Король Роберт оставил мне пустую казну, разоренное государство, где еще не все инсейские и шаунские шпионы были выловлены, обнищавших подданных, перепуганных призраком Темной страны, и шесть тайных приграничных форпостов, связанных в невидимую сеть, охранявшую границы Гардарунта.
Строить их начал еще первый огненный король равнин – Астарг фьерр Ориэдра. А завершил и замкнул в цепь только его внук и мой предшественник на троне Роберт Сильный. Замаскированные логова огненного льва, каждое – со своим запахом, сокровищами и охранными печатями, назывались на чертежах «башнями», но в большинстве своем располагались под землей или в скалах.
Войти туда можно было только через огонь и покинуть так же.
«Лесная башня» была воздвигнута на границе с бесконечными аринтскими лесами и с башней не имела ничего общего. Располагалась она аккурат на линии рубежа, в толще высокого кургана. На его голой вершине стоял двуликий каменный идол, обращенный человеческим лицом в сторону моей земли, а оскаленной звериной мордой – к стране аринтов, красных магов.
«Лесная башня» была и самой беспокойной. Время от времени аринты, наплевав на оговоренные рубежи, сжигали рядом с курганом своих знатных мертвецов, наутро собирали остывший пепел в красные, покрытые узорами деревянные горшки и уходили в свои леса закапывать останки в корни какого-нибудь священного дерева.
О ритуале рассказал мне барон Анир Гирт по прозвищу Светлячок.
Он упал мне в ноги через пару дней после моей коронации – заплаканный, краснолицый, благоухающий диким перегаром, – видно, что все эти страшные для меня дни не просыхал, как и все посольство красных магов. Весь Найреос вместе взятый так не оплакивал погибшего короля, как они.
Для аринтов, почитавших Огонь божеством, все короли рода Ориэдра, обладавшие даром «огненной крови», были кем-то вроде земных воплощений их бога. Впрочем, при всей любви и почитании соседних правителей красные маги предпочитали держаться на отдалении и не бежали с предложением слить страны воедино, мотивируя тем, что излишек огня слишком опасен для их необъятных лесов.
– Ваше величество, умоляю о милости! – жалобно всхлипнул светловолосый бугай, обладавший силой медведя.
– Убил кого?
С драчуна и забияки Светлячка станется. Он каждую неделю буянил в каком-нибудь столичном кабаке, но пока без жертв.
– Нет, как можно! Он сам умер.
Вкратце просьба барона сводилась к тому, чтобы я божественным огнем сожгла труп только что почившего в приграничном лесу аринтского старейшины. То есть приняла бы участие в жреческом обмане. На мое возмущение барон моргнул голубыми глазками:
– Никакого обмана, сир. Все аринты знают, что огонь не с неба сойдет, а из рук Огненного короля, в этом и суть. Этот ритуал – лишь подтверждение, что с уходом Роберта Сильного ничего не изменилось и ваш дар «огненной крови» по-прежнему благоволит нам и нашим лесам. Это ведь так, сир? Вы же не оставите нас милостью?
О, да… Еще недавно дар Роберта так им благоволил, что пятая часть аринтских лесов выгорела. Пожары они смогли остановить, только обратившись к магам Севера.
– Не оставлю, – вздохнула я. Погребальщиком мне еще не приходилось работать.
Светлячок, понизив голос до едва слышного шепота, сообщил с оглядкой:
– Ритуал сожжения усопшего проводится сегодня вечером. Почтите, государь, присутствием. Неофициально, без всяких там дипломатических миссий, эскортов и всякой ерунды.
Это он на банду моих телохранителей намекал. Опасно, конечно, но барон обязан мне жизнью и давал клятву верности еще при Роберте.
– Далековато до границы, – мягко намекнула я, что у Анира уже ум от скорби помутился. Восточные княжества в месяце пути на лошадях.
– Просто возьмите меня с собой, сир. Через огонь. Король Роберт же брал, я привычный, не испугаюсь.
– Куда брал?
– Он говорил – в лесную башню.
Напрасно барон шептал, не поможет. У моих телохранителей изумительно тонкий слух, и четверо приставленных ко мне Белогорьем высших мастеров магии и меча, ожидавших, между прочим, у дверей на другом конце зала, обменялись короткими ухмылками. Ну и в бездну их.
– Придешь в мои покои вечером, Светлячок.
Вот так и рождаются премерзкие сплетни.
На выходе барона перехватил Таррэ, что-то сказал почти беззвучно, но у меня, дочери горной волшебницы королевы Хелины, тоже тонкий слух, вот только срабатывает не с первой минуты.
– …то уничтожим всех, – угрожал Таррэ. – И ни шагу за пределы.
Догадался. Но, удивительное дело, препятствовать не стал ни словом, ни делом. И охранять не полез. Сделал вид, что ничего не слышал и не понял. Почему? Не спрашивать же у него.
С тех пор, как умерший король передал мне дар «огненной крови» и научил, чему успел, – воспламенять, чувствовать огонь в живых существах и мертвых вещах, ходить через огонь, смотреть и слушать, – я непрерывно тренировалась.
Это было потрясающе – испытывать пьянящее чувство власти над могущественнейшей из стихий. Чувствовать ее смертельное касание как нежную ласку. Осознавать, что нет пределов. Совсем нет, ведь и солнце, и звезды над головой – это небесные костры, разожженные божественными айрами. Так разве нельзя когда-нибудь взглянуть сквозь них, каким с высоты предстанет наш мир пяти магий Эальр? Потом, когда я обрету всю силу огненного дара.
Пока я могла слишком мало, и просьба барона меня смутила. Одно дело – ставить бессердечные опыты и проносить через огонь мышей, пытаясь создать им защиту, другое – человека, да еще такого высокого и крепкого, как бесстрашный барон.
Роберт говорил, что животные не выдерживают огненного перехода, что в лучшем случае они сходят с ума, а в худшем на выходе получаешь жаркое. Пока так и получалось. Или лучше сказать – не получалось.
Мой король писал в дневниках мудреные вещи о том, что только подготовленный разум в состоянии удержать свою реальность, что от внешнего огня защищает внутренний огонь. И если маг, научившийся шагать огнем на расстояния, используя внутренний огонь, способен защитить себя, то он способен распространить защиту и на другого носителя разума, хватило бы сил.
Я боялась, что сил не хватит и я не удержу защитный полог, но барон, напротив, был абсолютно уверен и, стараясь не смотреть на мои подрагивающие руки, жизнерадостно ободрял:
– С Робертом я это проделывал сотни раз, ваше величество. Огонь меня не тронет, вот увидите.
Наивный он все-таки.
– Ты понимаешь, что я – начинающий маг?
– Понимаю, – кивнул богатырь, запустил пятерню в гриву, откидывая со лба светлые кудри. – Но я обещал вашему отцу, что без страха доверю вам свою жизнь и стану первым, кого вы проведете огненной тропой. Надо же вам с кого-то начинать, сир, а тут такой повод. Не бойтесь, государь. Не выйдет так не выйдет, наши старейшины понимают риск для моей жизни и виру не потребуют.
– Зачем так рисковать? И без меня обойдетесь.
– Не в этот раз, сир. Не сочтите за оскорбление, но… как бы это сказать… Аринты не вступят в союз с тем, кто боится собственного дара.
Вот и дипломатические угрозы в ход пошли.
Мне слишком нужны были красные маги, чтобы меня остановил страх потерять одного из них, даже такого славного малого, как Светлячок.
Попытка могла быть только одна. И она удалась, но стоила такого напряжения, что я долго не могла прийти в себя, и пришлось задержаться, прежде чем сделать второй шаг – наружу, в кострище, подготовленное аринтами специально для нас. Из огня да в полымя.
Так и получилось, что вечером вместо того, чтобы изучать ворох документов, подсунутых канцлером, я восседала на поминальном пиру за многие версты от Найреоса.
Здесь, в отличие от столицы Гардарунта, было холодно. Как и полагается в середине зимы, дул промозглый ветер с востока: на соседей чудо Ночи Святых Огней, сотворенное Робертом, не распространялось. Если у нас вовсю таяли снега и обнажались поля, то соседей погодная аномалия задела лишь самым краем. Граница между свежим и рыхлым подтаявшим снегом была видна так четко, словно кто-то прошелся с гигантским карандашом.
Грубо срубленные столы были накрыты в чистом поле под курганом по нашу сторону границы.
– Вековая традиция, благословленная вашими предками, огненными королями Ориэдра, – объяснил Светлячок вторжение. – Полтора века назад, пока в равнины не пришел и не воцарился король Астарг, мы славно повоевали со старой династией Гардарунта за этот клочок земли. Вон, даже курган сложили из костей и землей с поля боя засыпали, а вокруг леса́ поставили. Но Астарг отбил рубежи, после чего мы признали его право с оговоркой – пару раз в году на летний и зимний перелом мы приходим вспомнить традиции и отправить на небесный бой воинов, чей срок служения здесь иссяк.
Либо легенды аринтов врут, либо карта Роберта. Если курган возведен до созданного Астаргом форпоста, убежище не может находиться под ним. Сама гигантская насыпь, поросшая кустарником почти до вершины, – явно рукотворная, деревья тут не могут укорениться, а в прах и кости корни проросли бы.
Я знала, что рискую, придя сюда, на самый рубеж. Стоит сделать хоть шаг на аринтскую землю, и укрывающий мою страну незримый огненный щит перестанет меня защищать. Почует ли тогда мой настоящий отец свою кровь, даже думать не хочется. Чем меньше о нем вспоминаешь, тем он дальше.
А вот подумать, почему Таррэ позволил мне такой риск, следовало.
Выгодно ли ему, чтобы я перешла столь близкую граничную черту?
Да, если он уверен, что сумеет меня мгновенно убить, и если за границами Гардарунта перестает действовать договор Роберта с Белогорьем. Я не знала его содержания, могла только догадываться, но что-то – уж не распростертая ли над родными землями душа Роберта? – подсказывало, что догадка верна.
Меня усадили за поминальный стол как почетного гостя, вместе с бароном Аниром, местным князьком по имени Рысич и двумя старейшинами аринтов, состоявших воеводами при князе. Последние выделялись, как древние дубы среди осинок – такая чувствовалась мощь в крепких телах и суровых, заросших седыми бородами лицах.
Наши кресла поставили на свежесрубленный помост. Остальные поминальщики расположились в два ряда, полукольцом позади и сбоку на рогожах, брошенных на утоптанный снег: воины-аринты и полсотни лесных мужчин и женщин, провожающих своего старейшину в последний путь.
На вершине кургана под идолом, со стороны его человеческой ипостаси, на каменной площадке были сложены бревна в несколько рядов, а на шкурах возлежал покойный аринт. Его седая борода была так длинна, что развевалась на ветру словно сизый дым.
Проводы были столь же длинными, до полуночи. Передо мной на низком столике, покрытом вышитыми ритуальными полотенцами, дымились чаши с горячим вином, стояли расписные деревянные блюда с мясом и кашей, лежали деревянные, такие же узорные ложки.
Кусок в горло не лез.
Закроешь глаза, чтобы не видеть подготовленные бревна с лежащим на них богато убранным телом, и не поймешь, где находишься. Все были хмельны, старейшины тосты произносили громкие, хвалебные, соплеменники песни пели удалые, задиристые.
Несмотря на шум, я едва не провалила дипломатическую миссию: начала клевать носом и очнулась, когда в хмельной гомон ворвался удивительно чистый и звонкий голос.
Пела девушка, одетая в белое платье и беличий полушубок, как и все бабы из ее племени. Чисто и звонко – заслушаешься. Сидела она одна за отдельным столиком справа и залпом опустошала плошку с вином после каждого куплета, что портило впечатление о красавице. Впрочем, я лесного языка и обычаев не понимала, может, так положено.
К певунье тут же подходили, подливали вина и кидали мелочь на лежащее рядом полотенце, где набралась уже приличная горка. Наемная «плакальщица», ясно. А по наряду и не скажешь, вырядилась она как княжна: богато вышитая юбка, пальцы в перстнях. На шее и тонких запястьях, выглядывающих из широких рукавов, когда она подносила чашу ко рту, – крупные жемчуга в несколько рядов.
Внезапно она тоже глянула в мою сторону, и словно крапивой по сердцу ужалила: совершенно трезвый и отчаянный, полный горя взгляд. Если бы не знала, что старейшины аринтов дают обеты безбрачия, решила бы, что девчонка – безутешная вдова.
Но тут Светлячок, хорошо приложившийся к поминальному кувшинчику, громко икнул:
– Ваше величество, да улыбнитесь же вы. Не принято у нас слезы лить. Огонь воду не любит.
Я вымучила кривую улыбку.
Разговоры стихли, когда поднялся один из старейшин, чье имя я не запомнила – могучий седой аринт с широченными плечами и бычьим загривком. Воздел огромный кубок и провозгласил:
– Ну, людие, выпьем же по последней солнечной мрии на посошок уходящего брата нашего Велемудра, пусть Мировой Огнь возьмет его тело и очистит душу, – он опрокинул содержимое чаши в рот, и красное вино стекло по седой бороде, как кровь. – А теперь пусть наследник дара «огненный крови», оказавший нам великую честь и разделивший с нами наши горе и радость… – Он закашлялся, глотнул вина, но продолжил без запинки: – …пусть король Гардарунта Лэйрин Роберт Даниэль Астарг фьерр Ориэдра, седьмой ребенок горной леди Хелины Грахар, потомок великой Белой королевы Лаэндриэль, подтвердит наш древний договор благословением Священного пламени.
Анир вскочил и с поклоном поднес мне посох, сплошь покрытый рунами, с круглым набалдашником. Похоже, раньше им владел усопший маг.
– Это вместо факела, сир, – шепотом пояснил Светлячок. – Нужно зажечь и вложить покойнику в руку.
Я провела ладонью по гладкому отполированному дереву, коснулась набалдашника. Ярко вспыхнул огонь, и толпа восторженно выдохнула. Ясно. Они ожидали чего-то другого? Посох был заколдован? Или не верили, что смогу? Интересно, что бы они предприняли, если бы у меня не получилось?
Лесной князь, сидевший по левую руку, одобрительно крякнул:
– Хорошо зажглось. Значит, Велемудр не напрасно умер.
– Что значит не напрасно, барон? – повернулась я к Светлячку.
Он пожал плечами:
– Старейшина добровольно ушел из жизни, чтобы у аринтов была возможность обновить наш договор новой кровью и новой силой огня. Такова традиция и таков его жребий.
Сердце екнуло. Где был мой ум? Это безумие – доверять случайным людям и магам лишь потому, что они притворились друзьями. Мало мне урока от Дигеро?
– То есть не зажги я факел, живым мне отсюда не уйти? – уточнила я догадку.
Светлячок вздохнул:
– Почему же, государь? Мы блюдем закон, а вы наш гость.
На моей земле, между прочим, но я не стала вступать в перепалку.
– Мы стали бы договариваться, сир, – склонил голову один из аринтов. – Вы всегда можете уйти через пламя. Это ваш путь, на котором никто не может встать. Но мы должны были убедиться, что вы – истинный наследник огненного дара Роберта, а не самозванец. Союз аринтов с Гардарунтом на прежних условиях нашей абсолютной поддержки может быть только с огненным магом. А с простым королем и условия союза будут другие.
«Еще какой самозванец, знал бы ты!» – сцепила я зубы и решительно направилась к кургану. Шквальный порыв ветра тут же попытался погасить мой факел, но держать огонь неугасимым я уже научилась. А тут еще такое дерево! Сплошная магия – в ладони словно что-то живое шевелилось, довольное и урчащее.
Следом за мной, похватав деревянную посуду с остатками трапезы, на вершину кургана потянулись остальные. Грянула торжественная ритуальная песня. Вот только опьяневшая певунья не могла идти – ее почти несли два красных мага.
Я поднесла факел к сырым, уже обледенелым бревнам. Они ожидаемо не занялись. Скверно. Не так много во мне силы, чтобы заставить гореть смерзшееся дерево. Опозорюсь – аринты век не забудут.
Вспомнила, что надо вложить горящий посох в руку покойника. Вложила.
Мгновенно вспыхнули седые волосы и борода. Блики и дым исказили лицо мертвого аринта так, словно он открыл глаза и улыбнулся. Показалось. Следом занялись одежды и рысьи шкуры. Но этого мало для огненного погребения. Да еще этот ледяной ветер, прибивающий робкое пламя.
«Ветер ущелий», – некстати вспомнила я поэтическое прозвище вейриэнов. Или все-таки это их магия? Я же еще ничего почти не знаю о силах этого мира. Тот, кто передал мне дар и начал открывать мне глаза на мир, слишком рано ушел. Они все уходили слишком рано. Рагар, потом Роберт. Где справедливость, мой король?
Пламя вспыхнуло так жарко, что моим сопровождающим пришлось отскочить. Я лишь протянула руку и пропустила огненные сполохи между пальцев, словно пряди рыжих волос. Спасибо, мой король. Ты опять помог мне.
– Жертва принята! – крикнул кто-то из красных магов.
Я тоже отошла на несколько шагов, встав с наветренной стороны – невыносимо смердело горящей плотью.
Вдруг меня сильно толкнули в плечо, заставив отпрянуть. Мимо пронеслась женская фигура в белом платье. Звякнули серьги, пахнуло благовонным маслом, медом и вином. Певунья. Я вскинула руку, но лишь успела зацепить длинную нитку жемчуга. Она порвалась, осыпались наземь жемчужины и покатились по склону крупными белыми слезами.
Я бросилась следом за девчонкой – схватить, удержать, но в плечи мне медвежьей хваткой вцепился могучий барон, и я потеряла драгоценные мгновения на бесполезную борьбу.
А дура девка, птицей взлетевшая на пышущие жаром бревна, уже истошно закричала, вдохнула пламя и упала на обугленные останки мертвеца. Ее одежда жарко полыхнула. И я ничего не могла сделать. Ничего! Огонь не подчинился и не погас. Я потеряла над ним власть!
Да и была ли она?
Меня скрутила ее агония, казалось, мои губы лижет жгучее пламя, это я пытаюсь дышать сожженными легкими и корчусь от невыносимой боли, это моя плоть обугливается и лопается, у меня испаряются от жара глазные яблоки. И не было слова в человеческом языке для такой боли. Боги, это я умирала там бесконечный миг.
И это я была огнем, который убивал и пожирал, чтобы жить еще мгновенье.
Стиснув зубы, чтобы не закричать, я держала в себе свой и ее ужас. Мне оставалось только убить ее быстро, чтобы не мучилась. Но я смогла сделать это, только слившись душой с огнем и подчинив его через бесконечные мгновения ее и моей муки.
И только через несколько минут я пришла в себя и почувствовала чужие тяжелые руки на плечах: Светлячок все еще крепко держал меня.
– Убери лапы, пока целы! – прохрипела я. Казалось, мое горло обгорело изнутри – так его саднило, а с губ сорвался дым.
– Простите, государь, – барон отпрянул и поклонился, а в голубых небесных глазах появилось удивление и страх. – Вы… совсем как Роберт… почернели.
Так вот что ты чувствовал, мой король. Ты ведь тоже прошел через погребальный костер аринтов. Ты тоже тут горел и умирал. А сколько еще придется принять и пропустить через душу смертей и жизней, любви и боли, пока ты несешь этот проклятый дар, объединяющий твое сердце с миром?
Я простояла на вершине кургана под идолом с человеческим лицом почти до утра, не заметив, как ушли лесные люди и их князь. Остались только Светлячок и двое могучих старейшин, почтительно стоявшие в стороне.
Когда костер прогорел дотла, я хрипло спросила:
– Почему она это сделала? Тоже ваш варварский обычай? Или вы ее опоили?
Ответил старший:
– Здесь, в княжестве Золотой Рыси, не придерживаются устаревшего обычая, но Сати родом из других земель. Она любила Велемудра и ушла добровольно.
– Но он старик!
– Это лишь тело. Она любила его душу.
Боги, мне никогда не понять логику ваших жестоких игр.
– Если вы хотите, чтобы дар «огненной крови» хранил ваши леса, а не сжигал их, вы сделаете все, чтобы искоренить на ваших землях самоубийство женщин на погребальных кострах, – я смотрела прямо в расширившиеся от изумления глаза аринта и не уверена, что мои глаза остались нормальными. – Человеческие жертвы оскорбляют священное пламя.
– Но священный Огнь принял жертву Велемудра, – возразил аринт. – И Сата соединилась живой кровью с огненной. Теперь наши договоры обновлены на земле и на небе.
– Я принял, – я посмотрела на свои руки, помнившие сгоревший в огне чужой посох и обнаружила, что в кулаке все еще зажата горсть жемчужин. – И душа Роберта Сильного приняла. А священный Огонь не хотел ее и не принял.
– Но…
– Вы убедитесь, старейшина, когда с небес на вашу голову упадет его посох.
– Это невозможно. То, что принято священным Огнем, не возвращается.
Аринты сильные воины. И беспросветно дремучие. Или только вот этот старейшина? Почему Светлячок говорил, что их жрецы мудры?
Я развернулась и молча, не глядя на растерянных аринтов, отправилась прочь, на запад, по чистому заснеженному полю скользящим шагом, как на лыжах. Хорошо, что мои кости легкие, а мышцы не так накачаны, как у борцов.
Барон пытался бежать следом, но проваливался и увязал в подтаявшем снегу.
– Мой король!
– Я не твой король.
– Государь! Ваше величество! Сир!
Он не отстанет. Я всего-то искала место для того, чтобы зажечь костер, уйти в огненную клетку и побыть там одной. Пока у меня не хватало сил, чтобы ступать одним шагом через огромные расстояния без помощи огненных форпостов. Придется возвращаться в «Лесную», которая на самом деле не башня, а подземелье, и оттуда уже во дворец. Так же, как пришла. Сюда я провела Светлячка через огонь, связавший форпосты и спальню короля во дворце. Из кургана мы вышли тоже через огненный портал, как называл его Роберт в записях, замаскированный под большой костер у подножья, разожженный аринтами специально для меня. Уйти во дворец можно в обратном порядке.
Аринты ведь могут и не знать, где именно находится мое убежище. Идол именно на этом кургане мог быть и случайностью. Может, я зря беспокоюсь.
Я остановилась, посмотрела на светлое небо Гардаруна. Скоро взойдет солнце, а мне нужно еще тайно выпустить Светлячка, вернуться и смыть с себя пепел, черкнуть пару слов в дневнике, и я опять опоздаю на тренировку с Таррэ.
– Собирай хворост, барон, я замерз.
Но вместо того, чтобы ограбить ближайший кустарник, Анир тоже задрал голову к небу и смахнул слезинку со щеки:
– Как же я тоскую по нему…
– Не трави душу. И прекрати кормить огонь водой.
– Не буду, сир. Я вот что хотел сказать вам, пока никто не слышит… Знаете, почему Роберт женился в шестнадцать лет?
– Влюбился в невесту?
– И это тоже. Но главное – по законам Гардарунта с момента женитьбы наследный принц был признан дееспособным и совершеннолетним. Регентский совет ему впоследствии не понадобился.
Хороший намек. Спасительный. Но пока не для меня: жениться я по понятным причинам не могла.