В это утро Разин, собиравшийся на незапланированную встречу с помощником прокурора Глебом Борецким, проснулся с тяжелым сердцем. Позавчера Борецкий позвонил ему домой, хриплым пьяным голосом спросил какую-то женщину и повесил трубку. Значит, что-то поменялось на самом верху, и сегодня они снова должны встретятся на Чистых прудах. Разин стоял под душем и думал о том, что, возможно, сегодня последний день, когда он дышит чистым воздухом свободы. Если Борецкий после колебаний, сомнений и парочки бессонных ночей вышел на КГБ и составил заявление, – а в бумажном жанре он крупный специалист, – то Разина возьмут сегодня, в ту минуту, когда он подойдет к черной прокурорской машине.
Он вышел из дома, прихватив мелочь, и всю первую половину дня провел в разъездах по Москве, но не на машине, а общественным транспортом, делая вид, что поглощен хлопотами о ремонте. В сопровождении было задействовано не меньше полутора десятков оперативников, которые, меняясь на улицах и в метро, вели его и передавали друг другу по цепочке, будто драгоценный кубок. Он побывал в парочке хозяйственных магазинов, купил несколько электрических розеток и выключателей и узнал, когда завезут кабель.
В магазине «Обои» на Профсоюзной улице в продажу выбросили симпатичные образцы производства ГДР, но к появлению Разина очередь уже выползла из магазина и стала быстро удлиняться. Число будущих покупателей давно перевалило за сотню, Разин все-таки решился встать за женщиной в приметном зеленом пальто. А затем отошел на пару минут, завернул за угол, и быстрым шагом направился в сторону метро. В тесноте и сутолоке перехода на станции Площадь Ногина оперативники потеряли его.
Без четверти час он вышел в город из метро Кировская, залюбовался памятником Грибоедову и прошелся по бульвару под слабым моросящим дождичком, останавливаясь возле витрин с газетами. Он увидел, как черная прокурорская машина подъехала и остановилась на старом месте. Разин повернул обратно, перешел улицу, оказался возле билетных касс театра «Современник», постоял, поглядывая на часы, будто хотел выкупить заказанные билеты. Снова спустился на тротуар и пошел обратно к метро, свернул в переулок и бесцельно побродил еще минут десять, окончательно убедившись, что его никто не сопровождает.
Он перешел проезжую часть, свернул направо и остановился в двадцати метрах от черной прокурорской «волги», делая вид, что смотрит на часы. Затем подошел к машине, открыл заднюю дверцу. Мужчина, сидевший на другом краю дивана, кивнул. Разин забрался внутрь и поставил сумку на колени.
– Простите, что опоздал. Меня пасут очень плотно. С каждым днем все труднее оторваться.
– Я отпустил водителя на час. А пока ждал, почитал американский детектив. Мое время попусту не пропадает.
Разин обвел взглядом салон машины.
– Не беспокойтесь, здесь можно разговаривать, – сказал Борецкий.
– Лучше пройдемся. Отличная погода.
Борецкий подхватил шляпу. Они перешли дорогу и оказались на аллее, пустой и серой. Как и в прошлый раз, дул ветер, снова собирался дождик.
– Когда-то здесь я гулял с девушкой, – вздохнув, сказал Борецкий. – Она была старше на год. И, кажется, никогда не воспринимала меня всерьез. Но ходила со мной гулять и ждала, когда я наберусь смелости и ее поцелую. Я жил на Фрунзенской. А она жила тут недалеко. Я доезжал до метро Кировская. Мы бродили и разговаривали о пустяках или планы строили… Она была красивой девушкой из хорошей семьи. На нее заглядывались взрослые мужчины. Не верится, что все это было со мной. Смелости я так и не набрался… Посмотрела бы она на меня сейчас: старый бюрократ в очках и шляпе.
– И у меня была похожая история, – засмеялся Разин. – Я тоже гулял с девушкой, на которую заглядывались взрослые дяди. И, разумеется, у нас ничего не получилось. Только гуляли мы не здесь, в Сокольниках.
– Лирическое отступление закончено, теперь к делу, – сказал Борецкий. – Не буду вас долго томить. Передайте Платту, что есть добрая новость. Генеральный еще раз внимательно изучил материалы. Плюс несколько экспертных заключений о ценности того или иного изделия и его фотографии. Я говорил Платту, когда мы встречались последний раз, что у начальства возникнет интерес к этим фактам.
– Почему, что изменилось?
– Не знаю. Но прокурор принимает решения самостоятельно. Не слушает советов. Если эти советы не исходят от первых лиц страны. Он чувствует обстановку и знает, когда делать ход. Я ждал этого решения, но, честно говоря, полной уверенности не было. И вас не хотелось авансом обнадеживать.
– Значит, лед тронулся…
– Теперь я чувствую азарт, – Борецкий потер ладони. – Ну, будто я на утиной охоте, осень, холодно, рассвет, я сижу в лодке… Подсадная готова. Ожидание затягивается… И вот-вот из-за камышей появятся утки. Это такое чувство, не описать словами. Вы охотились когда-нибудь?
– В основном охотились на меня, – ответил Разин.
– И каковы результаты? – усмехнулся Борецкий.
– Для охотников – не слишком хорошие. Я жив и пока еще на свободе. Но везение может кончиться.
– Ну уж нет. Надеюсь, что профессиональная осторожность вас не подведет, – улыбнулся Борецкий. – Так вот, в моем присутствии мой начальник передал материалы следователю по особо важным делам Леониду Ушакову. Это относительно молодой человек, ему всего сорок четыре. Энергичный, с опытом. Он проведет проверку. Все предосторожности будут соблюдены. По итогам будет принято процессуальное решение. Если факты в целом подтвердятся… Ушаков знает, кто вы, ваш телефон и адрес. Но, разумеется, беспокоить не будет. Если возникнут срочные вопросы, сами звоните из автомата после полудня, он будет ждать новостей.
– Что я могу сделать полезного, чем-то помочь?
– Надо подкрепить заявление фактическими материалами. Вы ведь понимаете, когда делу будет дан ход, это будет не просто расследование о злоупотреблениях в конторе, это будет взрыв атомной бомбы. Надо, чтобы доказательная база была железной.
– Что от меня требуется?
– Платт говорил, что у него собран архив. И в нем материалы об изделиях, которые он получал в последние годы. Контора передавала ему, скажем, дорогое ювелирное украшение или иконы, обозначила продажную сумму. Эта цена была гораздо ниже рыночной или аукционной. Желательно, чтобы хотя бы некоторые факты были подтверждены актами экспертизы. Короче: для начала нам нужен архив экспертных заключений. И, желательно, хотя бы несколько изделий, полученных Платтом из конторы, и еще не проданных. Он говорил, что это можно устроить.
– Платт хотел приехать в Москву, как только что-то сдвинется. Он готов дать показания, пояснения. Ему есть, что рассказать.
– Он смелый человек. Спросите, когда его можно ждать. Мы в первое время не сможем предоставить охрану. По приезде организуем его встречи со мной и Ушаковым, но не в здании Генпрокуратуры на Петровке, а где-нибудь на частной квартире. Платт даст показания, которые будут записаны на бумаге и на диктофон. Эти встречи отнимут, может быть, пару недель. Тогда можно будет все оформить, как надо, идти к прокурору и ходатайствовать о возбуждении уголовного дела. Потом наберутся новые вопросы, будут назначены новые встречи. Звоните, как только появятся новости.
Борецкий остановился, попрощался и зашагал в обратную сторону. Разин побродил еще минут десять, сел на лавочку, залез в хозяйственную сумку, вытащил металлическую фляжку, наполненную коньяком. Он отвинтил крышку, сделал пару глотков и подумал, что пойло в самый раз.
В письме Разина, которое Войтех отправил в Варшаву, было сказано, что помощник Генпрокурора Борецкий производит противоречивое впечатление. С одной стороны он, кажется, спокойным и рассудительным, но заметно, что он нервничает.
Во время первой встречи Борецкий сказал, что к встрече с Платтом пока не готов по объективным причинам. Якобы начинать атаку на КГБ сейчас не ко времени и просил взять тайм-аут. Но сейчас передумал. Встретился и сообщил, что в Генпрокуратуре готовы начать проверку фактов. Разин сказал Борецкому, что общий друг скоро приедет.