Очнулся я на широкой кровати под душным бархатным балдахином. Сквозь щель в задёрнутом пологе пробивался желтоватый мерцающий свет. Ощущение духоты усиливалось не самым приятным, но знакомым запахом хлева – примерно так пахло на сеновале над стайкой для скота в доме одного моего анжерского приятеля: солома и навоз.
Я попытался восстановить в памяти события предыдущих часов. Вспомнил, что голова всю дорогу кружилась, чужие лица расплывались перед глазами, и очень хотелось пить. Но вместо воды мне всё время подсовывали какую-то бадягу – то зелёную, то янтарно-жёлтую, то коричневую – последняя, вроде бы, напоминала тёмный эль.
Я несколько раз ущипнул себя в разных болезненных местах – разве что за член не стал хвататься, и надавил на глаза, как в книжке Стругацких8. И с тем же результатом – сначала изображение стало двоиться, а потом я временно ослеп.
Значит, это не сон, понял я, во всяком случае, не обычный сон и не галлюцинация. Летаргия? Глубокая кома? Да, это бы всё объяснило. То есть, в итоге – всё равно галлюцинация, но справиться с ней не так легко, как хотелось бы. И что, спрашивается, делать?
Когда кто-то другой попадает в такую ситуацию, понятно что – устроить пострадавшего поудобнее и бежать к врачам. Но почему, чёрт побери, никто до сих пор не написал инструкцию, что делать, если сам оказался без сознания? “Если вы обнаружили, что впали в кому или летаргический сон, не паникуйте,” – хорошее начало для методички по ОБЖ, но мне, увы, такая не попадалась.
По идее, надо заставить сознание пробудиться – но как? Попробовать уловить голоса с той – реальной стороны? Я крепко зажмурился и сосредоточился на звуках. Из-за полога действительно доносился слабый шум. Я приоткрыл занавеску и прислушался. Различил голоса, но – чёрт их возьми! – снова на странном наречии. Интересно, это мой мозг так причудливо искажает медицинские термины, или я просто двинулся на почве гойдельских языков?
На несколько минут мной овладела дикая паника, смешанная со злостью. Так всегда бывало, когда я во сне осознавал, что сплю, сон мне не нравится, но я не могу проснуться. Обычно злость переходила в ярость, и это помогало открыть глаза, обнаружить себя в собственной постели, но сейчас ярость пропала втуне. Лишь обессилила меня, а проклятый полог и мерцающий жёлтый свет никуда не исчезли. В отчаянии я снова прислушался к разговору. Было похоже, что он перерастает в ссору.
Новая вспышка злости вернула мне силы – не могу проснуться, хоть разберусь, в чём дело, что за реальность сотворил мой спятивший разум. Может, если я в этом бреду решу какой-то квест, это поможет мне очнуться?
Я осторожно выглянул из-за занавески. Снаружи было большое тёмное помещение с высоким потолком, освещённое догорающим огрызком свечи на небольшой прикроватной тумбочке. Я сунул правую (просто потому что она была ближе к свече) ладонь в пламя – если ничего не почувствую, значит точно галлюцинация, если будет больно – может, проснусь. Больно было – ещё как! Но проснуться это не помогло, и я быстро отдёрнул руку, закусив губу и заскулив от боли. Впрочем, для спорщиков, чьи голоса я по-прежнему слышал, мой скулёж остался незамеченным.
Пытаясь отвлечься от боли, я снова сосредоточился на голосах – они раздавались из-за массивной двери справа от кровати, как раз с той стороны, куда я высунулся. Дверь была прикрыта неплотно, и из щели пробивалась полоска всё того же желтоватого, очевидно, свечного света.
Раздумывая, стоит ли выходить к этим людям, или остаться на месте, я опустил взгляд и осмотрел свою одежду. На мне была длинная серая хламида. Судя по ощущениям, никакого белья под ней не было, и это вполне согласовывалось с версией о коме – если я лежу в какой-нибудь палате интенсивной терапии, утыканный трубками, именно во что-то такое меня и обрядили, разве что более короткое. Но длина объясняется просто – когда мои движения наяву что-то сковывает, например, перекрученная простыня, во сне это всегда оборачивается длинной одеждой или водой – чем-то, что не позволяет двигаться быстро.
Я осторожно и как мог бесшумно выпутался из длинного подола, едва не свалившись при этом с кровати. Как только обе ноги оказались на свободе, я собрал чёртов подол и, помогая себе зубами, чтобы не травмировать ещё сильнее обожжённую руку, завязал его узлом. Теперь, когда я выпрямлялся, край хламиды оказывался на уровне колен, и можно было встать, не опасаясь полететь вверх тормашками – добавлять к ожогу ушибы и переломы мне не хотелось.
Пол оказался ледяным, и я, быстро вернув ноги на кровать, наклонился и прижал к каменным плитам горящую ладонь – сразу стало легче. Похоже, ожог был не слишком сильным, и я решил просто подождать несколько минут, чтобы боль стала слабее.
Пока ждал, понял, что кожа на теле неприятно чешется. Внимательнее присмотрелся к рукам и заметил на запястье крошечную движущуюся точку. Ну точно, где глюки – там и насекомые. А раз я их вижу, значит, и укусы моё подсознание, или что там создало этот мир, исправно отрабатывает. Я брезгливо сбросил паразита с руки и как следует почесался во всех местах. В общем-то в этом ощущении тотальной искусанности ничего нового для меня не было, и дело не только в знаменитых сибирских комарах, хотя и в них тоже.
Моя привычка с завидной регулярностью подбирать на улице несчастных животных, чтобы отмыть, откормить и найти им дом, имела свои побочные эффекты. Если в Москве моя доброта оборачивалась немедленным походом к ветеринару и покупкой капель от блох, то у бабушки это чудодейственное средство не всегда получалось быстро достать. Так что в качестве антиблошиного средства применялось дегтярное мыло, но блохи после такой акции погибали не всегда и зачастую перепрыгивали на нас с бабушкой.
Почесав всё, что чесалось, я понял, что руку перестало адски жечь, и наконец встал.
И снова сел – голова закружилась, и, вместе с этим, разом, я бы даже сказал, слипшимся комом, будто откуда-то сверху ухнули в неё воспоминания: я рядом с девой в лиловом возле огромного старого дерева. Перед нами мужик с пафосно-серьёзной рожей торжественно соединяет наши ладони. Дева, судя по кислому выражению лица, не слишком этим довольна, но окружающие – преимущественно мужики в кольчугах, хотя и пару энненов я заметил, веселятся, радостно кричат. Те, что ближе, хлопают меня по плечам и спине. Дева в лиловом явно чего-то от меня ждёт, а я… Я лечу навстречу земле и падаю носом в траву под общий хохот и улюлюканье.
Не уверен, что всё понял правильно, но, кажется, это тот случай, когда без меня меня женили. Ясно, что девице это не понравилось – мне б тоже на её месте было мало радости за незнакомого пьяного мужика замуж выходить. Впрочем, мне и на своём несладко – я как-то не планировал семейной жизни в ближайшие лет десять.
Стоп! – осадил я себя, какая семейная жизнь? Какая девица? Не сходи с ума окончательно, Алекс, и девица, и рыцари, и даже дерево – просто твой затянувшийся глюк. Нет никакой девицы.
Девица, которой не было, судя по доносившимся из соседней комнаты голосам, яростно с кем-то спорила. Второй голос был мне незнаком. Мне это надоело. Галлюцинация, сон или что там ещё, а сидеть и бездействовать просто глупо.
На этот раз я вставал осторожно. И сила земного притяжения (или знание о ней, оставшееся в моём сознании) немедленно подействовала на мочевой пузырь – отлить захотелось нестерпимо. Чуть отвлекали от проблемы вновь зазудевшие укусы и вернувшаяся в обожжённую руку боль – я не стал глушить её новым прикосновением к холодным камням.
Взяв в левую руку подсвечник с догорающей свечой, я опять едва не ослеп: оказалось, нести свечу перед собой, как это показывают в кино, совершенно бессмысленно – яркий свет не даёт увидеть ничего, кроме самой свечи. Поднял подсвечник повыше и почти завёл за голову – стало немного лучше.
Я ещё раз осмотрел помещение – типичная спальня в каком-нибудь средневековом замке, в поездках с родителями по Европе я такого навидался. И, если моё сознание решило скомпоновать эту реальность из воспоминаний о путешествиях, туалету в этой комнате неоткуда было взяться. Я попробовал заставить его появиться силой мысли – всё-таки это мой сон, хорошо бы научиться им управлять, но Нео9 из меня не вышло, а мочевой пузырь продолжал давить на мозги.
Ладно! – сдался я, буду пока играть по правилам. Заглянул под кровать и обнаружил искомое: изящную ночную вазу, прикрытую крышкой. Крышку, чего уж греха таить, я открывал с опаской – мало ли, что было в этой комнате до меня, будь она хоть тысячу раз воображаемая. Мне повезло, ваза оказалась девственно чиста, и я немедленно это исправил – член едва не взорвался, видно, неслабо я набрался днём.
И только когда я закрыл чёртов ночной горшок и спрятал его обратно под кровать, до меня дошло – прежде во сне мне никогда не удавалось поссать. Вот честно! Могло присниться, как захожу в туалет или отхожу за подходящий куст на природе, но дальше – либо что-то отвлекало, либо я просыпался. Значит, наяву я сейчас обоссался как малолетка, – сделал я вывод. Надеюсь, впитывающую пелёнку мне не забыли постелить…
Толком обдумывать эту странность сновидения мне совсем не хотелось, и я почти с радостью отвлёкся на вновь повысившиеся голоса в соседней комнате. Осторожно приблизился к двери и присмотрелся.
Комната была похожа на большую гардеробную, у мама примерно такая: с туалетным столиком, зеркалом и большими платяными шкафами. Только в отличие от маминой, в этой гардеробной было огромное окно. Сейчас оно было приоткрыто, и из него немилосердно тянуло холодом.
С улицы доносился шум продолжающейся пьянки, а посреди комнаты спорили уже знакомые мне персонажи – девица в лиловом, её голос я опознал верно, и сбитый мной с лошади красавчик. Красавчик выглядел вполне здоровым, хоть и сердитым, и я порадовался – выходит, серьёзно не пострадал. Снова пришлось себе напомнить: нет никакого красавчика, он мне просто мерещится. С другой стороны, смотреть сон, в котором я безо всякой причины убил или покалечил человека, мне бы вряд ли понравилось, так что имею полное право радоваться. Если уж застрял в этом бреду, пусть он хотя бы доставляет мне удовольствие.
Девица, кстати тоже красавица-блондинка, но с менее смазливым, чем у мальчишки, строгим лицом, принялась вдруг размахивать небольшим кинжалом. На бледном лице отражалась звериная серьёзность, и я поспешил выйти на свет – хотя бы для того, чтобы использовать фактор внезапности и отвлечь её. Глюки они или нет, но наблюдать за кровавым убийством я всё ещё не был готов.
Как оказалось, я неправильно оценил действия барышни – кинжал она направила не на красавчика, а себе в грудь и замерла, предостерегающе выкинув руку в сторону перепуганного мальчишки. Лорд Тау – почему-то именно в этот момент я вспомнил его имя.
– Приблизитесь ко мне, и я себя убью, – заявила она, прожигая меня взглядом. Я понял каждое слово.
– Спокойно, – протянул я, поднимая руки вверх и надеясь, что она меня тоже поймёт. – Я ни на чём не настаиваю. Нет значит нет, так?
– Нет значит нет? – неуверенно переспросила девица, чуть опустив нож.
– Конечно, – подтвердил я, отчаянно кивая. – Это всё ошибка. Недоразумение. Недопонимание, – я старался подобрать как можно больше слов, чтобы хоть одно из них оказалось правильным.
– Так я и думал! – на лице Тау появилось выражение самодовольного торжества. Настолько дебильное, что захотелось немедленно врезать ему в челюсть, чтоб охолонул. – Вы просто трус, лорд Пьиздьец! – продолжал Тау. – Вы не смеете требовать законной сатисфакции, оставшись без своего колдовского оружия!
Сатисфакция! – мысленно отметил я. Значит, с норманнами они тут всё-таки контактируют. Относиться к ситуации как ко сну становилось всё сложнее, я втягивался и поневоле начинал воспринимать собеседников как посторонних людей, а не как порождение моего воспалённого воображения.
Ладонь горела от ожога, ступни – от холода, задница – от укусов, но я всё же заставил себя гордо выпрямиться и холодно поинтересоваться:
– А почему, позвольте узнать, я должен требовать сатисфакции? – очень хотелось уесть этого самодовольного наглеца, но я пока не знал как. Впрочем, мой вопрос ненадолго поверг его в ступор. Он нерешительно посмотрел на девицу.
– Вы не собираетесь сражаться за честь своей жены? – прищурилась та. Вернее, выразилась более витиевато, возможно даже, сыронизировала по поводу моих боевых способностей, но тонкостей я не разобрал.
– А что, миледи, ваша честь была под угрозой? – усмехнулся я и наконец позволил себе опуститься в небольшое кресло у туалетного столика. Затем, наплевав на правила приличия, подогнул ноги и принялся растирать замёрзшие ступни, благо хламида надёжно скрывала интимные участки тела. – Холодно тут у вас, – пояснил я в ответ на обалделые взгляды своих собеседников. – Так что там с честью? Всю успели порушить, или что-то мне оставили?
Новоявленная жена одарила меня взглядом Ксантиппы10, но кинжал убрала – спрятала в небольшие ножны на поясе. Сложила руки на груди и продолжила сверлить меня взглядом.
Глаза Тау загорелись праведным гневом.
– Леди Линн никогда не позволила бы себе… Подобного! – пылко заявил он.
– Верю, – спокойно кивнул я. – Ни на секунду не сомневался в добропорядочности леди Линн. Именно поэтому и не понимаю – с какой стати я должен требовать сатисфакции. Если ей хочется поговорить со старым другом, не вижу причин ей препятствовать.
Леди Линн вздёрнула бровь. Заинтересованно вздёрнула. И посмотрела на меня без прежней неприязни.
– То есть, – начала она медленно, – будучи вашей женой, я могу говорить с кем хочу и когда хочу? И при этом нет – значит нет?
– Ну да, – кивнул я и огляделся в поисках какого-нибудь покрывала или накидки – от окна по-прежнему немилосердно дуло. – И вообще, что касается этого брака… – я снова повернулся к ней, так и не найдя, во что завернуться. – Может, его можно как-то отменить?
Лицо Тау озарилось надеждой. Рассерженный мальчишка на глазах превратился в готового к действиям воина.
– Можно отменить результаты турнира, если вы признаете, что ваше оружие было подготовлено не по правилам, – выпалил он на одном дыхании – явно не первый час идею обдумывал. Хорошая галлюцинация вышла, живая!
Только вот холод меня достал до чёртиков… Холод! – я аж подскочил от этой мысли. Если я лежу в дурацкой коме, то холод может означать постепенный отказ органов! Что если я медленно умираю?!
– Тепло, – прохрипел я, выталкивая слова через сжавшееся горло. – Нужно быстрее согреться!
Сказал больше для себя, чтобы просто почувствовать себя живым, но Тау среагировал мгновенно: скинул с себя длинную шерстяную накидку и благородно накинул её мне на плечи.
– Спасибо, – искренне поблагодарил я и снова устроился в кресле, поджав ноги. Завернулся так, что снаружи торчала только голова, и почувствовал, как по телу сладко разливается тепло.
На этот раз моё странное поведение собеседников мало заботило. Тау был окрылён надеждой, а вот леди Линн напротив – погрустнела. С чего интересно? Явно ведь неравнодушна к Тау.
– Ничего не выйдет, – прошептала она, откидываясь на стену. – Я подслушала разговор родителей. Отец сказал, – она отвела глаза и тихо закончила: – Главное, что это не Тау. Кто угодно, только не Тау, – она тяжело вздохнула и подняла на Тау больной взгляд.
– А чего это не Тау? – поинтересовался я, пока раздавленный её словами мальчишка прилагал гигантские усилия, чтобы не разреветься.
– Вы не из наших мест, лорд Пьиздьец, – трагическим голосом сообщил он, – поэтому не знаете… Моя мать родилась в крестьянской семье. Отец дал деду титул, чтобы жениться на ней, но всё равно – все помнят. И неважно, сколько турниров я выиграю, для них я всегда буду… – он не договорил, стиснул зубы, так, что заиграли желваки, и резко повернул голову к окну, откуда доносился шум пьяной толпы.
Смотреть на них обоих было одновременно больно и смешно – настолько нелепо серьёзными они выглядели в этот момент.
– Ну вот что, – строго сказал я, стараясь не переборщить с беззаботностью или шутливым тоном, на который меня тянуло. – Для начала прекращайте звать меня лордом Пиздецом, это не мой титул. И вообще никакой не титул. А что касается этого брака и вас двоих… – я замолчал, прикидывая, как объяснить им, что всё ещё может быть в порядке, и мы обязательно что-нибудь придумаем, но леди Линн меня перебила.
– Да, простите, – выдохнула она церемонно. – Ваш сюзерен просветил нас, что вашим основным титулом является лорд Фей.
– Когда он об этом сказал? – удивился Тау.
– Когда пытался требовать права первой ночи, – тихо ответила Линн, снова пряча взгляд.
– Старый мерзкий… – начал Тау, закипая.
– Похотливый козёл! – одновременно с ним выпалил я.
Мы обменялись согласными взглядами. В отличие от Тау я понятия не имел, что за сюзерен у меня выискался, но сама идея звучала дико. Что касается Тау, очевидно, он как раз неплохо знал этого типа, раз мысль о том, что Линн окажется в постели с ним, вызвала более сильный протест, чем наш брак.
– Я благодарна вам, лорд Фей, что вы так решительно против этого возразили, – искренне произнесла Линн. – В противном случае я воспользовалась бы кинжалом до наступления ночи.
– Линн! – лицо Тау исказила болезненная гримаса, и он схватил Линн за запястье. – Не вздумай! Слышать больше не хочу, выброси проклятый кинжал!
Она посмотрела на него с мягкой укоризной, и он выпустил её руку, а затем провёл кончиками пальцев по щеке.
Не знаю, откуда они взялись в моём мозгу, такие молодые – почти подростки, романтичные и глупые. Я хоть и был всего лет на семь старше обоих, но рядом с ними почувствовал себя древним стариком. Поверхностные знания психоанализа подсказывали, что эту парочку нужно утешить. Раз это мои галлюцинации, значит – часть меня, соответственно, чего-то моим внутренним “я” не хватает.
– Отставить панику, – строго сказал я, поднимаясь и переступая с ноги на ногу на холодном полу. Подошёл к ним ближе – Тау был одного со мной роста, а Линн – на голову ниже нас обоих. – Придумаем что-нибудь, – пообещал я. – Будете первое время порочить мою честь, а я – прикидываться слепым и глухим старцем.
Линн слабо улыбнулась, а Тау посмотрел неверяще.
– Я не собирался скидывать тебя с лошади, – добавил я, глядя ему в глаза. – Вообще, если честно, не понимаю, что тут делаю и как здесь очутился, – на этих моих словах Тау нахмурился, и в его глазах сверкнуло что-то похожее на понимание. Я уже открыл было рот, чтобы спросить, о чём он подумал, но тут под окнами раздались дружные пьяные крики:
– Кровь! Кровь! Кровь!
Я надеялся, что ослышался, но Линн побледнела, а Тау посерел.
– Что нужно этим уродам? – мрачно поинтересовался я, догадываясь, каким будет ответ.
– Доказательство, – выдавил Тау, отворачиваясь, – консумации брака.
– Пизде-ец, – привычно протянул я и тут же уточнил: – И это не какой-то грёбаный титул, а ругательство! Грязное!
– Теперь понимаю, – тяжело вздохнул Тау.
– Я надеялась, они перепьются и уснут, специально попросила отца выкатить побольше эля, – пошептала Линн.
– А много её надо, этой крови? – поморщился я. Больше от холода, который пробирался всё выше от босых ступней, но и от собственного вопроса тоже.
Тау и Линн снова уставились на меня удивлённо.
– Ну что таращитесь, у меня всегда были… Леди с опытом, – ответил я на невысказанный вопрос.
– А это точно были леди? – с сомнением прищурился Тау.
– Леди! – рявкнул я и добавил: – Если я ложусь с женщиной в постель, для меня она всегда леди. Так что там с кровью? – я посмотрел на Линн, поняв, что Тау от моего ответа немного завис.
– Леди Линн не может знать таких вещей! – возмутился Тау, прежде, чем она успела раскрыть рот.
– Логично, – согласился я. – Стакана вина хватит? Есть тут у нас вино?
– Есть, – Линн кивнула в сторону спальни.
– Меньше стакана, – уверенно заявил Тау. – Нескольких капель хватит.
– О, то есть, ей об этом знать не положено, а тебе – да? – усмехнулся я, следом за Линн входя в спальню.
– Я же мужчина, – обиделся Тау, не отставая от нас. – У меня другие потребности!
– Значит, только потому, что у тебя кое-что болтается между ног, тебе до брака трахаться можно, а ей – нет? – продолжил я. Тау мне нравился, но отказать себе в удовольствии поддеть этого гордеца лишний раз я не мог.
– Я не совсем понимаю, – насупился Тау. – Тра… что?
– Всё ты понимаешь, – прищурилась Линн, наливая в бокал немного вина. – И раз это такая важная потребность, может, мне тоже её удовлетворить? Консумировать брак, например? Если тебе можно, почему мне нельзя? И только посмей сказать – потому что я женщина.
Тау молчал и гневно сопел как паровоз.
– Да дразнит она тебя, неужели не видишь, – рассмеялся я, толкнув его локтем в бок. – Давай, специалист, консумируй союз простыни с виноградной лозой, пока ваша команда поддержки через дверь не вошла.
Вряд ли они поняли термин “команда поддержки”, но общий смысл уловили и засуетились, скидывая одеяло. Тау окропил простыню вином, вручил мне её с самым торжественным видом и чопорно указал на окно в будуаре.
Я послал простыню в полёт, наконец-то закрыл треклятое окно и вернулся в спальню.
Тау, всё ещё надутый как сердитый гусь, суетился вокруг потухшего камина, разжигая огонь. Линн смотрела на него искрящимися весельем глазами.
– Так, зайчики, – сказал я, забираясь на кровать, где, как оказалось, была и вторая простыня. – Скажите-ка мне, как в этом замке обстоит дело со слугами? Могут они поутру заявиться и разбудить нас без спроса?
– Без приглашения как минимум до вечера никто не зайдёт, – покачала головой Линн.
– Отлично, – я накрылся толстым одеялом и принялся ёрзать, пытаясь согреться в промёрзшей постели. – Ночь холодная, так что забирайтесь-ка оба сюда. Просто спать! – добавил я, увидев их лица. – Завтра придумаем, как организовать вам уединение.
– Я могу провести ночь в кресле, – гордо предложил Тау. – И уйду через окно, как только толпа на улице разойдётся.
– Не советую, – скептически отозвался я. – Они так напились, что могут уснуть прямо на улице. Не хватало только, чтоб ты на кого-то из них спрыгнул с размаху. К тому же, леди Линн вряд ли сама справится со своим платьем, и я ей в этом вопросе точно не помощник. И служанку звать поздновато, да и не в нашей ситуации.
Тау снова вспыхнул, а Линн поджала губы от такого прямого намёка, но мне на их разборки было уже плевать. Всё сильнее клонило в сон, и я подумал – может, это хороший знак, и на самом деле я просыпаюсь.
Я ещё успел почувствовать, как с другой стороны кровати шевельнулся полог, затем прогнулся мягкий, пуховый, кажется, матрас – такое, вроде, называется периной. Кто-то, должно быть Тау, плотно задёрнул все занавеси.
– Тау, – пробормотал я в полудрёме, вспомнив, что не выяснил кое-что важное. – У тебя первое имя есть, или все только по титулу зовут?
– Ланс, – донеслось с другой стороны кровати.
– Ну, спокойной ночи, Ланс, – усмехнулся я. – Я, кстати, Алекс.
– Спокойной ночи, лорд Алекс, – со смешком ответила Линн.
– И тебе спокойной ночи, леди Линн, – отозвался я.
Тау гордо молчал.
***
Утром однако тишину нарушил именно Тау, сладко всхрапнув мне в самое ухо. Я открыл глаза и обнаружил три вещи. Во-первых, моя многоступенчатая галлюцинация ещё не закончилась. Во-вторых, обожжённая рука немилосердно болела. В-третьих, Ланс, лорд Тау, умудрился во сне подкатиться мне под бок, обнять руками и ногами и едва ли не целиком на меня залезть. И ладонь у меня болела потому, что в неё упирался крепкий утренний стояк.
Вечером Тау снял верхнюю одежду, оставшись в тонкой нижней рубашке и таких же тонких панталонах, державшихся на слабых завязках. Потяни – развяжется.
Искушение превратить затянувшийся кошмар в эротический сон было велико, но я, чёрт меня знает почему, сдержался. В смысле, сдержался и не стал, переложив внушительный ствол в левую руку, дрочить Тау. Наверняка парень проснулся бы не сразу и дал бы мне возможность насладиться действом и зрелищем. Но я ограничился шлепком по его упругой тренированной заднице, зато уж её приложил от души – откинул одеяло и ударил с размаху. Ещё и чуть сжал, когда ладонь легла на ягодицу.
Тау дёрнулся, распахнул глаза и вытаращился на меня.
– Всё-таки решил консумировать наш брак, милый? – проворковал я.
Тау подскочил как ошпаренный, слетел с кровати и приземлился на свою роскошную задницу, потирая поясницу. Я заржал и понял, что смеюсь не один – Линн тоже проснулась и покатывалась со смеху.
– Вы так мило смотрелись вместе, – вздохнула она, распахивая полог, – не хотела вас будить.
Тау насупился.
– А вы так хорошо ладите, может, вас вдвоём оставить? – процедил он. Рассерженный, взъерошенный, сонный, он был чертовски хорош, и я уже жалел, что не воспользовался ситуацией.
– Тебе и так придётся нас вдвоём оставить – слуг же нужно позвать, – фыркнул я.
Тау одарил нас обоих тяжёлым взглядом, поднялся и принялся одеваться.
– Так минутку, – остановил я его, когда понял, что он вот-вот свалит. – Во-первых, нам надо условиться, когда и где встретимся днём, чтобы обговорить детали, во-вторых… – я кинул быстрый взгляд на Линн, но всё же продолжил. – Как тут у вас обстоят дела с утренними потребностями, – я прекрасно помнил, где оставил горшок, но понятия не имел, что предписывает по этому поводу местный этикет, и не упадёт ли благородная дама в обморок, если я пойду справлять нужду в её будуар.
Тау посмотрел на меня непонимающе.
– Отлить мне надо, – проворчал я, чувствуя, что смущаюсь.
Тау несколько секунд задумчиво хмурился, а затем усмехнулся.
– А, ночная ваза! Под кроватью, милорд, где ж ей ещё быть. И не волнуйтесь – на её честь я не посягал.
– Большое облегчение, – я закатил глаза и нехотя выбрался из тёплой постели. – Куда идти с этой ночной вазой, умник? Не могу же я при леди…
– Задёрните полог, – пожал плечами Тау.
– Нет уж, такого уединения мне недостаточно, – я выудил из-под кровати хвалёную вазу и направился-таки к будуару. – Прошу прощения, миледи, я намерен осквернить ваши покои.
– Странный вы, лорд Фей, – задумчиво ответила она. – Естественные надобности вас смущают, а вопросы чести – нет.
– Потом поговорим о моих странностях, – буркнул я и плотно закрыл за собой дверь.
Не самый романтичный предлог у меня вышел, чтобы дать им попрощаться наедине, зато правдивый.
Когда я вернулся, Тау уже не было в спальне, а Линн выуживала из-под кровати второй горшок – со своей стороны.
– Только не при мне! – выпалил я, ибо к такой степени близости был не готов.
– И чем дальше, тем удивительнее! – вздохнула Лин и тоже скрылась в будуаре.