зелень острова Парадайз. Волны становятся спокойней, яхта вплывает на бирюзовую отмель, на которой резвятся косяки серебристых рыб. Мы снимаем куртки.
В гавани Нассау между островами Парадиз и Нью-Провиденс полно судов всех размеров и разновидностей, включая круизные лайнеры. Значит, ближайшие к гавани улицы будут забиты туристами. Обогнув причал для круизных судов, мы проплываем под двумя мостами, соединяющими острова. Кин передает мне румпель и, пока я веду яхту вдоль пирса, готовит швартовы. Я останавливаюсь слишком далеко – боюсь повторения того, что произошло в Майами, – но Кин зашвыривает трос на сваю и подтягивает нас ближе.