4
Не следует недооценивать влияния сестры Эши на Филя. Она всегда была с ним откровенна, разве что не всё договаривала до конца. В силу своего происхождения она была вынуждена скрывать многое, что видела ясно, в том числе от нас…
Натирая мелом тетиву малого арбалета, Филь сидел на ступенях главной лестницы, наблюдая, как Эша крепит к мосту очередную мишень.
– Готово, – доложила она. – Можешь стрелять!
Девочка потрепала за холку охранную собаку, крутившуюся во дворе. Замок был заперт, мост поднят, собаки выпущены из Хранилища. Трое солдат, оставленных с детьми, наливались на кухне пивом.
– Ты сначала уйди оттуда, – сказал ей Филь. – Лучше иди сюда. А то я могу угодить в тебя.
– Там сильно жарко, – возразила Эша, – а здесь я в тени. Давай стреляй!
– Не буду, пока не уйдёшь!
Эша смерила его задумчивым взглядом.
– Филь, – сказала она, – удивительно, что ты считаешь себя в состоянии попасть в меня вместо мишени. Если, конечно, ты именно этого не хочешь. Ты хочешь в меня попасть?
– Нет! – Он оторопел.
– Тогда стреляй. Твой средний результат за утро – четыре целых, пять десятых. Мишень висит в четырёх локтях от меня, чего ты боишься?
Филь проворчал, вскидывая арбалет:
– Чёртова девчонка!
Эша, однако, отличалась отменным слухом.
– Не надо поминать демонов всуе, – проговорила она назидательно. – Ты знаешь, как у нас с этим.
Отдача больно толкнула мальчика в плечо, стрела задрожала в центре мишени. От испуга, что угодит в Эшу, Филь побил собственный рекорд.
– Я примерно на это и рассчитывала! – захлопала Эша в ладоши.
Всё одно тронутая, подумал Филь, растирая плечо и собираясь с силами, перед тем как опять браться за зарядный рычаг.
Раскачав стрелу, Эша вытащила её из плахи, затем пригвоздила свежую мишень прутиком к щели. Филь считал, что это дорогое удовольствие, когда можно обойтись куском мела, но Эша считала иначе. Она заявила, что каждый день изводит уйму бумаги на рисунки и никого пока не разорила.
Солдаты на заднем дворе затянули песню. Филь протянул Эше заряженный арбалет:
– Теперь ты!
Она улыбнулась рассеянно:
– Филь, если ты хочешь устроить соревнование, то соревноваться тебе придётся в одиночку, поскольку я в нём не заинтересована. И вообще на сегодня хватит, я полагаю.
На сей раз ей не удалось вытащить стрелу неповреждённой, и наконечник остался в плахе.
– Придётся идти в кузню, – расстроилась она. – Без клещей не вытащить!
– Вот ещё, – возразил Филь. – Пусть торчит, невелика потеря.
Эша вздохнула:
– Это бумага у нас не стоит ничего, дядюшка Хо привезёт сколько скажешь. А наконечники Прения стоят дорого. Почтовая гильдия выкупает их без остатка, оставляя охране крохи. Так что пошли, Филь, в кузню!
Мальчик пожал плечами и, бросив арбалет на ступенях, двинулся за ней.
– А чего ты рисуешь? – спросил он. – Ты художница, что ли?
Эша охотно ответила:
– Я нервная, родилась мёртвой, меня с трудом оживили. Рисуя мертвецов и разбитую посуду, я успокаиваюсь. Иногда бывает так страшно, так страшно, что буквально рисую под столом!
Девочка искоса глянула на Филя, и один её глаз съехал к переносице. Глаза у неё были большие, длинные и тёмно-серые.
– Гм, – сказал Филь, невольно отводя взгляд. – А с чего это Ирений отдаёт наконечники на сторону?
– Зря удивляешься, – сказала Эша, – Ирений – независимый кузнец. Между ним и папой нет разницы, они оба на службе так же, как местная кухня. Лишь охрана подчиняется папе, потому что он платит им из выделенного ему бюджета и нанимает только тех, кого считает нужным.
– А как же торговцы с ремесленниками? – не поверил Филь. – У них что, нету своих цехов?
– Есть, конечно! И у тех, и у других, но Ирения никуда не примут, потому что он умеет делать то, что другие не умеют, и плевать хотел на всякие секреты.
Мальчик поразился: «Чего он такого умеет?» Филь не видел, чтобы кузнец делал что-то особенное. Оси, бывало, ковал и подковы менял, разве что кубок тот был необычен. Правда, при известной сноровке изготовить его тоже было нетрудно – ни гравировки, ни инкрустации, гладкий и простой. Вот разве что изумруд!
Тот изумруд не давал Филю покоя. Такой камень стоил как целый корабль. Мальчик со вчерашнего дня раздумывал, как выведать у Ирения, где он его добыл. Может, там ещё осталось? Стать владельцем корабля и снова выйти в море, сбежав из этого места, населённого скорбными на голову людьми, которым даже не знаешь, когда верить, – это будет здорово!
Надо только дождаться семейку, исполнив клятву, превратившую Филя в нечто вроде живого оберега. Раньше нельзя – он проворочался полночи, но не сумел на это решиться. Что-то зацепило его в вынужденной клятве, и теперь при одной мысли о побеге у него холодело в груди.
Ладно, два дня ничего не меняют, подумал он. Так и быть, он просидит тут сколько нужно, охраняя Эшу со стриженными под мальчишку волосами и ногами, похожими на червяков. Старше его почти на три года, она даже в росте отставала от него.
– Ирений наш первейший лучник, – отозвалась Эша, уловив на лице Филя непонимание. – Мастер, который делает оружие.
– А-а! – протянул Филь насмешливо.
Хромой лохматый кузнец знает что-то, чего другие не знают, не будучи цеховым, – в это он не верил. Невероятней была только история про собак, охранявших в Хранилище бассейн с ядовитой жижей, которую здесь называли Сотерисом.
Будто Филь не знал, что они там охраняют. Как бы ни был он измотан борьбой со штормом накануне дня, когда попал сюда, а тяжёлые связки золотых цепей на стенах Хранилища успел разглядеть. Тех самых цепей, что таскали на себе собаки. Да ещё тьму холодного оружия, которым можно вооружить армию.
Эша чего-то недоговаривала, как все они. Сначала Габриэль, потом Руфина, теперь ещё она. Отец предупреждал Филя остерегаться сумасшедших, а здесь все были сумасшедшими. Одним словом, влип Филь, как никогда ещё не влипал. Он поймал себя на мысли, что думает это на местном языке, и разозлился. Уже и в голову ему они залезли!
В жарком воздухе дрожало марево, но в кузне было прохладно. Эша показала на длинную железяку в углу, закрученную в поросячий хвостик.
– А вот эту я сотворила!
– Брешешь! – выпалил Филь.
Девочка сдвинула облезлые брови.
– Филь Фе, выбирай выражения!
– Какой я тебе Филь Фе? – взвился он. – У меня есть своя фамилия!
– Филь Фе, – перебила Эша упрямо. – Тебя не заставляли произносить клятву. Так что, пока мы не соберёмся опять, ты полновластный член семьи. А в настоящий момент ещё и хозяин замка, за исключением Хранилища. Не веришь – дай приказ собакам, они его исполнят.
Проглотив возражения, Филь пробормотал:
– Вот ещё, ради трёх дней менять фамилию!
Он схватил клещи, стоявшие у бочки с салом, и вышел во двор. Эша склонилась над кучей угля, насвистывая что-то.
– Охраняй! – сказал Филь встретившейся ему собаке, мотнув рукой в сторону кузни.
Вильнув обрубком хвоста, пёс послушался. Мальчик поймал себя на мысли, что почти не удивился.
Вернувшись с добытым из плахи наконечником, он застал Эшу за странным занятием: она сгребала лопатой уголь в сторону:
– Вот хорошо, что ты пришёл. Подержи открытой дверь, а то я не вижу!
Пыхтя и потея, она орудовала лопатой как заправский землекоп.
– А что ты делаешь? – спросил Филь, ставя клещи на место. – Ищешь получше кусочек для рисования? Так это маленькая куча, на кухне куда больше!
Он хотел забрать у неё лопату, но Эша ему не дала. Утирая пот с чумазого лица, она пропыхтела:
– Я сама! В страданиях душа совершенствуется. Правда, лицо от этого выглядит неважно…
Она отшвырнула лопату и воскликнула:
– Нашла!
Эша расчистила руками освободившееся пространство, и глазам детей предстал квадратный люк, закрытый деревянной крышкой. Филь задрожал от волнения: под крышкой был потайной ход, что ещё там могло быть? Кузнец устроил его, чтобы выбираться незамеченным из замка.
В следующий миг поток мыслей захлестнул мальчика. Зачем кузнецу это делать? Никто не станет маскировать ход, не будь у него чего-то на уме. А может, Прений – контрабандист? Хальмстем запирают на ночь, а днём новых входящих проверяют жезлом Арпонисом. Габриэль рассказывала, что от него ничего не скроешь. Или Прений задумал стащить что-нибудь? Или хранит там что-то, что надо держать подальше от чужих глаз. Вот здорово, если он хранит там драгоценные камни!
Эша приволокла лом от ящика для отжига и с помощью Филя воткнула его в щель в полу. Мальчика посетила очередная мысль, и он так приналёг на лом, что люк выскочил из углубления как пробка. Тяжёлый лом юркнул в дыру.
Из-под пола кузни послышался треск и глухой удар. Эша сняла с полки кусок гамура. Смола оказалась старая и давала совсем мало света. Дети осторожно спустились в подпол по лестнице, одну из перекладин которой сломал лом.
– Всыпет нам Прений, – заметил Филь мимоходом, – прямо этой сломанной перекладиной.
Мысль, что теперь можно дать дёру, едва семейка въедет в замок, заставляла бурно биться его сердце.
– Не всыпет, – отозвалась Эша. – Я склонна полагать, что права и ответственность идут рука об руку, так что ты сейчас хозяин, проверяющий владения. В крайнем случае я поведу бровью, заломлю руки и дрожащим голосом попрошу прощения. Я не столь беспомощна, как моя единоутробная сестрица! Тебя что, расстроила сломанная лестница? – спросила она, заметив, как Филь, оглядевшись, спал с лица, поняв, что обманулся в своих ожиданиях.
Никакого прохода здесь не было. На земляном полу валялась прикрытая рогожкой незаконченная поковка, на которую упал лом. На стене в кожаных петлях висели пять Арпонисов – непременный атрибут местных пастухов. У другой стены приютилась полка с выложенными на ней хлебцами кузнечных сплавов. Больше в тесном подполе ничего не было.
Холодными пальцами Эша взяла мальчика за руку.
– Филь, под нами скала, в ней ничего нельзя прорыть, – проговорила она успокаивающе. И добавила, едва тот дёрнулся спросить, с чего она взяла, что он ищет что-то такое: – Я давно догадалась, что ты хочешь удрать.
Эша не отпускала его, и Филь вырвался сам.
– Ничего я такого не хочу! – воскликнул он раздражённо. Он утерял настроение, а её слова только сильнее разбередили ему душу. – Пошли отсюда!
Однако девочка зачем-то присела у полки, разглядывая хлебцы сплавов.
– Подожди минутку… Этот сделан в Голконде, – пробормотала она. Помяв в ладонях гамур, она глянула на клеймо соседнего. – А этот вутц из Пуланта. Хм, дорогие игрушки у нашего кузнеца! Однако хотелось бы мне знать…
– Пошли, говорю! – не выдержал Филь.
Эша не слушала его. Продолжая бормотать, она ходила от одного вутца к другому. Филь выбрался наверх и, нетерпеливо притопывая, наблюдал, как она методично осматривает поковку под лестницей, затем накрывает её рогожкой.
– У меня заволокло тучами место, которое думало и понимало, – рассеянно проговорила она, поднимаясь наверх и помогая Филю поставить люк на место. – Зачем он тогда зажигает горн по ночам?
Мальчик взялся за лопату.
– Откуда знаешь?
– А я страдаю бессонницей, – ответила Эша, прислонясь к косяку, – говоря в тонких линиях, не углубляясь. Так что ночная жизнь Хальмстема для меня не секрет. Не то чтобы Ирений скрывался, но однажды я заметила, как он сгребает уголь в сторону и лезет в подпол.
– Придумаешь невесть чего, – бросил Филь, размышляя, чего теперь ждать от неё, когда она разгадала его намерения. – Он делал кубок по заказу твоей матери.
Филь решил, что проведёт эту ночь на Дозорной башне. Едва семья покажется на дороге, он убежит, прежде чем Эша разболтает им обо всём. Глаза девочки тем временем подозрительно сузились.
– Кубок? А какой кубок, ты видел?
– Большой и зелёный, – брякнул Филь первое, что пришло в голову: Эша мешала ему думать.
Девочка поскучнела. Она стряхнула чёрную пыль с рук и подвинула сандалией пропущенные им куски угля.
– Что ж, тогда не грех пообедать, а затем посетить Хранилище, – вздохнув, проговорила она разочарованно.
– Зачем? – воззрился Филь на неё.
Он прислонил лопату к стене, и они вышли в полуденную жару. Известняк, выстилавший двор и стены замка, казался ослепительно белым. Со стороны подъёмного моста доносился густой храп.
Эша хихикнула:
– Вынуждена признать, что использую тебя, дабы разрешить накопившиеся у меня загадки. Всё лучше, чем плевать в потолок. Тем более что это занятие порой здорово наскучивает, впрочем, как и битьё мух.
Она замешкалась, повернулась и заступила Филю дорогу. Жутковато-пристально шаря глазами по его лицу, она сказала:
– Ты совсем меня не слушаешь, ты по-прежнему занят своим побегом! Не ломай голову, я знаю, как тебе помочь. В Хранилище стоит ящик, куда отец запер мой Открывающий Путь, мы заберём его оттуда, и я открою тебе Врата. Ты откуда родом?
– Из Кампании, – ответил Филь, сражённый её проницательностью.
– Я открою тебе Врата, – кивнув, повторила Эша. – И ты окажешься у себя дома.
Филь растерялся: с чепухой от Габриэль и Руфины это не было связано. Эша знала, что говорила, и этим ставила его в тупик. Он ещё ни от кого не слыхал здесь о Вратах.
– А что такое «Врата», как это? – выпалил он. – И как это я вмиг окажусь дома?
Эша довольно улыбнулась:
– Об этом мы поговорим за обедом!
Кухонный стол покрывали останки копчёной селедки, павшей жертвой солдат, которые храпели теперь на главном крыльце. Пообедав варёными яйцами, двумя последними селёдками и хлебом, дети поднялись на Главную галерею.
– От такой еды спятить недолго, – раздражённо проворчал Филь, прислушиваясь к бурчанию в своём животе. – Зачем вы отпустили поваров?
Вечный недостаток еды выводил его из себя. Её завозили с Бассана, однако, будь строители Хальмстема посообразительней, они могли бы отодвинуть восточную стену вглубь горы подальше от замкового корпуса, а на освободившемся месте разбить огороды, которых Хальмстему сильно не хватало.
– Кухня здесь меняется раз в месяц, так заведено, – безмятежно ответила Эша. – Не переживай, завтра они возвращаются! Ты поешь как следует, потом я выведу тебя за мост, зажгу Врата и ты вернёшься к себе домой. И вяленое мясо тебе не понадобится, – ухмыльнулась она.
Филя как громом ударило: знает! И о мешке она знает. Не-ет, с этой девицей надо быть настороже, рано он развесил уши!
Когда они подошли к дверям Хранилища, охранявшие его псины встали и оголили клыки, но угрожающего рычания не последовало. Дети осторожно шагнули под купол помещения.
Посередине зала находилось каменное, покрытое барельефом кольцо шагов пятьдесят в поперечнике. Кольцо было высокое, Филю по плечо. Внутренность его была заполнена густой серебристо-голубой жидкостью, тем самым Сотерисом. На полукруглых стенах зала висело оружие всех видов и размеров, а также собачьи ошейники в виде свитых вместе широких колец жёлтого металла. Это было не золото, как сообщила Эша за обедом.
Освещать Хранилище не было нужды – Сотерис давал достаточно света. Свет был холодный, непохожий на свет факелов, освещавших тоннель, который начинался на противоположной стороне бассейна.
Едва Филь завидел тоннель, по коже мальчика побежали мурашки: на том конце была дверь, через которую он проник в Хальмстем месяц назад. Не чуя под собой ног, Филь рванул туда.
Он успел позабыть, какой длинный был этот тоннель. Добежав до его конца, он дышал, как загнанная лошадь. Подобную работу могли провернуть лишь демоны, тут он не сомневался в словах Эши. Однако «дверь», которую они же когда-то соорудили, оказалась заперта.
Перед Филем была каменная стена, которая съехала в тот день в сторону. Что ж, проверить её требовалось, отрицательный результат – тоже результат. Филь внимательно оглядел невинную на первый взгляд стену и зашагал назад.
Эша сидела, поджидая его, на краю каменного кольца и болтала ногами. В руках она держала маленькую морскую раковину.
– Ничего не поняла, – сказала она, завидев Филя. – Где собака зарыта, что послужило толчковой ногой для твоего бегства… Осталась в смятении!
Он против воли улыбнулся:
– Проверял, надёжно ли заперта Граница!
Эша спрыгнула на пол, хмыкнула и направилась к выходу.
– Две копчёные селёдки, одно яйцо и полхлеба питают тело, но не способствуют остроте ума! Какую часть из моей речи на кухне ты пропустил? Или я не говорила, что Внутренняя Граница откроется теперь только в следующем году?
Филь почувствовал, как его уши заливаются краской.
– Однако проверить-то стоило!
– Филь Фе, – бросила ему Эша через плечо, выходя в залитый солнцем коридор, – ты прирождённый Фома Неверующий. Когда-нибудь ты жестоко за это поплатишься!