Апрель
Николай Гумилёв (1886–1921)
15.04.2025
Яркая и трагическая фигура в истории русской литературы, один из основателей и ведущих представителей поэтического направления акмеизм. Родился в Кронштадте, в семье морского офицера и дочери богатого помещика. С ранних лет проявил интерес к литературе и искусству, опубликовав своё первое стихотворение в 17 лет.
Гумилёв совершил несколько путешествий по Африке, которые оказали значительное влияние на его творчество, наполнив его стихи экзотикой, колоритом и приключенческим настроением. Он стал одним из инициаторов создания поэтического объединения «Цех поэтов», куда входили такие значимые фигуры, как Анна Ахматова (его жена на тот момент) и Осип Мандельштам.
Творчество Гумилёва отличается глубокой эрудицией, стремлением к точности слова и яркости образа. В его стихах нашли отражение интересы к истории, культуре, религии, философии, а также личные переживания и размышления о судьбе России и месте поэта в мире.
Николай Гумилёв активно участвовал в литературной жизни начала XX века, был одним из организаторов литературных вечеров, издателем и критиком. Его жизнь оборвалась трагически – он был расстрелян в 1921 году за участие в контрреволюционной организации, посмертно реабилитирован в 1991 году.
Наследие Гумилёва, включающее стихотворения, поэмы, эссе, критические статьи и переводы, оказало значительное влияние на развитие русской литературы и поэзии, а его имя по праву занимает выдающееся место среди поэтов Серебряного века.
Михаил Жинжеров
3.04.2025
Нью-Йорк, США, 76 лет.
Публикуется с 2013 года. Был представлен в разных номинациях и печатался в литературных журналах и альманахах. Несколько раз был в числе победителей международных литературных конкурсов. Автор книг «Рифмой по затылку», «И смех, и слёзы, и любовь», «Из века в век, из страны в страну», аудиокниги «Пегас в бане». Член Интернационального союза писатедей, Российского союза писателей, Пушкинского общества Америки, Литературного клуба Нью-Йорка. За литературную деятельность награждён орденом им. Кирилла и Мефодия, медалями, грамотами, дипломами, памятными призами и подарками. Некоторые произведения переведены на английский, польский, болгарский, греческий, азербайджанский, украинский и китайский языки. На его стихи композиторами Львом Шнейдером и Анатолием Бухманом написаны песни.
Гипнотизёр
Чудеса – там, где в них верят.
Пётр Николаевич, бывший врач-психиатр, а ныне пенсионер, проживал в маленьком городке, где его очень уважали. Носились слухи, что он был гипнотизёром и под воздействием гипноза мог заставить выполнить любое своё желание или каприз.
Жил Пётр Николаевич с женой, Виолеттой Владимировной, скрипачкой, в небольшом, но красивом и уютном домике с садиком на тихой улице. Детей не имели. Пётр Николаевич любил дружеские компании, свою машину и рыбалку. Виолетта Владимировна любила музыку и книги. Кроме того, в своём садике старики выращивали цветы. По вечерам они сидели на веранде и любовались цветником. А любоваться было чем. Летом радовали глаз небольшой розарий, пионы, гладиолусы, тюльпаны. В мае цвела сирень и фруктовые деревья, осенью – георгины, каллы, астры, петуния, флоксы.
Но однажды старики увидели у себя в садике кур с соседнего двора. Куры топтали цветы и что-то клевали.
– Петя, они вытопчут все цветы, – всполошилась Виолета Владимировна.
– Да, куры в цветнике – как слон в посудной лавке, – резюмировал Пётр Николаевич.
Он прогнал кур и пошёл разбираться с соседями. Дверь долго не открывали. Наконец донёсся пьяный голос: «Открыто». Пётр Николаевич зашёл и остановился на пороге. Запах самогона ударил в нос. В гости к соседям пришли Петро, строитель, и Лёха, шофёр нефтебазы. Застолье было в самом разгаре, когда появился возмущённый сосед.
– О! Гиппотизёр, – обрадовался Лёха. – Васька! Наливай ему штрафную.
– Я не пью, – Николай Петрович остановился у двери.
– Не пьёшь, интеллигент проклятый, брезгуешь рабочим классом, – Василий, хозяин дома, агрессивно приподнялся, но сил встать у него не хватило. В дискуссию вступила Верка, его жена. Из её монолога разобрать можно было только маты.
– Тихо, – вступил в беседу наиболее трезвый собутыльник Петро. – Он гипнотизёр, заставит тебя дом поджечь или закодирует и ты пить больше не сможешь.
Василий с опаской посмотрел на соседа:
– Да нет, не может быть, как это пить не смогу, а жить как же? Ну ты, гипп, гиппо, короче, чего явился, если не пьёшь?
– Да вот куры ваши топчут цветы.
– Ишь ты, цветочки, перебьёшься. Куры – тоже живые, что ж им и погулять нельзя? Вали отсюда, гипотизёр, пока я добрый.
Пётр Николаевич повернулся и пошёл домой. Он осмотрел ограду. Заборчик был невысокий, и курам ничего не стоило взлететь на него и перескочить на соседний двор. Пётр Николаевич задумался. Переделывать забор ему не хотелось.
На другое утро Пётр Николаевич достал спиннинг и насадил на крючок дождевого червя. Забросив леску в цветник, он сел на веранду и стал ждать. Вскоре появились куры. Они начали просеивать цветы в поисках чего-нибудь съедобного. Вдруг одна курица клюнула приманку. Она дёрнулась и крепко села на крючок. Пётр Николаевич начал потихоньку сматывать леску. Курица задрала голову и двинулась к нему. В это время через ограду заглянула соседка. Она увидела соседа, внимательно глядевшего в глаза курице, и курицу, задравшую голову вверх и медленно идущую к веранде.
– Свят, свят, – заголосила Верка. – Гипнотизёр проклятый.
Она выгнала кур из сада и убежала в дом. Вскоре к Петру Николаевичу зашёл Василий.
– Так ты что, и правда этот… как его, гипотизёр, и можешь сделать так, что я пить не смогу? Ты на нас не сердись. Мы люди тёмные. Вот тебе бутылка, может разопьём? Ааа, не пьёшь… ну ладно, только не надо нас гипотезировать. Курицу забери себе за то, что она цветы топтала, а другие к тебе больше не придут.
Слухи о гипнотических способностях Петра Николаевича быстро распространились среди соседей. Теперь его уже не только уважали, но и боялись.
– Вот сделает так, что мы пить не сможем, – говорили они между собой. – Что же это за жизнь будет?
Далёкие друзья
Как много злобы в этом мире,
Предательства и эгоизма.
Прицельно бьют, как будто в тире,
По самым преданным и близким.
Как много в этом мире горя,
Тоска сжимает, словно клещи.
Укоры, сплетни, наговоры
И хамство батогами хлещет.
Как много в мире одиноких.
Желанье высказаться гложет.
Но некому, как будто проклят.
И только должен, должен, должен.
Но вдруг среди чужих и прочих
Привет приходит издалёка,
Как лучик света тёмной ночью,
Как парус в море одинокий.
И не страшны ни мрак, ни ветер.
Есть близкие в пространстве зримом.
И счастье – жить на белом свете,
И каждый миг неповторимый.
Утро
Я приду к тебе на рассвете,
У постели твоей постою.
Ты милее мне всех на свете,
Я тебя очень сильно люблю.
Ты так долго не можешь уснуть,
Засыпаешь только под утро,
Твоя мерно вздымается грудь,
Нежный стан в одеяло укутан.
Твои губы чуть шевельнулись,
Что-то снится тебе, понятно.
Теперь ты слегка улыбнулась.
Сны твои, видно, приятные.
Может быть, дети и внуки