Меня называют Ктулху. Великий Ктулху. Все произносят мое имя неправильно.
Ты записываешь? Каждое слово? Хорошо. Так, с чего бы начать… Ну что ж. Начну с начала. Пиши, Уотли.
Я был зачат бессчетное количество эонов назад в темной мгле Кххаа’йнгаиих (нет, я не знаю, как это пишется; пиши, как слышится) безымянными родителями, жуткими, как ночной кошмар, под серповидной луной. Конечно, речь не о луне этой планеты! Я говорю о настоящей луне. Иногда она занимала полнеба. Когда она восходила, было видно, как алая кровь струится по ее опухшему лику, заставляя его краснеть. В зените луна заливала болота и башни мертвенным багровым светом.
То были дни!
Точнее, ночи. В моих родных краях существовало подобие солнца. Но уже тогда оно было слишком старым. Помню, в ту ночь, когда оно наконец взорвалось, мы все выползли на берег, чтобы насладиться зрелищем. Но я забегаю вперед.
Я не знал своих родителей.
Мать съела отца, как только он оплодотворил ее. А я, появившись на свет, сожрал мать. Так уж вышло, что это мое первое воспоминание. Извиваясь, я выбираюсь из материнской утробы; мои щупальца до сих пор хранят вкус ее плоти – чем-то напоминает дичь.
Не смотри на меня так, Уотли. Вы, люди, не менее отвратительны.
Да, кстати, шоггота покормили? Кажется, он что-то бормочет.
Первые тысячелетия своей жизни я провел в болотах. Разумеется, без особого удовольствия. Цветом я тогда напоминал молодую форель; в длину достигал четырех-пяти ваших футов. Мое основное занятие состояло в том, чтобы подкрадываться и поглощать. И следить, чтобы никто не застал врасплох и не проглотил меня.
Так прошла моя юность.
А потом в один прекрасный день – кажется, это был вторник – я понял, что в жизни есть не только еда. (Секс? Конечно, нет! Этой стадии я достигну только после следующей спячки; к тому времени ваша жалкая планета давно остынет.) В тот вторник дядя Хастур проскользнул в мою часть болота с плотно сжатыми челюстями.
Это означало, что он не собирается мной пообедать. И мы можем поговорить.
Что за идиотский вопрос! Не ожидал такого даже от тебя, Уотли. Я ведь общаюсь с тобой, не прибегая к помощи своих ртов, не так ли? Ну вот. Еще раз сморозишь такую глупость, и я найду кого-нибудь другого для записи своих воспоминаний. А ты пойдешь кормить шоггота.
– Мы хотим прогуляться, – сказал дядя Хастур. – Может, присоединишься?
– «Мы»? Кто это – «мы»?
– Я, Азатот, Йог-Сотот, Ньярлатотеп, Цатоггуа, Йа! Шуб-Ниггурат, молодой Йуггот и еще кое-кто. (Это очень вольный перевод, Уотли, ты же понимаешь… Большинство из них были бес-, дву- или трехполыми. А старая Йа! Шуб-Ниггурат, говорят, наплодила не меньше тысячи отпрысков. Эта ветвь нашей семьи всегда отличалась склонностью к излишествам.) Мы собираемся на прогулку, – повторил дядя. – Составишь нам компанию?
Я помедлил с ответом. По правде говоря, я недолюбливал своих родственников. К тому же сильное пространственное искажение мешало их как следует рассмотреть. Обычно силуэты расплывались по краям. А у некоторых – например, у Сабаота – краев было слишком много.
Но я был молод и жаждал приключений! «В жизни должно быть что-то еще!» – восклицал я, пока вокруг сгущалось восхитительное зловоние болот, а над головой ухали и скрежетали нгау-нгау и зитадоры. Как ты уже догадался, я согласился, и мы с дядей поползли к месту встречи.
Всю следующую луну мы обсуждали, куда отправимся. Азатот рвался на далекий Шаггай. Ньярлатотеп зациклился на Неописуемом месте (понятия не имею почему! Когда я был там в последний раз, все было закрыто). Мне было все равно, Уотли. В любом сыром и немного странном месте я чувствовал себя как дома. Последнее слово, как всегда, осталось за Йог-Сототом. Поэтому мы и очутились в этой вселенной.
Ты ведь знаком с Йог-Сототом, мой маленький двуногий зверек? Я так и думал.
Это он привел нас сюда.
Честно говоря, сначала мне здесь не очень понравилось. Да я и сейчас не в восторге. Если бы знал, какие неприятности нас ждут, ни за что бы сюда не сунулся. Но тогда я был моложе…
Нашей первой остановкой стала сумрачная Каркоза. Там я натерпелся страху! Сейчас я могу смотреть на таких, как ты, без содрогания, но тогда все эти людишки без чешуи или ложноножек повергали меня в ужас.
Первым, с кем я поладил, был Король в желтом.
Король оборванцев. Ты о нем не слышал? Он упоминается в «Некрономиконе» (с. 704 полного издания). Кажется, в «Тайнах Червя» о нем пишет этот идиот Принн. Ну и, конечно, Чэмберс.
Приятный парень. Нужно только к нему привыкнуть.
Он первый подал мне идею.
– Какого неназываемого черта тут делать? В этом тоскливом измерении! – спросил я.
Он рассмеялся.
– Когда я – в ту пору всего лишь жалкое пятно цвета – попал в эту дыру, то задавался тем же вопросом. А потом узнал, какое удовольствие получаешь, завоевывая странные миры, покоряя их обитателей, заставляя их бояться и поклоняться. Вот это потеха! Конечно, Древние такого не любят.
– Что за древние?
– Не древние, а Древние! С заглавной буквы. Забавные ребята. Напоминают пузатые бочонки с морскими звездами вместо голов. А еще у них огромные тонкие крылья – чтобы летать между мирами.
Летать между мирами? Летать?! Я был в шоке. Я-то думал, что в наши дни никто уже не летает. Зачем, если можно слугглить? Понятно, почему их называют древними. Простите, Древними.
– И чем эти Древние занимаются? – спросил я у Короля.
(Я потом объясню, что значит слугглить, Уотли. Хо-тя… это бесполезно. У тебя же нет внаиснгханга. Впрочем, можно попробовать и с бадминтонными ракетками. Вдруг они подойдут. Так, на чем я остановился? Ах да!)
– И чем эти Древние занимаются? – спросил я у Короля.
– Да в общем-то ничем. Но они не хотят, чтобы этим занимался кто-то еще.
В ответ я начал волнообразно извиваться, скручивая щупальца. Я имел в виду, что уже сталкивался с такими существами, но, боюсь, Король не уловил мою мысль.
– А ты знаешь миры, которые стоит покорить?
Он махнул рукой в сторону маленького унылого скопления звезд.
– Там есть одна планета… Может, тебе понравится. Называется Земля. Захолустье, конечно. Зато просторно.
Тупой мерзавец.
На сегодня все, Уотли.
Когда будешь уходить, попроси кого-нибудь покормить шоггота.
Уже пора, Уотли?
Не говори глупостей. Я знаю, что сам посылал за тобой. У меня прекрасная память. Ф’нглуи мгв’навх Ктулху Р’льех вгах’нагл фтагн.
Ты ведь знаешь, что это значит?
В своем доме в Р’льехе мертвый Ктулху ждет и видит сны.
Оправданное преувеличение; в последнее время я неважно себя чувствую.
Это была шутка, одноголовый! Шутка! Ты все записываешь? Хорошо. Пиши дальше. Я помню, на чем мы вчера остановились.
Р’льех.
Земля.
Как все-таки меняются значения слов… Неопределенность. Терпеть ее не могу! Когда-то Р’льех обозначал Землю. По крайней мере, ее подводную часть, где я был господином. Теперь Р’льех – всего лишь мой маленький дом. 47°9ʹ южной широты, 126°43ʹ западной долготы.
Или Древние. Теперь так называют нас! Великие Древние. Как будто нет никакой разницы между нами и теми бочкообразными парнями!
Неопределенность.
Итак, я прибыл на Землю. Тогда здесь было более влажно. Чудесное место с густыми как суп морями. Я быстро и легко сошелся с людьми, Дагоном и его парнями (сейчас я использую это слово в прямом значении). В ту пору мы все жили в воде. На то, чтобы заставить их строить, порабощать, готовить еду (и, конечно, становиться едой), у меня ушло меньше времени, чем понадобится тебе, чтобы произнести «Ктулху фтагн».
Да, кстати, я хотел рассказать еще кое-что. Правдивую историю.
Она произошла на корабле в тихоокеанском круизе. Там был иллюзионист, развлекавший пассажиров. И попугай.
Он портил иллюзионисту все выступления. Как? Да просто рассказывал зрителям, как тот делает фокусы. «Засунул в рукав!» – пронзительно кричал попугай. Или: «Он подтасовал карты! У ящика двойное дно!»
Конечно, иллюзионисту это не нравилось.
И вот пришло время главного фокуса.
Иллюзионист объявил его.
Засучил рукава.
Взмахнул руками.
И тут корабль подскочил и завалился на бок.
Под ним поднялся из глубины Р’льех! Полчища моих верных слуг, омерзительных рыболюдей, вскарабкались на судно, схватили пассажиров и экипаж и утащили на дно. Потом Р’льех снова ушел под воду, ожидая великого дня, когда ужасный Ктулху восстанет и воцарится вновь.
А иллюзионист, не замеченный моими маленькими земноводными олухами (за что они, конечно, жестоко поплатились!), один-одинешенек носился по грязным волнам, ухватившись за обломок мачты. Вдруг он увидел на небе зеленое пятнышко. Оно опускалось все ниже, пока не примостилось на ближайшем дрейфующем бревне. Это был попугай.
Он склонил голову набок и, прищурившись, посмотрел на иллюзиониста и спросил:
– Ладно, я сдаюсь! Как ты это сделал?
Разумеется, Уотли, это чистая правда!
Стал бы Великий Ктулху, явившийся из темных глубин вселенной в те далекие времена, когда ваши самые древние кошмары беспомощно лепетали в своих колыбелях… Ждущий благоприятного сочетания звезд, чтобы покинуть дворец-гробницу, вдохнуть силы в верных и вернуть безграничную власть… Жаждущий вновь изведать острые и сладостные наслаждения разврата и смерти… В общем, стал бы я лгать тебе?
Непременно!
Заткнись, Уотли! Не перебивай. Мне плевать, где ты уже слышал эту историю.
Как мы веселились тогда! Резня и разрушения, жертвоприношения и проклятия. Всюду гной, слизь, грязь. А эти отвратительные игры без названия! Еда, развлечения. Это была очень длинная вечеринка. И она нравилась всем, кроме тех, кого насадили на деревянные колья между кусочками сыра и ананаса.
О, в те дни на Земле жили гиганты.
Конечно, это не могло продолжаться вечно.
Они спустились с неба на тонких прозрачных крыльях и принесли с собой правила, предписания, распорядки и Дхо-Хна знает сколько бланков, которые нужно заполнить в пяти экземплярах. Жалкие маленькие бюрократы, вот кто они такие! Это было ясно с первого взгляда на их пятиконечные головы. На каждой башке по пять выростов, сучков или как это там у них называется (добавлю, что головы у всех были на одном и том же месте). Ни у кого не хватило фантазии отрастить три сучка, или шесть, или сто два. Нет, только пять!
Не хочу никого оскорбить.
Просто мы не поладили.
Им не понравилась моя вечеринка.
Они барабанили в стену (метафорически). Мы не обращали на это внимания. Они разозлились.
Начали спорить, пакостить, драться.
«Ладно! – сказали мы. – Вы хотите море? Получайте. Все, до последней морской звезды!»
Мы перебрались на сушу – тогда она была достаточно заболоченной. Там мы построили гигантские монолитные сооружения, которые затмевали горы.
Знаешь, Уотли, почему вымерли динозавры? Это мы их уничтожили. Устроили барбекю.
Но эти умничающие зануды так и не оставили нас в покое. Они хотели передвинуть Землю поближе к Солнцу. Или, наоборот, подальше от него… Я не уточнял. А потом мы снова очутились под водой.
Тут полагается смеяться.
Древним тоже досталось. Как и все их творения, они терпеть не могли сухость и холод. И вдруг оказались в Антарктиде, безжалостно сухой и холодной, как затерянные равнины трижды проклятого Лэнга.
На этом сегодняшний урок окончен, Уотли.
И, пожалуйста, попроси кого-нибудь покормить этого злосчастного шоггота!
(Проанализировав содержание и длину предыдущих глав, профессор Армитаж и профессор Уилмарт пришли к выводу, что в этой рукописи не хватает как минимум трех страниц. Я с ними согласен.)
Звезды изменились, Уотли.
Представь, что твою голову отделили от тела. И вот она – жалкий кусок плоти – лежит на холодной мраморной плите, задыхаясь и моргая. Вот как мы себя чувствовали. Вечеринка закончилась.
Это нас убило.
Теперь мы ждем здесь, внизу. Ужасно, да?
Да ничуть! Плевать мне на этот неназываемый ужас. Я умею ждать.
Сижу, объятый смертным сном, и наблюдаю, как возвышаются и рушатся муравьиные империи людей.
Однажды – может, пройдет один день, а может, больше времени, чем в силах вообразить твой жалкий умишко, – звезды сойдутся, и наступит эра разрушения: я восстану ото сна и буду вновь править этим миром.
Погромы и оргии, кровавые пиры и черные мессы, вечные сумерки и вездесущие кошмары, крики мертвых и не мертвых, песнопения верных.
А потом?
Когда эта планета превратится в ледяной булыжник, вращающийся вокруг погасшего Солнца, я покину ее. И вернусь домой, где кровь каждую ночь обагряет лик луны, разбухший, как труп утопленника. Я снова впаду в спячку…
А потом буду спариваться и, наконец, почувствую, как внутри что-то шевелится. Как малыш прогрызает в моей утробе путь к свету.
Хм.
Ты все записал, Уотли? Хорошо.
Ну, вот и все. Повествование окончено. Угадай, чем мы теперь займемся? Точно! Покормим шоггота.