Я расстроился, когда родители объявили, что мы переезжаем в Висконсин. Почему я должен бросать друзей и всю свою жизнь здесь из-за того, что папу повысили? Почему нельзя остаться в Санта-Монике, где круглый год отличная погода и волны для серфинга?
Потом я подумал: ну ладно, смогу начать жизнь сначала. Раньше я всегда завидовал, когда к нам приходил новичок. Он сразу оказывался в центре внимания. Такой загадочный! Он мог оказаться кем угодно. Так что, может, переезд – это и не так уж и плохо. Я буду незнакомцем с дальних рубежей. Какая девчонка устоит перед таким?
И вот я приехал.
Когда директор познакомил меня с Макаллан, я разволновался: уж очень она хорошенькая. Но затем она за две с половиной секунды ясно дала мне понять, что я ее совершенно не интересую. Дайте ей стакан воды в руки – и через минуту он промерз бы до дна. Да, такая ледышка.
Я и подумал, ну ладно, больше мы с ней не увидимся, – и сосредоточился на парнях. С ними и общаться легче.
Перед обедом я подошел к группе ребят и, стараясь выглядеть спокойным и равнодушным, представился. Но, думаю, от меня так и разило отчаянием. Я сразу понял, что король нашего класса – это огромный накачанный парень по имени Кит. Его постоянно окружала группка из трех-четырех ребят, и все они носили футболки какой-то спортивной команды из Висконсина. Кит был одет в худи команды «Бэджерс» и джинсовые шорты. Огромный, около метра восьмидесяти ростом, он возвышался над толпой – включая учителей. Не толстый, не худой… просто большой.
Я подошел к ним. Кит внимательно смотрел на меня.
– Как жизнь? – спросил он.
Я не успел даже поздороваться. Мы завели разговор ни о чем; это было похоже на собеседование на работу.
А затем я совершил фатальную ошибку. И ведь знал же, что не надо этого говорить!
Я признался, что болею за «Чикаго Беарз».
Клянусь, не шучу: в ответ на меня буквально зашипели.
Ну и ладно, подумал я. Ну подразнят немного. Парни всегда так себя ведут. Во всяком случае, я надеялся, что меня будут дразнить: если тебя обзывают в мужской компании, то ты вроде как свой.
Но потом, за обедом, я взял еду и пошел к столикам… и ни один школьник даже не посмотрел в мою сторону. Вокруг все делились летними новостями, и им не было дела до какого-то там одинокого новичка. И вот вместо того чтобы превратиться в местную знаменитость, я будто подхватил проказу. До этого все твердили, какие в Висконсине дружелюбные люди, но мне так не казалось. Со мной обращались, словно я какой-то захватчик, непрошеный гость. Не прошло и дня в новой школе – а я уже погрузился в пучину отчаяния.
А потом подошла Макаллан.
Она в буквальном смысле слова спасла меня от публичного унижения: мне не пришлось обедать в одиночестве в первый школьный день. С тех пор я обедал вместе с ней и ее подругами.
Насчет ее визитов по средам у меня поначалу были смешанные чувства. Как только мы заходили в комнату, она хватала домашку и сидела училась, пока ее не забирал отец. И улыбалась, лишь если я включал «Багги и Флойда». Однако прошла одна среда, потом другая… и постепенно мы разговорились.
Она вообще ничего такая. Правда, очень крутая – даже при своей ледяной натуре.
Однажды в среду, где-то через месяц после начала учебы, ей пришлось остаться допоздна. Мама вернулась из магазина и сказала:
– Макаллан, солнышко, звонил твой папа. Он задерживается на работе, так что тебе придется ужинать у нас. Надеюсь, тебе нравятся жареные овощи?
Мы сидели в столовой. Макаллан внимательно наблюдала, как мама прошла в кухню и начала разбирать пакеты с едой. Я изо всех сил старался не расхохотаться: девушка так сосредоточенно нахмурила лоб, словно билась над задачей по математике. Офигенно милая привычка, если честно.
– Эй, – я попытался переключить ее внимание на себя. – Хочешь в компьютер поиграем?
– Я хочу закончить план сочинения.
Она начала что-то черкать в блокноте.
Я поднял со стола потрепанную книжку, которую она читала:
– «Мисс Лулу Бэтт»? – я рассмеялся. – Ты пишешь отзыв на книгу, которая называется «Мисс Лулу Бэтт»?
Макаллан потянулась ко мне:
– Пожалуйста, не порви. Я взяла ее в библиотеке. Это редкое издание.
Я, склонившись в поклоне, протянул ей книгу на обеих ладонях.
– И, к твоему сведению, Зона Гейл – автор этой книги – родилась в Висконсине. Первая женщина, получившая «Пулитцера» по драматургии. Думаю, тебе не помешает изучить историю штата, в котором живешь.
– Угу, угу.
Так я отвечал всякий раз, когда Макаллан пыталась напоить меня из фонтана знаний. А происходило это постоянно. Учился я неплохо, получал нормальные оценки, но таким ботаном, как она, точно не был.
Она опять уткнулась в блокнот.
– А ты про какую книгу будешь писать? Доктора Сьюза?
– Я люблю куриный джем, вот прям со всем, – процитировал я, чуть изменив слова.
Она поморщилась:
– Понятия не имею, почему с тобой общаюсь.
Она сделала вид, будто снова погрузилась в работу, но я-то видел, что уголки губ у нее дрогнули.
Я осторожно взял книгу со стола.
– Может, мне правда почитать? Что там за лулу учудила эта Бэтт?
Макаллан застонала.
– Миссис Рождерс, может, вам чем-нибудь помочь?
Мама просунула голову в дверной проем:
– Да нет, спасибо. Я справлюсь.
Однако Макаллан поднялась со стула и направилась в кухню.
– Точно?
– Ну, если настаиваешь, можешь нарезать овощи, – ответила мама с улыбкой.
И что теперь? Мне тоже помогать маме? – подумал я. Вот вечно так с этой Макаллан: я кажусь на ее фоне страшным лодырем.
Мама достала из пакета разноцветные перцы, кабачок и грибы и протянула Макаллан доску с ножом. Макаллан переводила взгляд с доски на овощи, словно пытаясь решить сложное уравнение. Она поднесла нож к перцу… покачала головой, повернула нож другой стороной.
Потом посмотрела на меня, словно ожидая подсказки. Будто я вообще что-то понимал в готовке. В прошлом году я чуть не поджег дом, когда пытался приготовить попкорн в микроволновке! Целую неделю еще дома попахивало горелой кукурузой. С тех пор мои мудрые родители решили не пускать меня на кухню.
– А как мне их нарезать? – спросила Макаллан маму.
Мама открыла рот, и я словно увидел, как над ее головой загорается лампочка. Мама подошла к Макаллан и показала ей несколько способов, как можно нарезать овощи. Зеленые глаза Макаллан, не отрываясь, следили за мамиными движениями, словно моя подруга не училась кулинарии, а готовилась к экзамену.
– Спасибо, – тихо сказала она, когда с овощами было покончено. – У меня в доме не то чтобы много готовят. Теперь.
И в этот момент я понял, почему Макаллан так околдована моей мамой. Эмили уже рассказала мне про аварию: Макаллан почти не говорила со мной о своей матери. А я понятия не имел, надо ли что-то говорить. Надо ли ее расспрашивать. Что вообще делают в таких случаях?
Чтоб мне провалиться, да если бы я знал.
Я быстро сошелся с Макаллан и ее подругами, однако чувствовал, что друзья мужского пола мне тоже нужны.
– Привет, Калифорния, – Кит подошел ко мне после уроков где-то в конце ноября. – Как дела, чува-ак?
Он растянул последний слог – и я понял, что он пытается подшутить над моим южным акцентом. А себя-то он слышал? Люди в Висконсине говорили сильно в нос и чуть ли не окали. По-моему, ужасно смешно.
– Видел, как ты бегал в спортзале. Ничего так, быстро.
– Спасибо, мужик.
Я засомневался: надо ли похвастаться, что в теплую погоду бегаю еще быстрее? Хотя снег после первой метели уже растаял (а она случилась еще до Хеллоуина! В октябре!), на улице все равно была холодрыга.
Я уже не надеялся подружиться с Китом и его командой… и все же ощутил радостное волнение, когда он продолжил:
– Это, можешь как-нибудь поиграть с нами. Постоишь в защите. У вас в стране кино и грез вообще в футбол играют?
Он рассмеялся.
Я решил не церемониться.
– Да как сказать, чувак… Слышал про стадион Роуз-Боул? Там проходит чемпионат… Наверное, не слышал: «Бэджерс» же уже много лет его не выигрывали.
– Черт.
Кит, похоже, как будто бы впечатлился.
Я уже подзабыл, как общаться с парнями. В Калифорнии мы с ребятами только и делали, что стебались друг над другом, своими семьями и девчонками, которые нам нравились. Ну, надо всем на свете, в общем. И чем хуже было оскорбление, тем смешнее. Это даже своего рода искусство.
– Ладно, Калифорния, – Кит кивнул. – До скорого. И не давай этим цыпам заплетать тебе косы и красить ногти. Настоящие мужики играют в футбол.
– Да, точно.
Мы неловко пожали друг другу руки, и я почувствовал себя еще большим идиотом, чем раньше. Хотя знаете что? Он заговорил со мной, а это уже что-то.
Я сразу понял, что Макаллан не в духе после уроков. У мамы была какая-то встреча, и она не успевала нас забрать, поэтому мы двадцать минут шли до дома пешком. Макаллан всю дорогу молчала и даже не захотела зайти в Риверсайд-парк. Когда мы ходили из школы пешком, то забредали в парк и торчали там какое-то время, даже если на улице было холодно. Однако не в этот раз.
– Все хорошо? – наконец спросил я ее, потому что молчание слишком уж затянулось.
А она такая:
– Ну, это… я неважно себя чувствую.
Она держалась за живот. Только бы не блеванула на меня, что ли.
Когда мы пришли домой, она уселась и сидела на одном месте. Не разговаривает, телик смотреть не хочет, есть тоже отказывается. Даже учебник не открыла. Видимо, и правда все серьезно.
Я решил поиграть в компьютер; она молча наблюдала с дивана.
– Слышь, я тут подумал…
Я обернулся. Вид у нее был неважный. Ну что ж, остается только одно проверенное средство развеселить Макаллан.
– Ой, чтоб мне провалиться! – воскликнул я на чистейшем кокни. – Ты так и будешь тут сидеть или поможешь мне… родить?
Я притворился, что падаю в обморок. Классический Багги.
Внезапно Макаллан поднялась и пошла в туалет.
Сложно дружить с девчонкой. Они такие непонятные. Мне что, надо было догадаться, что не так? Она даже намекнуть не может?
Я еще поиграл в компьютер. Что-то она засиделась в туалете. Паршиво. Что если она ударилась там головой или что-то в этом духе? Мне не хотелось ее беспокоить, но ведь она сама сказала, что плохо себя чувствует.
Я осторожно подошел к двери.
– Эмм… Макаллан?
– Уходи!
– Эмм, может, тебе нужно…
– Я СКАЗАЛА УХОДИ!!
Потом она, похоже, запустила чем-то в дверь. Или ударила в нее кулаком. В общем, был какой-то удар, и я понял, что она не очень-то рада.
Я не знал, что делать. Мои друзья еще никогда не запирались в туалете.
По счастью, через несколько минут домой зашла мама. Она вопросительно посмотрела на меня, пока я стоял, уставившись на дверь ванной комнаты.
– Мам, я не знаю, что случилось. Она там заперлась. Похоже, плачет. Клянусь, я ничего не…
Мама широко распахнула глаза:
– Иди играй в свои игры.
Обычно она повторяла, что я слишком много играю. Я стремительно удалился в гостиную, пока она не передумала.
Прошла целая вечность. Мама наконец вышла из ванной.
– И что там…
Она меня оборвала:
– Так. Ни слова об этом ни самой Макаллан, ни другим в школе. Ты меня понял?
Я не привык, чтобы она говорила со мной таким резким тоном.
– А теперь иди в свою комнату…
– Чего?! – я возмутился. – Но я же ничего не…
Мама щелкнула пальцами у меня перед носом. Ну отлично. Теперь она на меня еще и злится.
Она заговорила тише:
– Мне нужно поговорить наедине с папой Макаллан, когда он придет за ней. А теперь иди в комнату, и чтобы я больше об этом не слышала.
Мама сложила руки на груди, и я понял, что должен повиноваться.
Я пошел в комнату в полном замешательстве. Лишь одно я уяснил: девчонок понять совершенно невозможно.
Ох блин.
Что?
Я наконец понял, что это было.
Только сейчас понял?
Ну, типа…
Так, говорить об этом мы не будем.
Поверить не могу, что не сообразил тогда! У тебя же…
Какую часть из «говорить об этом мы не будем» ты не понял?
А ты думаешь, я хочу об этом говорить?
Тогда зачем говоришь?
А, да забей.
Так! Срочно говори о чем-нибудь мужественном, чтобы вернуть потерянные баллы пацанства.
Ага. Ну, это. Я люблю мясо.
И девчонок.
Футбол.
Костры.
Сосиски.
Педикюр.
Так, ты же обещала, что не будешь напоминать. У меня были мозоли, я только…
Оправдывайся-оправдывайся.
Ты ужасный человек.
И ты меня за это любишь.
Да, потому что я обожаю, когда меня наказывают. И еще я страшно мужественный.
Хватит смеяться.
Не, правда, хватит уже.
Макаллан, ты чего… не так уж и смешно вообще-то.