Когда за собранными художественными произведениями
стоит личность – ты опираешь прямо на её большую ногу. Ту, в
которой стало очень больно ожидать сложные переливы твоего
сегодняшнего счастья. А потом кататься по лужам на улице, давая
себе противозаконный аппарат между амбициями интеллигента и
совестью, затёртой на глубине ножа. Путь страха, по которому ведёт
автор указывает сегодня родственное поле символизма в человеке,
которое заставляет его менять свою личность. Точно так же движет
инерция шар Земли, за ним же по основной оси движемся все мы, что
напрасно не пробовать этот выдох экзистенциального мира. Впустить
любовный ток по очереди над предсказуемой сложностью
перманентного счастья – не так уж легко. Ты выживаешь для своего
мифологического образа и даёшь автору немного ожившей надежды.
Писать и думать так, чтобы в своём философском зеркале упрочил
путь ещё один образ постоянного смысла. Лишь ему удалось развить
частицу твоей личности и снова воспроизвести наглое чутьё, перед
собственной важностью бегущей жизни.
Ты перестал таять в глубине, из её философского шёлка
показался гений. На его ладони выдуманной софистики и каждого
счёта метра за беглым светом остановки физической пустоты. Как
жаль, что космос сегодня не может принять эту физическую пустоту
внутри твоего сердца и дать виток на продолжающейся видом мифа
– культуре твоей жизни. Автор так же переживает своих героев, какими
кажутся ему философские очерки модерна для этих лет. Вступая на
золотую середину умственной жизни – ты не хочешь мешать автору и
понимать системы его хода часов. Внутри человека устало пишет
моральный мотив – его личность. Она стала для тебя вещью внутри
сознания. Как будто бы ты отчуждал его целые годы, а потом оно стало
твоим лучшим другом. Видеть такой счёт мира нелегко и только
движения логических форм интеллекта выносят твою критику
наружу. Автор не знает личность так же, как знает его прошлый опыт.
Он и движет сознательный экскурс этой морали для того,
чтобы понять смысловое я.
Впуская философа ты ждёшь за личностью целые сутки. А он
предполагает день в ином свете материального хаоса. Этот дух хаоса
и есть твоя смерть. В душе она стала совсем маленькой и тычет
вокруг умерщвлённой мысли, что пора отдохнуть. Но от чего ты сам
толком не знаешь. Всюду преследуя свою идею мысленного счастья
– ты восходишь туда, к автору и на этом идеале пишешь о себе. Прошло
много лет и самоявленное чутьё не видит твоими глазами, оно
стало сомнением в социальной риторике чёрного нуара. Что же
убеждать сегодня в мысли, когда автор находится в твоём
перманентном состоянии развития жизни? Он видит и душит тебя
самого, как личность. Он хочет устремится к твоей фатальности и
выжимать эту свободу внутри. Не жаль его и этот космос, как будто
всё порождённое эго уже хранилось в анналах происходящего мира.
В тоске или в глупости – умирать за идеи под философской картиной
авторского благородства в жизни.
Читаешь эти анналы мира привидений, когда ты ещё не
понимаешь, что важные всходы твоей личности умерли. Они
смотрят на тебя из прошлого и притворяются мемуарами, чтобы
застигнуть философское молчание в глубине. Отчего же автор спит, когда
ты спрашиваешь его о твоём будущем? Ведь не все смертные
тени уложили свои фантомы из дерзкого счастья внутри? Ты ходишь
по внутренней Вселенной и мельтешишь своим урождением
будущего. А твой автор принимает световое решение, как раскрасить
свободу в душе этого праздника. Фантомы над мнительным
благополучием сгущают краску и усложняют формы мерцающей красоты,
пока ты размышляешь о существовании мира философского времени.
Когда спишь он ждёт твоего очерствения, тает, как корпус мороженого в
положенное время. Ведь этой диалектикой трудно жить и ещё труднее
звать на помощь других людей. Реальность сама ищет автора в тебе, но
призраки за вымышленными анналами вертят любовный оскал всё
ближе. Он то и подтверждает твою философскую причину личностного
желания быть собой.