“Как избежать обряда Плодородия?” – всё время прокручивалось в моей голове, пока я стояла в белой комнате напротив широкого зеркала. Мы не видели тех, кто нас выбирает, а значит, всё было зря: приезд сюда, зелье, жертвы – нынешние и будущие.
Я чувствовала себя жуком-белокрыльником. Мы с сёстрами в детстве часто забавлялись, ловя заметных среди травы крупных насекомых и несмотря на их жалкие попытки сбежать, прикалывали острой иглой к доске неповоротливые тела. Жук трепыхался, распускал молочного цвета крылья, отчаянно боролся с пронзившей его сталью, не понимая, что всё кончено.
Раздался скрежет, и к моим ногам из норки-отверстия в боковой стене по еле заметной траншее в полу подкатился блестящий шарик размером с куриное яйцо. Я вздохнула: наставница хорошо объяснила, как будет проходить отбор. Это значило только одно: я, бывшая леди из дома саламандр, обрела хозяина. Словно вещь или Пришлая из человеческого рода, не владеющая магией и не имеющая никаких прав.
Я подняла круглый металлический предмет, он был ещё тёплым. Вслед за этим осталось безучастно наблюдать, как подобные шарики подкатились и к остальным трём девушкам. Мы обменялись секундными взглядами с Феонитой, она ободряюще улыбнулась одними губами, зелёные глаза смотрели с лёгкой грустью.
Началась наша новая жизнь. Я надеялась, что отвар сработал, а если нет, то у меня будет ещё пять дней на то, чтобы попытаться перейти к другому Хозяину. Я не представляла, как справлюсь и не хотела сейчас об этом думать. Главное, пять дней я в неприкосновенности.
Нас отвели в соседнюю комнату без окон, с затхлым запахом пыли, ряды низких лавок и невзрачные шкафы вдоль стен – вот и всё её скудное убранство. Вдесятером мы переоделись в чистые платья – близнецы тех, что были на нас до этого, только пахнущие лавандой и мятой. Мокасины, как называли кожаные закрытые тапочки, казались очень удобны по сравнению с моими туфлями со шнуровкой и застёжками. Новые платья тоже были мягкими и приятными на ощупь.
Очень смущала длина одежды – по колено. Первое время я стеснялась, подобные фасоны позволительны только в детстве, когда они лишь подчёркивают невинность ребёнка, ещё не вступившего в пору взросления. Красивых поясов нам не досталось, как и браслетов с горящими, словно глаза хищников во тьме, камнями, вероятно, они были привилегией женщин-оборотней. Тем не менее, даже леди из чистого дома не отказалась бы примерить такую красоту.
Я думала о чём угодно, только бы не возвращаться мыслями к отбору и его возможным последствиям. Феонита и Клариссия, с которыми мы сдружились за последние дни, тоже были молчаливы и сосредоточены. В комнате стояли духота и тишина, мы старались переодеваться молча и неспешно, словно могли задержать время.
– Сейчас вас развезут по новым домам. Служите исправно, не перечьте хозяину и не дерзите! – попрощалась с нами наставница у порога храма для обрядов. Мне показалось, она прятала мудрую и понимающую улыбку, будто могла разглядеть в нашем будущем что-то хорошее. Возможно, мне просто хотелось в это верить.
Хорошего расставания с девушками, толком, и не получилось. Я всё прокручивала в голове, чтобы сказать пусть не утешительного, но ободряющего, да так и не нашла слов. Слишком мало было известно о той жизни, какую нам предстоит вести, о её радостях и проблемах. Даже о том, встретимся ли мы с девушками вновь.
Меня высадили первой. Кларисса взмахнула рукой, Феонита кивнула и спокойно улыбнулась, на смущённые взгляды остальных я ответила лёгким наклоном головы и, не оглядываясь, шагнула на мостовую, заполненную прохожими.
Меня уже ждали. Женщина маленького роста, худая, как птичка после зимовья, почти девочка, поприветствовала меня и взяла из рук нехитрую поклажу, в которой было сменное бельё, ночная рубашка и принадлежности для мытья. Это всё, что разрешили взять из прошлой жизни.
– Здравствуй! – сказала я, но девчушка лишь покачала головой и прикрыла свободной рукой рот. В молчании мы поднялись на крыльцо небольшого дома с серыми стенами, над входной дверью вместо таблички с именем была прикреплена небольшая овальная пластина, хорошо натёртая и блестящая. На ней крупными незнакомыми мне знаками было выгравированы символы, разделённые на две части.
– Приехали, госпожа! – услышала я низкий женский голос прежде, чем столкнулась нос к носу с его обладательницей: высокорослой и молодой женщиной, не старше тридцати пяти. Её большие руки были крепкими, кожа на них грубой и шершавой, она схватила меня чуть ли не в объятия и развернула к свету масляных ламп, делавших широкую прихожую светлой и уютной. В расцветке мебели, аккуратно расставленных на комоде необходимых мелочах и даже в тонком аромате лаванды, витавшем в воздухе, чувствовалась заботливая женская рука.
Я вздохнула свободнее и расслабилась: значит, мой хозяин не одинок и не нуждается в женском внимании.
– Да вы красавица! – тем временем сказала приветствующая меня женщина. – Проходите! Я введу в вас в курс дела. Меня зовут Боана Видлен, мы с мужем здесь как бы за главных, пока хозяина нет дома. Да не стойте там! А за вещи не беспокойтесь, Иветта отнесёт наверх, в вашу комнату. Девушка она расторопная и послушная, даже хорошо, что немая: меньше болтает, больше работает.
Боана увлекла меня в прохладную гостиную и, не дав вымолвить ни слова, усадила на диван.
– Хозяин пока не возвращался, – добавила она многозначительно и выразительно посмотрела на меня. Я обрадовалась предоставленной мне передышке перед встречей с оборотнем, но виду не подала. Мне очень хотелось знать, как его зовут, однако спрашивать в лоб не стала, пусть думают, что я всё и так знаю.
– Можете называть меня просто по имени, – продолжила Боана, присаживаясь напротив в кресло с высокой спинкой. – Вы же теперь наша распорядительница. Сейчас мой супруг освободится и тоже подойдёт познакомиться. Если у вас будут какие-то просьбы или замечания прислуге, передавайте их через нас.
Пока она тараторила, я краем глаза изучала обстановку гостиной. Мебель, даже картина над камином, изображавшая ручей в лесной чаще, были подобраны с большим изяществом.
– А это всё мы с мужем выбирали. Вкусы волков нам известны, – продолжила Боана, заметив-таки мой интерес. – Вера Асейя одобрила, а хозяин очень дорожит её мнением.
– Кто это? – решилась я спросить. В конце концов, нужно потихоньку начинать ориентироваться в иерархии оборотней.
– Это подруга нашего хозяина, – подмигнула мне Боана, теребя белый передник. – Вера, значит, оборотень. Чистокровная, то бишь. Ну, как вы, только здесь.
– А вы кто?
– Ой, говорите мне “ты”. Я полукровка во втором поколении. Моя бабка была Пришлой, – искренне улыбнувшись, всплеснула руками женщина. Мне стало чуть теплее от такого приёма. – Вы озябли? Хозяева не любят жары, поэтому дома всегда прохладно. Я сейчас на вас плед наброшу.
И игнорируя мои попытки протестовать, она в два счёта куда-то сбегала и вернулась с плюшевым пледом, в который и закутала меня, как ребёнка после купания. Боана мне сразу понравилась, внутренним чутьём, которому привыкла доверять, я определила в ней человека незлобного и заботливого. Двигалась и говорила она так быстро, что я едва успевала за ней, но в её руках всё спорилось и получалось, словно само собой. Я почувствовала себя неумехой.
– Можно спросить? – решилась я на разговор, когда молчаливая и хмурая служанка в светлом платье, похожем на моё, подала на подносе горячий чай. Боана знаком отпустила её и сама принялась ухаживать за мной.
– Конечно, госпожа. Нам с Томасом вы можете доверять. Я понимаю, что вы расстроены и боитесь. Только мы здесь уже лет десять в слугах, платят исправно, никто не обижает. Да и кому обижать-то? Хозяин занимает высокий пост в Совете Стаи, да и на тренировках пропадает, его и дома не бывает сутками. А вера Асейя последнее время приходит всё реже.
Боана оглянулась по сторонам и добавила:
– Впрочем, это не наши дела. Спрашивайте, не стесняйтесь. Здесь ничего такого нет.
– Как его зовут? – задала я главный для меня вопрос и с замиранием сердца приготовилась услышать ответ. Сейчас я узнаю: сработал ли отвар. Или…
– Вам не сказали? – улыбнулась Боана, сверкнув рядами белоснежных зубов, достойных самой знатной леди в бывшей столице. – Так вот, знайте: вам повезло. Хозяин очень добрый, хотя сразу и не подумаешь. Рэв Торгский его зовут, слыхали небось?
“Рэв Торгский”, – повторяла я про себя, как заклинание, когда добралась до своей новой комнаты. И чем больше я это делала, тем сильнее ненавидела обладателя имени. Он представлялся мне уродливым и жестоким лицемерным мерзавцем, способным на любую низость. Например, воспользоваться девушкой в стеснённых обстоятельствах.
Оборотень не постеснялся участвовать в выборах чистокровных, словно они иномирянки, принесённые в жертву родными. Я опешила, насколько поразительно было наше сходство с Пришлыми! Верно говорят, Боги отказались от наших. Настала пора новых рас. Таких, как эти оборотни: они теперь хозяева жизни, их Боги могущественнее. Правда всегда на стороне сильного.
И от осознания этого я ненавидела хозяина ещё сильнее! В моём воображении он был монстром, и именно с этим существом мне и предстояло сегодня увидеться. До ужина оставалось два часа, а я уже жалела, что вынуждена бездельничать. Боана с Томасом милостиво настояли на отдыхе и взяли на себя обязанности метрессы.
Хозяин должен был явиться до ужина и, переодевшись, подождать свою даму. Боана уверила, что он захочет меня видеть и советовала выспаться и прийти в чувство, чтобы с одной стороны не робеть, а с другой – показать себя с лучшей стороны. Что это значило, она так и не сказала.
Оставшееся время я провела сидя на табурете за столом и смотрясь в небольшое зеркало. Не для того, чтобы убедиться в собственной привлекательности, в данную минуту мне было совершенно всё равно, посчитает ли меня чужой мужчина достойной его постели. Я хотела удостовериться, что в моих глазах нет отвращения, прежде всего к себе, за ту роль, которую я буду вынуждена играть.
Часы в холле пробили шесть раз.
– Госпожа Леонтина, – через некоторое время послышался за дверью голос Боаны. – Хозяин просит вас спуститься в кабинет.
Я, словно бесчувственная кукла, встала и вышла в коридор.
– Да вы совсем не отдыхали, – растерянно проговорила бывшая распорядительница. – Хорошо хоть не плакали. Хозяин не любит слабости.
Я промолчала, в душе послав оборотня туда, откуда он явился в нашу страну.
– Куда идти?
– Я вас отведу, – вздохнула Боана, бросив на меня украдкой обеспокоенный взгляд.
Мы спустились по боковой лестнице и оказались в коридоре, ведущем в дальнее крыло дома, которое было не видно с улицы. Толстый ковёр под ногами смягчал звуки шагов, и казалось, что биение моего сердца слышно каждому на расстоянии метра.
– Вон та дверь, – показала рукой Боана и понизила голос до шёпота. – Постучитесь и как дождётесь ответа, входите. Только голову опустите и не поднимайте глаза на хозяина, пока он вам не позволит. Да смотрите, без позволения не присаживайтесь. Ну, помоги вам Луна!
Я кивнула и безучастно посмотрела вслед удаляющейся распорядительнице.
Мне хотелось скорее покончить с этой противной формальностью, поэтому, не колеблясь ни секунды, я постучала в указанную дверь.
– Войдите! – тут же откликнулся мужской голос, заставив меня вздрогнуть. Столько в нём было суровости, что вся решимость, накопленная мной за недолгое время пребывания в этом доме, вмиг покинула меня.
Но стоять и робеть за дверью было бы глупо и странно.
Я повернула ручку и вошла в просторную светлую комнату, одну из стен которой занимал книжный шкаф, заполненный толстыми фолиантами и тонкими брошюрами.
Воздух был напоён вечерней прохладой, сочившейся из приоткрытой створки окна. Мне стало зябко. Даже не поднимая глаз, я чувствовала на себе колючий холодный взгляд.
Так и подмывало поднять голову и посмотреть на стоящего у окна, пригвоздить к месту ледяной волной презрения. А потом высказать всё, что я думаю об их ежегодной жатве. Как можно с чистой кровью, напитанной древней магией этой земли, обращаться, как с не имеющей особой ценности?!
– Как тебя зовут? – сказал он наконец. Резкий тон его голоса меня коробил, я снова ощутила себя белокрыльником, пригвождённым к доске. Я больше не могла играть роль безропотной сиротки.
– Леонтина, – ответила я спокойным тоном, подняв голову и решившись наконец посмотреть на того, кто должен был стать моим первым мужчиной.
Вопреки ожиданию, он не был безобразен, скорее напротив, от этого мужчины веяло силой, как физической, так и той, которая заставляет трепетать от страха вызвать неодобрение. Я оробела и растерялась, снова опустив глаза, но тут же списала всё на действие отвара.
– Когда ты отвечаешь на мои вопросы, надо добавлять “хозяин”. В ближайшие пять дней ты находишься у меня в качестве распорядительницы. Это очень ответственная должность, я привык, чтобы дом содержался в порядке. Меня всегда должны ждать ужин и свежая постель. Тебе понятно? Отвечай!
Мужчина говорил спокойно, и всё же в его тоне, чуть хриплом голосе чувствовалась угроза. У меня подкашивались ноги, к горлу подкатывал противный ком.
– Моё имя тебе, полагаю, уже известно, – оборотень сел за стол, но тело было напряжено, как перед прыжком. Мне сейчас бы пригодилась помощь Феониты, считывающей чужие эмоции!
Стало страшно до тошноты, хотя, казалось бы, с чего вдруг? Мне открыто не угрожали и тем не менее, взгляд у оборотня был тяжёлым, пригвождающим к месту. Рассмотреть его мне так и не удалось, взглянуть в глаза я не смела. У меня создавалось впечатление, что я нахожусь в клетке с крупным хищником, который принюхивается ко мне и прикидывает: поиграть или сразу придушить.
– Ладно, не бойся так! Тебе здесь недолго оставаться, я и сам не в восторге от нашего соседства.
Он подошёл совсем близко и поднял мой подбородок, заставив взглянуть в лицо. Первым инстинктивным желанием было отпрянуть, но силой воли я подавила его.
Оборотень был немолод, мне не солгали. Выдавали его серебряные нити волос на висках и усталость, затаившаяся в глубине голубых глаз, холодных, словно гладь зимнего озера и таких же обманчиво безопасных, подобно первому непрочному льду. Мужчина как мужчина, может, чуть и отличающийся чертами лица от наших лордов!
– Зачем мы вам нужны? – выплюнула я прямо ему в лицо, а сама силилась не отвести взгляд. Не обманывайте себя, – так и хотелось сказать мне. – У чистокровных женщин нет и не будет хозяев, кроме законного супруга!
Но моя спесь тут же слетела, как осенняя листва с помёрзшего за ночь клёна.
– Я думаю, тебя обязательно отберут для обряда Плодородия. Это хорошая судьба для каждой из вас.
Он смерил меня взглядом полным презрения. В глазах мелькнул жёлтоватый отблеск ярости. Усилием воли стряхнув вновь завладевший душой страх, я выплеснула ему в лицо всю горечь моего положения:
– Для вас и вам подобных, хозяин, это, безусловно, хорошо. Но не для девушек, которых используют для деторождения без их на то воли. Они даже не будут знать отцов своих детей!
Он подошёл очень близко, мне хотелось съёжиться под взглядом чужака.
– Разве это не то, что так называемые “чистокровные” делают с Пришлыми? Может, пришла пора ответить за грехи своего рода?
– Иномирянки совсем другие.., – начала было я, но закончить не успела.
Оборотень с силой оттолкнул меня, так, что я почти отлетела к двери. У меня горели щёки. Я понимала, что хожу по краю. Ещё немного и его ярость выплеснется наружу. Я видела это не только во взгляде оборотня, но и в его сжавшихся кулаках, мышцах рук, вздыбившихся под рукавами рубашки, едва доходившими до локтей. Казалось, его тело хотело меняться, внутренний зверь жаждал вырваться наружу и разорвать меня или, что ещё хуже, покалечить. В воздухе пахло предчувствием беды. Я обречённо закрыла глаза.
И в одно мгновение гроза обошла стороной. Сильные руки взяли меня за плечи и хорошенько встряхнули. Мне не оставалось ничего иного, как открыть глаза и снова принять бой. Или то, что оборотень для меня уготовил.
– Надеюсь, ты не собираешься демонстративно лишаться чувств? Предупреждаю тебя сразу: лучше и не пытайся!
Рэв Торгский подсмеивался надо мной, но глаза оставались колючими, далёкими, равнодушными.
– Конечно, нет, – ответила я, вложив в слова как можно больше достоинства.
– Так у тебя ещё и короткая память? Добавляй: хозяин. И не заставляй меня больше об этом напоминать. Для твоего же блага. Поняла?
Оборотень сказал это тихим голосом, но мне показалось, что от его тембра зазвенели бокалы за стеклянной перегородкой в шкафу у дальней стены.
Мелькнула мысль и дальше продолжить игнорировать его приказ, тем самым, приблизить наказание, а может и смерть – билет от бесчестья. Но инстинкт выживания восставал против подобной выходки: я понимала, что нас просто так не отпустят, не позволят умереть, не выполнив должного.
– Поняла…хозяин, – ответила я, опустив глаза. Мне надо будет всё хорошенько обдумать и расспросить Боану о тех, кто был прислан до меня. В прошлом году или ранее.
– Иди к себе, сегодня не смей спускаться. У меня будут важные гости. И начинай отвыкать от праздности. Ты здесь не только как женщина, но и, главным образом, как служанка.
– Хорошо, хозяин, – безучастно ответила я, глядя в пол. Я больше не чувствовала на себе его взгляда. Решившись посмотреть, поняла, что мужчина отвернулся к приоткрытому окну и делал вид, что меня здесь нет.
Ушла я совсем иной девушкой, чем та, что полчаса назад переступила порог кабинета хозяина дома.
Я чувствовала себя опустошённой, к глазам подступили слёзы. Мир рушился. Да, я представляла, что меня ждут унижения и подчинение, но реальность оказалась жёстче. В ней не было смысла в борьбе и сломленной воле, героизме и самопожертвовании, моя судьба – быть рабыней равнодушного хозяина. Он явно не собирался воспользоваться мной, как женщиной, а значит, моё присутствие в этом доме напрасно. Дальше кухни, комнат для прислуги и гостиной меня не пустят, никакими планами не поделятся.
С одной стороны, это радовало. А с другой… Я чувствовала себя товаром не первого сорта, который приобретают из жалости или чтобы отвязаться от навязчивого продавца. Дома поклонники осыпали меня комплиментами и восхищались красотой волос, которые так оттеняли белоснежный тон кожи, походкой и горделивой осанкой.
Здесь же мне дали понять, что я недостойная, из варварского племени с отсталыми обычаями и верованиями. Конечно, людоволки более развиты в плане всяких бытовых мелочей. У них даже есть постоянный доступ к воде, которую не надо греть перед купанием. Но это не значит, что наша магия и алтарные камни – пережиток бессильного прошлого. И я собиралась в скором времени это доказать. Ему и, прежде всего, себе самой.