Его зовут Гаррисон Бентли. Друзья называют его Бентсом. А некоторые из нас – троллем.
Несколько дней назад его жестоко избили, раздели догола и привязали к одному из аттракционов под названием «Ураган» в Фанленде. На лоб приклеили записку: «Привет от Огромного Козла Графа».
Нет, аттракцион не оборвал жизнь Гаррисона Бентли, когда начал работать, отнюдь. Нет, вагончики не сошли с рельсов вместе с пассажирами от удара о его тело. Гаррисона успели вовремя обнаружить, предотвратив тем самым трагедию.
На грани смерти от переохлаждения он был доставлен в приемный покой больницы, где на его теле были обнаружены многочисленные ушибы и ссадины. А также вывих плеча, два сломанных ребра и перелом носа.
Все нанесенные ему телесные повреждения со временем заживут, но никакое время не способно исцелить раны, нанесенные его душе. Каково это, страдая от побоев и унижения, оказаться привязанным на страшной высоте над променадом и провести там совершенно голым несколько долгих, бесконечных часов… В темноте, понимая, что рассвет принесет не долгожданное спасение, а громкий рев мотора аттракциона, который начнет свой обыденный маршрут с того, что лишит его жизни.
Такие раны никогда не заживают.
Эти шрамы останутся у Гаррисона Бентли на всю оставшуюся жизнь.
Но за что?
Мы, добропорядочные жители Болета-Бэй, прекрасно знаем, за что.
Он совершил преступление и понес заслуженное наказание.
Что же за чудовищное преступление совершил этот человек?
Ответ на этот вопрос мы все тоже прекрасно знаем.
Его преступление состоит в том, что он стал бездомным.
Он стал «троллем».
И именем «Огромного Козла Графа» его постигло справедливое правосудие.
Он далеко не первая жертва изуверов, обжившихся в нашем городке и орудующих в основном в районе пляжа и променада, жертва «троллиной охоты» – язвы нашего благопристойного общества. На данный момент – последняя жертва.
Нашим властям известно уже как минимум о двадцати подобных случаях, когда бездомные становились жертвами преступной молодежной группировки. Самые первые из них, начавшиеся прошлым летом, незначительны в сравнении с жестокими истязаниями Гаррисона Бентли. Сначала жертв просто связывали, затыкали рот кляпом и вынуждали покинуть город. И они действительно уносили ноги. За много-много километров, ужасно напуганные, но все же невредимые. Они навсегда запоминали предупреждение: никогда больше не показываться в Болета-Бэй.
Однако вскоре такие методы перестали удовлетворять растущие аппетиты подростков. Им уже мало было просто изгонять несчастных из города, и они стали жестоко избивать их, бросая затем на месте преступления, которым мог оказаться и переулок, и пляж, и темное пространство под дощатым настилом променада, и различные укромные местечки за аттракционами и игровыми стендами Фанленда. И всегда с визитной карточкой, напоминающей о том, что он – или она – жертва «Огромного Козла Графа».
Но вскоре этим зверенышам наскучили и побои, и хотя избиения все равно продолжались, в «игру» стали вноситься все новые, все более изощренные элементы пыток и измывательств.
Четыре недели назад совершающий утреннюю пробежку мужчина обнаружил бездомную, которая представилась впоследствии как «Полоумная Мери», прикованную наручниками к парапету набережной. Как и все предыдущие жертвы, Мери была сильно избита, но, в отличие от других, ее еще к тому же раздели догола. Каждый дюйм ее тела был покрыт зеленой краской из распылителя.
Бифф, следующая жертва, был точно так же раздет и разукрашен в красно-желтую полоску.
Люси приклеили задом к скамейке на променаде, к ее лицу тем же клеем прилепили тарелку для подаяния.
Джеймс был обнаружен на карусельной лошадке со связанными за спиной руками и петлей на шее. Если бы он упал с этой лошадки, прежде чем его обнаружили…
Гаррисон оказался привязан к «Урагану».
И конечно же, на нем они не остановятся. Наша местная компания варваров будет и дальше изгаляться над бездомными, становясь все изощреннее в своей жестокости.
И в этом виноваты мы.
Мы – их сообщники.
Мы всегда стараемся избегать всех этих «бомжей, алкашей и психов», которые встречают нас на каждом шагу с протянутой рукой. Мы боимся их, как рассадников некоей страшной болезни, заразы, передающейся от одного лишь их присутствия.
И эта болезнь действительно распространилась.
Да, она распространилась среди всех нас, друзья, и называется эта болезнь – чувство вины.
У нас есть все: дома, семьи, еда, одежда и бесчисленные предметы роскоши. А у них нет ничего.
И мы ненавидим их за напоминание об этом.
И мечтаем, чтобы они ушли.
И троллеры хотят того же самого. Троллеры – наши дети, они реагируют на бомжей точно так же, как и мы, со страхом и отвращением. Они видели те же реакции на наших лицах. Они слышали, как мы насмехаемся или бормочем проклятия в их адрес. И некоторые из них, скорее всего, небольшая группка, решили сделать благое дело и очистить город. Очистить, навсегда избавив от этих разносчиков заразы. Они изобрели вид спорта под названием «троллиная охота».
Разумеется, власти с самого начала осуждали их деятельность.
Но многим из нас она пришлась по душе.
В конце концов кто-то все-таки взялся за решение «бомжовой проблемы». И вот уже на бамперах наших автомобилей и витринах магазинов стали появляться наклейки вроде: «Охотники на троллей», «Одного тролля хватит, чтобы испортить весь день» и даже «Огромного Козла Графа – в президенты!» Гуляют остроты вроде: «Какую приманку вы используете для охоты на троллей? „Вискас“!», или «Как можно определить, что тролль сдох? Он не попросит мелочи, если на него наступишь!»
Мы не осуждаем совершенные против этих людей акты насилия, мы превратили их в спорт. Мы аплодируем их зачинщикам. И таким образом льем воду на мельницу Огромного Козла Графа.
Интересно, будем ли мы праздновать тот день, когда обнаружим первого убитого руками наших детей бомжа?
Я в этом сомневаюсь.
А такая возможность нам обязательно представится. Завтра, через неделю, через месяц, но они совершат свое первое убийство.
Ради нас.
Этот момент неотвратим, и приближается он стремительно.
На этот раз тролль умрет.
Бомж, алкаш, псих. Попрошайка, бубнящий что-то на одному ему понятном языке, одетый в лохмотья и воняющий, как куча протухшего мусора. Наверняка многие из нас полагают, что мир станет гораздо лучше, если этот тролль покинет его. Если он умрет.
Но убийцами будем мы с вами.
А жертвой, давайте не хитрить с самими собой, будет вовсе не тролль.
Не тролль, а человек. Мужчина или женщина, в какой-то момент своего жизненного пути разминувшийся с удачей, родившийся под несчастливой звездой или раздавленный тяжелым сапогом наркозависимости. Человек, а не тролль.
Человек. Ребенок, боготворимый когда-то отцом и матерью. Ребенок, подстерегавший Санта-Клауса в канун Рождества. Девчушка, мчавшаяся на роликовых коньках по дороге. Мальчуган, радовавшийся своему первому велосипеду, плакавший, когда лопнул воздушный шарик, надувавший пузыри из жвачки и обожавший мороженое в рожках.
Ребенок, который непременно влюбился бы в Фанленд с его хот-догами и сахарной ватой, с многочисленными игровыми стендами и головокружительными аттракционами.
Это и есть наш тролль.
Наша жертва.
Тот, кто уже совсем скоро будет найден убитым где-нибудь на пляже, с прикрепленной к телу карточкой, на которой будет подпись: «Привет от Огромного Козла Графа».
Позвольте мне немного перефразировать эту подпись.
Пусть лучше она звучит так: «Привет от Огромного Козла Графа и граждан Болета-Бэй».
Дэйв сложил «Вечерний стандарт» и бросил на журнальный столик. Поднял кружку пива. Сделал большой глоток.
– Ну, что скажешь? – спросила Глория. Она сидела рядышком на диване, поджав под себя ногу и облокотившись рукой на подушку. И смотрела на Дэйва, слегка приподняв бровь, готовая ответить на критику.
– Неплохая работа, – сказал он.
– По-моему, ты лукавишь.
– Ну, это должно всех взбудоражить.
– Да, на то и был расчет. То, что происходит в нашем городке, – позорище. С этим надо что-то делать.
– Абсолютно с тобой согласен. – Дэйв допил пиво и поставил кружку на место. – Кстати, почему бы нам не сходить на Крысиную пристань?
– Не пытайся сменить тему.
– Но я проголодался.
– Так все же, что ты думаешь о том, что написано в статье?
Дэйв вздохнул. Почему бы не высказать ей все и поскорее со всем покончить? Сказать то, что она так желает услышать.
– Разве не лучше вести споры на сытый желудок? – спросил он. «Ребенок, подстерегавший Санта-Клауса в канун Рождества», «девчушка, мчавшаяся на роликовых коньках по дороге» и «мальчуган, радовавшийся своему первому велосипеду» были еще свежи в его памяти, и Дэйв подумал, что Глория сейчас очень похожа на рыбака, у которого клюет.
– Я, – сказала она, – видимо, уже затрахала тебя с этим?
– Специально решила подобрать словечко повульгарнее?
Теперь на ее лице явственно читалось, как она рада возможности его задеть:
– О? А эта твоя Джоан, разве она выражается мягче?
– Это совсем другое.
– Почему другое?
– Я думал, ты хотела поговорить о бомжах.
– Вернемся к ним позже. Сперва скажи мне, почему Джоан можно «выражаться», а мне нет? Ах, да. Она ведь «свой в доску парень». Только вот никакой она не парень. Или ты не замечал?
– Ты никак переела своего овса? Или побегов бамбука?
– Когда Джоан была у нас на той неделе, она выражалась, как матрос, а ты и слова поперек не сказал.
– Я не критикую своих гостей.
– Но ей, значит, можно так разговаривать?
– Меня это не волнует.
– Но тебя почему-то волнует, что я сказала слово «затрахала»?
– В твоих устах это прозвучало наиграно и по-детски. Как у второклашки, который хочет шокировать родителей.
Приоткрыв рот, она покраснела.
– Сволочь, – выдохнула она.
Дэйв понял, что перегнул палку. Конечно, она первая затеяла скандал, противопоставляя свою активную общественную позицию полицейской толстокожести; но она не ожидала, что это будет принято так близко к сердцу. И не рассчитывала быть посрамленной.
– Прости, – сказал Дэйв и положил руку ей на плечо.
Она резко отдернулась.
– Но ты сама спросила…
– Иди к черту. Ах, пардон за мою «детскость». – Она встала с дивана и направилась к выходу.
– Глория…
Она открыла дверь.
– Давай забудем обо всем и пойдем на Крысиную пристань?
Она посмотрела на него.
Глаза ее покраснели.
Боже правый.
– Эй, – сказал он. – Я не имел в виду ничего плохого.
– Нет. Конечно же, нет. Наслаждайся своим ужином. – Хлопнув дверью, она ушла.
Джоан застегнула молнию белого джинсового платья и посмотрелась в зеркало. Это было ее первое платье с тех пор, как мини-юбки вернулись в моду. К таким вещам еще нужно привыкнуть.
– Ничего прикид, – сказала Дебби с порога спальни.
Джоан обернулась и посмотрела на сестру:
– Как по-твоему, не слишком короткое?
– Выглядит отлично, – сказала Дебби, входя в комнату. – Одолжишь как-нибудь?
– Конечно, только… – Сестра ростом пониже, но платье наверняка придется ей впору. Трудно было поверить, что за короткое время она так выросла. Трудно и немного грустно.
– Только что?
– Не хотелось бы мне, чтобы кто-нибудь из твоих парней пускал на него слюнки.
– Не говори ерунды.
– Твои парни не пускают слюнки?
– Тебе лучше знать. По-моему, ты знаешь о них больше, чем я сама.
– Кто-то должен следить за тобой.
– Кто-то и за тобой должен следить.
– О чем ты?
– Ты все еще встречаешься с этим? – Ее верхняя губа чуть вздернулась.
– Да, и он будет здесь с минуты на минуту.
– Что ж, это твоя жизнь.
– Абсолютно верно. И чем тебя так не устраивает Гарольд?
– Да собственно ничем. Хм-м-м. Он само совершенство. Интересно, почему ты до сих пор не вышла за него замуж?
– Он не предлагал, – ответила Джоан.
Дебби сделала страшные глаза:
– Но ты же все равно бы не согласилась, верно? В смысле, если б он сделал тебе предложение, ты все равно бы его отшила, да?
– Думаю, я поступила бы потактичнее.
– Но ты же на самом деле не собираешься за него замуж?
– Не думаю.
– Слава Богу, значит, ты еще не совсем «ку-ку».
– Спасибо.
– Он же безнадежен. Спроси меня, что ты в нем нашла, я и ответить не смогу.
– Хочешь, чтобы я ответила?
– Да, скажи, что ты в нем нашла?
– Просто Гарольд хороший парень.
– Но ведь ты могла бы найти и получше.
– Правда? Интересно, с каких пор ты у нас за мамочку?
Самодовольная улыбка сошла с лица Дебби.
– Извини, – сказала Джоан.
Дебби пожала плечами, но по глазам было видно, что слова Джоан ее задели. Словно почувствовав это, она скорей отвернулась.
– И куда же ты пойдешь с Мистером Совершенство?
– В кино. Знаешь, сейчас в Университете проходит летний кинофестиваль.
– Как заманчиво…
– А потом, наверное, еще куда-нибудь. Дома буду что-то около полуночи, но если что – обязательно позвоню.
– Не меняйте из-за меня свои планы.
Пытаясь загладить вину за «мамочку», Джоан предложила:
– Может, хочешь поехать с нами?
– О, это было бы шикарно.
– Уверена, Гарольд не будет против.
– И я смогу увидеть все его эрогенные зоны?
– Это вряд ли, – сказала Джоан.
– То есть он не распускает руки при посторонних?
– Не говори глупостей. Он вообще не распускает руки, при посторонних или нет.
– Чепуха. – Прищурившись, Дебби посмотрела на Джоан. – Он ведь занимается с тобой этим.
– Для меня это новость.
– Пытаешься меня обмануть?
– Точно. Я величайшая в мире обманщица.
– Но это… Как-то странно. Ты что, не даешь ему?
– Тебе-то что за дело?
– Да просто любопытно. Ты встречаешься с парнем целый месяц, а у вас еще ни разу ничего не было. В чем проблема?
– Не знаю, – она почувствовала, что начинает краснеть.
– Так значит, все-таки дело в нем? Он не той ориентации, что ли?
Джоан пожала плечами:
– Давай не будем об этом, ладно? Не знаю, в чем дело, и не хочу об этом говорить.
– Какого черта тогда ты до сих пор встречаешься с ним?
– Я же сказала, потому что он хороший парень. Так что, хочешь с нами, или как?
– Чем же тогда вы с ним занимаетесь? Ничем?
– Поехали вместе, и все узнаешь.
– Ни за что. Божечки. Я всегда догадывалась, что с этим типом что-то не так.
В дверь позвонили.
– Ладно, до встречи, – сказала Джоан. – После полуночи.
– Ага. Удачи.
Джоан схватила лежащую на кровати сумочку и выбежала в коридор. Открыла дверь. На крыльце стоял Гарольд. Он заглянул ей в лицо, словно хотел удостовериться, что не обознался, после чего перевел взгляд на грудь; впрочем, он вел себя так почти всегда. Не потому, что восхищался ее грудью: похоже, просто не мог долго смотреть ей в лицо.
– Как поживает моя любимая полицейская?
– Вся извелась, – ответила она.
Он с улыбкой кивнул:
– Готова?
– А то. – Закрыв за собой дверь, она подошла и взяла его за руку. Он неуверенно сжал ее ладонь.
– Думаю, сегодняшний фильм тебе понравится, – проговорил он, когда они шли к его «Вольво».
– Значит, хоть сегодня он будет без субтитров?
– Сегодня показывают «Макбета» Полански.
– Серьезно? А я думала, что Шекспир – это для умных.
– Ты невыносима.
– Да ладно, я же пошутила.
– Ужас.
Гарольд открыл перед Джоан пассажирскую дверцу. Она забралась в машину и посмотрела на него. Он так ни разу и не взглянул на ее ноги.
Чего и следовало ожидать. Хотя в ней теплилась надежда, что это платье разбудит его чувства.
Похоже, выбросила деньги на ветер, подумала Джоан, когда он закрыл дверь.
Она опустила глаза: будь платье еще хоть чуточку короче, стали бы видны трусики. Она чувствовала бедрами шершавую обивку сиденья.
Гарольд уселся за руль.
– Как тебе мое новое платье? – спросила Джоан.
– Очень к лицу, – отозвался он и завел машину.
– Может, не поедем на этот фильм?
– Но это же классика. – Автомобиль отъехал от тротуара.
– Я его уже смотрела. Он и в подметки не годится версии Орсона Уэллса. Все новшество – голозадые девки. Небось поэтому ты так хочешь его посмотреть?
– Не говори глупостей.
– Давай лучше на променад?
Он посмотрел на нее встревоженно.
– Когда-нибудь бывал там?
– Один раз. И поверь, мне вот так хватило.
– А я хочу туда. Там весело.
– Джоан, ты и так каждый день патрулируешь этот променад, неужели тебя и после работы тянет туда?
– Думаешь, на дежурстве я могу покататься на карусели или колесе обозрения? Знаешь, чем я сегодня там занималась? По десять раз проверяла туалеты, да выслушивала бредни всяких ненормальных о летающих тарелках и явлениях Девы Марии.
– Это злачное место. Там очень опасно.
– «Мне тогда грозит опасность, когда я к ней спиной; но лишь лицо увидит Цезаря, то сгинет…»[6]
– И грязно. В этом парке ужасная грязь, а на тебе новое белое платье. Ты испортишь его, как только сядешь куда-нибудь. Это безумие. Самое настоящее безумие.
– За последние три недели я вдоволь насмотрелась высокохудожественных фильмов. Ну же, поехали в Фанленд, а? Я куплю тебе сладкую вату.
– Терпеть не могу.
– Какой ты нудный. Ладно, не бери в голову, поехали смотреть твоего «Макбета». А на променад я как-нибудь потом выберусь сама, может, даже подцеплю там симпатичного морячка…
Гарольд молча развернул автомобиль в сторону Фанленда.