Мне очень не нравятся высокомерные люди, которые ставят себя выше других. Так и хочется дать им рубль и сказать: узнаешь себе цену – вернёшь сдачу.
Менее всего просты люди, желающие казаться простыми.
Мы часто повторяем, что о человеке судят по его делам, но забываем иногда, что слово тоже поступок. Речь человека – зеркало его самого. Всё фальшивое и лживое, пошлое и вульгарное, как бы мы ни пытались скрыть это от других, вся пустота, чёрствость или грубость прорываются в речи с такой же силой и очевидностью, с какой проявляются искренность и благородство, глубина и тонкость мыслей и чувств.
Нет того негодяя, который, поискав, не нашёл бы негодяев в каком-нибудь отношении хуже себя и который поэтому не мог бы найти повода гордиться и быть довольным собой.
Сумасшедшие всегда лучше, чем здоровые, достигают своих целей. Происходит это оттого, что для них нет никаких нравственных преград: ни стыда, ни справедливости, ни даже страха.
Люди часто гордятся чистотой своей совести только потому, что они обладают короткой памятью.
Люди кажутся друг другу преимущественно глупы потому, что хотят казаться умнее.
Ужасен тип людей, желающих всегда быть правыми. Они готовы осудить невинных, святых и самого Бога, только бы оказаться правыми.
Один из важных недостатков – возбуждение в других зависти, склонность выставлять свои преимущества. Чтобы внушать любовь к себе, напротив, надо тщательно скрывать всё, что отличает тебя от толпы.
Ужасное чувство – самоуверенность. Оно разделяет людей, губит их. А потому великое дело – обратное: смирение.
Мы уважаем и боготворим людей: придворные – царей, духовные – архиереев и т. п. исключительно потому, что выше тот, кому мы поклоняемся для своей пользы. Вот почему мы оправданы не только в чужих, но и в своих собственных глазах.
Чтобы быть гордым, надо быть или дураком, или излишне довольным собою.
Есть люди, которые говорят не для того, чтобы выразить мысли, а для того, чтобы совершить поступки: разбранить кого-либо, подольститься к кому-либо, похвастаться и т. п.
Ничто так не препятствует пробуждению любви, как несмирение, гордость, тщеславие, самолюбие и самовыставление. Малейшее проявление всего вышеперечисленного – и готовый раскрыться цветок любви закрывается.
Главная ошибка людей в жизни – самая обычная и вредная – в том, что мы хотим что-то совершить в жизни: подвиг или хоть дело какое бы то ни было. Этого нельзя, это совсем неправильно. Дело наше здесь только в том, чтобы делать, как должно, то, что потребуется, и желательно любовно.
Злоба, как и любовь, не химическое, а органическое вещество, как дрожжи – закваска. Крошечная доля заквашивает всё.
Обвинение других снимает с нас ответственность. Нам кажется, что нам дурно не от того, что мы дурны, а потому что другие виноваты.
Остроумное осуждение – это труп под соусом. Без соуса отвратился бы съесть, а под соусом – не заметишь, как проглотишь.
Главное различие людей – в различии их идеалов, в том, чем они хотят быть. Говорить человеку с идеалом порядочного комильфотного буржуа о требованиях христианства, всё равно что говорить о красоте музыки глухому: он не понимает, зачем. Кроме того, сказанное кажется ему или притворством, или сумасшествием, или же умышленно нанесённой ему обидой.
Мир не способен держаться на зле. Если бы мир держался на зле, он давно бы погиб. Вы не хотите видеть в мире хорошего и видите только дурное. Перемените взгляд на жизнь, и вы избавите себя от нравственных страданий. Зачем вы все берёте петербургскую жизнь, жизнь городскую? Загляните сюда, в деревню, где маленькая девочка знает закон Христа и делится ягодами с другой девочкой. Город – это болезненный нарыв на здоровом теле. Вы же, увидев на теле прыщик, решаете, что всё тело гнилое и что из него не будет никакого толку.
Гордость и ложь тесно связаны между собой. Именно гордость заставляет нас беспрестанно лгать.
Нет ничего хуже, чем быть сыном великого человека. Я предпочёл бы быть сыном какого-нибудь хулигана, чем великого человека. Всякий смотрит на тебя не просто, а как на что-то особенное и, кроме того, вымещает на тебе свою злобу.
Научный язык – желание скрыть незнание, литературный язык – желание скрыть то, что нечего сказать.
Моцарт[5] не боится пошлости, а Венявский[6] – тот всё хочет изобразить что-то особенное.
Невежественный человек прямо рубит сплеча всё, что ему взбредёт в голову, средний, но скромный человек всегда постарается узнать, что другие об этом думали, учёный человек знает множество чужих мнений, которые он проверяет своим умом.
Многие уверены в том, что они помогают людям, хотя, справедливости ради, задача их заключается в том, чтобы людям не мешать.
Свойство глупых людей: когда вы им говорите что-нибудь, они никогда не отвечают на ваши слова, а всё продолжают говорить своё.
Всякий человек, рисуя с оригинала, до известной степени рисует себя. У кого нос закорючкой, тот и на чужом портрете сделает его до известной степени таким же.
Предпочитаю кутилу и весельчака нерассуждающему и отталкивающему всякие рассуждения умствователю, живущему по чужой совести, то есть без оной. У первого может выработаться совесть, у второго – никогда.
Все люди разделяются по степеням чуткости совести: от самой чуткой до отсутствия её.
Не от самоуверенности глупость, а от глупости самоуверенность.
Глупо, когда один человек считает себя лучше других людей, но ещё глупее, когда целый народ считает себя лучше других народов.
Много зла причиняют себе люди ради плотских своих похотей, но ещё больше зла делают они для того, чтобы люди хвалили их.
И теперь и прежде высмеивали того, кто сидит в молчании, высмеивали и того, кто много говорит, и того, кто говорит мало. Нет никого на земле, кого бы не осуждали. Никогда не было, никогда не будет и нет никого, кого бы всегда и во всём осуждали, как нет и того, кого всегда и во всём хвалили. И потому не стоит заботиться ни о похвалах, ни об осуждении.
Прекрасная шутка Брюллова[7] о том, что лучше ничего не делать, чем делать ничего. Смысл этого для меня тот, что когда человек делает ничего, то есть пустяки – визиты, туалеты, парады, обедни, пустые разговоры и т. п., то это гораздо хуже, чем когда он сидит просто сложа руки, потому что в первом случае он собой бывает очень доволен, а во втором – напротив.
При всяком деле, и в особенности в отношениях с людьми, помнить важно не суждение о вас этих людей, а одобрение Бога.
Ни один соблазн не удерживает людей так долго в своей власти, не отдаляет так людей от понимания смысла человеческой жизни и её истинного блага, как забота о славе, об одобрении, уважении, похвале людской.
Закачивают ребёнка не затем, чтобы избавить его от того, что заставляет его кричать, а затем, чтобы он не мог кричать. То же делаем мы и со своей совестью, когда заглушаем её, чтобы угодить людям. Мы не успокаиваем совесть, но добиваемся того, что нам и нужно было: не слышим её.
Мы часто гордимся тем, что мы хорошо сделали, мы гордимся тем, что сумели сделать это, а забываем то, что в каждом из нас живёт Бог, что каждый раз, когда мы делаем что-то, выступаем орудием, с помощью которого Бог добивается результата. Бог делает нами то, что ему требуется, а мы гордимся. Это всё равно, как если бы камень, загораживающий проток ключа, гордился бы тем, что из него течёт вода и что воду эту пьют люди и звери.
Но, скажут, камень может гордиться тем, что он чист, не портит воду. И то неправда. Если он чист, то только потому, что та же вода омыла и омывает его.
Ничего нашего нет, всё Божие.
Мы все любим истину больше, чем ложь, но когда дело касается нашей жизни, то мы часто предпочитаем ложь истине, потому что ложь оправдывает нашу дурную жизнь, а истина обличает её.
Если будете стараться угождать людям для того, чтобы они были благодарны вам, то напрасно будете стараться. Если же будете делать добро людям, не думая о них, для Бога, то и себе сделаете хорошо, и люди будут благодарны вам. Кто забывает про себя, того Бог помнит, а кто про себя помнит, того Бог забывает.
Ничто так не вредно для нравственного совершенствования, как довольство собой. К счастью, если мы улучшаемся, то улучшаемся так незаметно, что не можем видеть своих успехов иначе, как после долгих промежутков времени. Если же мы постоянно замечаем наше улучшение, то это признак того, что мы или вовсе не продвигаемся вперёд, или же идём назад.
Ругают, осуждают – радуйся, хвалят, одобряют – бойся.
Жизнь в городе, недостаток воспитания, тяга к роскоши и праздному образу жизни – всё это делает людей безумцами. Они действуют безумно и говорят безумное. Так и ходишь между сумасшедшими, стараясь не раздражать их и вылечить, если можно.
Есть иллюзия, что много людей – много ума, много духовной высоты. А этого нет. Миллиарды людей – всё один и тот же средний человек.
Каждый человек лжёт раз по двадцать на дню. Именно поэтому люди более обращают внимание на сами речи, а не на факты.
Как же часто и долго два встретивших друг друга человека ломаются[8] друг перед другом. От того и противны один другому.
Часто поражали меня уверенные, красивые, внушительные интонации людей, говоривших глупости. Теперь я знаю, что чем внушительнее, импозантнее и звуки, и зрелища, тем пусты они и ничтожнее.
Голова без ума, что фонарь без свечи.
Одно из самых сильных средств гипнотизации – внешнего воздействия на душевное состояние человека – наряд. Это хорошо знают люди. Отсюда и монашеская одежда в монастырях, и мундир в войске.
Он один из тех людей, радость жизни которых состоит в том, чтобы делать другим неприятности. Ему, я уверен, слаще обед, если он отнимет его у другого.
Из книги секретаря писателя Николая Николаевича Гусева «Два года со Львом Толстым»:
«Разговор перешёл на статью И. Ф. Наживина [9].
– Мне из написанного особенно понравилось, – сказал Лев Николаевич, – вероятно, это шутка, что у англичан есть свинятни, где музыканты играют, чтобы свиньям было весело. Вот и наши Гольденвейзеры[10] играют, чтобы нам – поросятам – было весело обедать».