На склоне, высоко над хижиной, росла кривая сосна. С одной стороны ее ветки опускались до земли. Янис на четвереньках подполз под дерево и сидел, сжавшись в комок, у самого ствола.
Зря он ушел. Теперь Схенкельман может там хозяйничать как хочет, и никто ему не помешает. Может совать свой нос куда ему вздумается. Возьмет и перебьет все бутылки для зелья. Или выгребет последние остатки каши. Или самое страшное: повалится на кровать и заснет, положив свои грязные сапоги прямо на кроличье одеяло. Но что бы он там ни вытворял, Янис отсюда не уйдет. Схенкельман слишком много говорит. Он засоряет твою голову словами, пока ты не сойдешь с ума. Тут, наверху, спокойнее. Янису нужно собраться с мыслями. Он знает, где правда. Он знает, откуда он. Фрид никогда этого не скрывал: он рассказывал, что произошло, когда Янис его просил, а иногда, если все дела были сделаны, и сам заводил этот разговор.
Во время своих странствий пришел Фрид в одну деревню и услышал, как плачет младенец. Вокруг стояло невероятное запустение.
– Какое такое невероятное запустение? – спросил как-то Янис.
Дело было зимним вечером, они сидели у очага.
Фрид понизил голос:
– Такое запустение, какое бывает, когда Великая хворь своим поганым дыханием пройдется по домам. Она обгладывает людей дочиста, малыш. Начинает с носа и пальцев и не останавливается, пока не сожрет человека целиком.
– Но не меня.
– Ты тогда был на один зубок. Маленький и тощий. Но сейчас… – Фрид перешел на шепот. – Сейчас нам нужно быть осторожными. Ты теперь не только кожа да кости, у тебя вон и жирок кое-где появился.
Янис потрогал свою руку. Нащупал кость, и мясо, и кожу, совсем тонкую: Великой хвори не составит никакого труда прогрызть ее насквозь.
– И посреди этого невероятного запустения лежал ты, – произнес Фрид уже обычным голосом. – Я не знал, чей ты. В деревне все умерли, всех покосила Великая хворь, так что спросить было не у кого. Я спрятал тебя к себе под одежду, чтобы согреть. Нужно было что-то делать, ты обессилел от голода, я боялся, что ты уже не очухаешься.
– И тогда ты встретил Берту.
– Да, – кивнул Фрид. – Нам повезло. Я шел полдня, может больше, и встретил Берту. Она тоже скиталась, со своим ребенком. Берта сказала, что покормит тебя, если я назову твое имя. Я назвал первое имя, которое пришло мне в голову.
– Янис, – сказал Янис.
– Именно, – согласился Фрид. – Ты получил сразу и имя, и грудное молоко. Она покормила тебя в тот день, и на следующий, и еще много дней, пока ты не научился есть твердую пищу. Берта была очень милая, и здоровьем ее господь не обделил. Я бы и дальше продолжал путь с ней вместе, но она решила по-своему. Она всё время приглядывалась к моему носу. Всё искала первое пятнышко, с которого начинается Великая хворь. Каждое утро требовала показать руки. И пересчитывала пальцы. Прошло несколько месяцев, и однажды она собрала свои пожитки и ушла, прихватив собственного ребенка. Что ж, она права. Поодиночке больше шансов выжить. – Фрид не отрываясь смотрел в огонь. – Твои отец с матерью тоже это знали, – произнес он наконец. – В одиночку у тебя больше шансов. До них дотянулась Великая хворь, и они оставили тебя одного. Так они спасли тебе жизнь.
– Это ты спас мне жизнь.
– А это уже случайность, – возразил Фрид.
Янис прислонился к стволу сосны. Он был сухой и сучковатый. Как всё начиналось, Янис слышал только от Фрида. Это не настоящие воспоминания. Это воспоминания о словах. О рассказанных историях.
Первые настоящие воспоминания были не такие ранние. Дом с красной дверью. Там они с Фридом жили вдвоем. У них была кое-какая скотинка: пятнистая свинья и ослик. Лока тогда уже тоже у них была. Дом стоял в горах, а перед ним раскинулся луг. Янис помнил запах свежескошенной травы. И что на лугу паслись две овцы.
Однажды им пришлось в спешке всё бросить и бежать. Великая хворь перекинулась на долину, сказал Фрид. Нужно было торопиться, поэтому вещей взяли совсем немного. Долго шли по лесу, много дней. Поздно вечером Фрид разворачивал шерстяное одеяло, и они спали, прижавшись друг к другу. Лока клала голову Янису на ноги. Ночи были короткие, а как только рассветало, они снова пускались в путь. Несколько раз им попадались жилища. Тогда Фрид ускорял шаг и продолжал идти, пока дома не оставались далеко позади.
Янис всё спрашивал, почему же они не взяли ослика. Сильно уставали ноги, и лучше было бы ехать верхом.
– Ослики слишком шумят, – отвечал Фрид. – Нельзя, чтобы нас услышала Великая хворь.
– У нее, что, уши есть?
– Вот такие, – Фрид развел руки далеко от головы, показывая, где у хвори кончаются уши.
Лес кончился, и началась голая пустошь. Они шли мимо озера. Было пасмурно, вода казалась черной. Потом опять был лес и горы. Шерстяное одеяло истончилось, по ночам они дрожали от холода.
Однажды промозглым вечером они вышли к узкой тропе над ущельем. Впереди шел Фрид, за ним Янис, сзади Лока. Янис шел по краю пропасти мелкими шажками, вплотную прижавшись в скале. Внизу бурлила река, ущелье заполняли шипящие и ревущие водовороты. Янис плакал, но Фрид его не слышал. А потом было самое страшное. Они подошли к созданной самой природой арке над водой – каменному мосту, перекинувшемуся на ту сторону реки. Ухватиться было не за что, не было ни перил, ничего, только тоненькая перемычка меж двумя отвесными скалами.
– Не смотри вниз! – прокричал Фрид. – Просто иди вперед!
Конечно же, Янис посмотрел вниз. А то как бы он знал, куда ставить ноги? Он покачнулся и расставил руки в стороны, чтобы удержать равновесие. Узкая арка выгибалась над водой – сначала вверх, потом вниз, к тому берегу. С той стороны в ней были высечены грубые ступеньки разной высоты.
В начале спуска Фрид остановился и протянул руку.
В этот момент Янис почувствовал, как его подошвы соскальзывают вниз.
Фрид схватил его и стащил с моста, а потом прижал к себе.
Янис вывернулся из объятий. Ему хотелось поскорее отойти от пропасти.
С этой стороны тропинка уходила в лес – узкий протоптанный след между деревьями. Еще долго до них доносился шум воды.
В глубине леса Фрид наконец развернул одеяло. Янис вслушивался в неясный шум – может, из ущелья, а может, от ветра. А потом прижался к Фриду и уснул.
На следующее утро с первыми лучами солнца они снова выдвинулись в путь. Фрид продолжал идти по узкой лесной тропинке – сначала она лишь слегка забирала вверх, потом стала круче. Был уже день, холодный, с моросящим дождем, когда они одолели последний отрезок пути и оказались на уступе скалы, где стояла хижина.
– Тут и останемся, – сказал Фрид. – Великой хвори и в долине хватит кем поживиться. Что ей дела до одного мальчика, не полезет она за ним на гору. Но и приманивать ее сюда мы тоже не будем, малыш, так что носа со двора не высовывай. Лесная тропинка для тебя под запретом. Ты не будешь ходить ни в лес, ни к ущелью.
Янис хотел было открыть дверь в хижину.
– Ты слышал, что я тебе сказал? – спросил Фрид. – Повтори.
– Не ходить по тропинке.
– Если увижу, что ты всё равно идешь в ту сторону, получишь у меня.
– Что получу?
– Парочку оплеух, – пояснил Фрид. И помахал рукой, чтобы показать, как это выглядит. Его рука опустилась на голову Яниса. Получилась не оплеуха, а как будто он его погладил.
– Если будешь себя вести, как я говорю, – сказал Фрид, – Великая хворь нас не найдет. – Он показал на склон горы над хижиной. – Вон туда, наверх, тебе можно ходить. Там спокойно. Ни одной живой души, куда ни глянь.
На мрачном каменистом горном склоне было всего несколько деревьев да клочок зелени. Вершину окутывала серая дымка.
– Обещай мне, – сказал Фрид, – не ходить в лес и к ущелью.
Янис пообещал.
– Повтори всё вместе, – потребовал Фрид.
И Янис повторил:
– Не ходить в лес и к ущелью.
Фриду в лес ходить было можно. Он старый и жесткий, Великая хворь таких не любит. Таких, как он, жестких и вопреки всему уцелевших, было еще несколько. Они организовали себе по ту сторону ущелья секретное место для мены. Один клал на землю что-то свое и отходил, а другой это поднимал. Друг к другу они не прикасались – хоть вкуса в них и мало, а поберечься не мешает.
Янис никогда не забудет, как Фрид ушел на обмен в первый раз. Янис тогда еще не умел следить за огнем в очаге. Когда огонь потух, ему пришлось есть остатки холодной ячменной каши. Перед уходом Фрид рассказал ему, как осторожно ведут себя детеныши косули и зайчата. Так что из дома Янис выходил только по крайней необходимости. Он выливал горшок и стрелой летел обратно в хижину, к своей кровати. Через четыре дня вернулся Фрид с хлебом, смальцем и парочкой только что пойманных кроликов. Тогда он и начал шить кроличье одеяло. Сначала это была всего лишь узкая полоска меха.
Янис уже долго пробыл на скале над хижиной. Пора было спускаться. Схенкельман там один, мало ли чего он успел натворить за это время.
Но Янис медлил. Великой хвори не существует, сказал Схенкельман. «Существует!» – хотел бы ответить Янис, но вдруг бы Схенкельман спросил: «А где?» Или: «А кто ею болел?» Янис никогда не видел человека, у которого бы не хватало каких-то частей тела. Ни в долине, ни по дороге к хижине. Ни одного человека. Всё это он слышал только от Фрида: о людях без пальцев, или с наполовину объеденными пальцами, или без носа. По дороге ни один больной им не встретился. Да, но ведь именно этого Фрид и добивался – обходить Великую хворь и людей стороной, как можно дальше.
Всё это ложь, говорит Схенкельман. Фрид, мол, просто врал, запугивал Яниса. Но кто точно умеет врать, так это сам Схенкельман. Зачем он поднялся наверх? Тащился в такую даль, да еще с двумя осликами? Скорее всего, он из тех менял. Приперся сюда за ложками и целебным напитком. Дождался, пока Фрид уйдет, чтобы взять, что ему нужно, и ничего не оставить взамен.
Янис на четвереньках выполз из своего укрытия.
– Схенкельман! – крикнул он. – Не вздумай ничего трогать!
Снизу раздался крик осла. Схенкельман вышел из тени за сараем. Он вел за собой коричневого ослика. У границы леса он остановился. Посмотрел вверх и поднял руку.
– Эй! – крикнул Янис.
Схенкельман скрылся в лесу.
– А ну стой! – крикнул Янис. Он стал торопливо спускаться вниз по склону. Из-под его ног выскальзывали отдельные камешки – вслед за ними вполне мог скатиться и он сам. Он перебежал через двор, до конца уступа, до самой тропинки.
Где-то в лесу закричал коричневый ослик, и серый, оставшийся во дворе, отозвался. Янис вспомнил о своем обещании. Не ходить в лес и к ущелью. Он посмотрел на свои ноги, на ботинки Фрида. Коричневый ослик закричал снова, теперь уже дальше.